Политики умирают стоя

Было видно, что Путин испытывал удовольствие от длительных и трудных разговоров на самые разные темы. Можно много рассуждать о том, в какие целевые аудитории он метил, какие сигналы планировал послать, какие черты своего имиджа – отполировать… Все это не имело такого большого значения, как персональное удовольствие Путина от долгих дискуссий, в которых он всегда мог доказать, что находится в превосходной форме. Так было до декабря 2011 года, пока неожиданно не стало понятно: старый формат больше не актуален, страна очнулась в новой политической ситуации, а Путин к ней оказался просто не готов. Но тогда этого не понимали ни он, ни страна. Инерция путинского «курса» столкнулась с глубоким переворотом в сознании наиболее активной части российского общества, начавшего своими массовыми акциями протеста после думских выборов ставить неприятные для власти вопросы.

В декабре 2011 года протесты застали Путина врасплох. Социологи фиксировали странную реакцию на сентябрьскую рокировку. В воздухе висели вопросы, на которые вся страна ждала ответов. Путин возвращается. Это назад в 2000-е или вперед на месте? Что будет с партией власти на фоне создания Общероссийского фронта? Кем был Медведев и не оказался ли бывший президент такой же марионеткой в руках Путина, как все, проголосовавшие за него в 2008 году? Что еще, кроме стабильности, и как жить дальше? Путин вернулся, но с пустыми руками – такое было ощущение у большей части элиты. Он не был способен дать ответы на все эти вопросы не потому, что не хотел. Он не знал. Путинское большинство продолжало молчать, хотя наиболее активные (агрессивные) представители «конформистов» грозились войти с танками в Москву, чтобы защитить нового Путина от лишних вопросов. Нарастала конфронтация. Декабрь 2011 года стал точкой полной растерянности власти: и Путин, наверное, тогда уже ощущал, но до конца не понимал, какие процессы начинают зарождаться в стране. Его впервые тогда освистали в СК «Олимпийский» после боя Джефа Монсона и Федора Емельяненко.

«Вы достали меня уже выборами этими», – огрызнулся Путин, отвечая на вопрос ведущего Эрнеста Мацкявичюса о публикации бюллетеня с избирательного участка в Лондоне с нецензурной надписью в издании «Коммерсантъ-Власть» (кстати, после этого главред журнала был уволен) в ходе «Прямой линии» в декабре прошлого года. «Мы знаем, кто сидит в Лондоне: они хотят вернуться, а пока я здесь сижу, они не могут. Я на них не обижаюсь и даже благодарен, что они вняли призыву и пришли голосовать на выборах», – смеялся тогда Путин. 

Спустя год это уже не смешно. Десятки арестованных по «болотному делу», против Сергея Удальцова, Константина Лебедева и Леонида Развозжаева заведены уголовные дела, похищение с мешком на голове называется «явкой с повинной», «признание» вины на десяти страницах пишется под угрозой расправы над женой и детьми.

Знал ли Путин тогда, в декабре 2011 года, кем станет для него внесистемная оппозиция? «С ними, видимо, придется применять гипноз, как удаву из киплинговского «Маугли», – говорил он. – Есть, конечно, люди, которые имеют паспорт гражданина РФ, но действуют в интересах иностранного государства и на иностранные деньги. С ними тоже будем стараться наладить контакт, хотя часто это бесполезно или невозможно, – сказал Путин. – Что можно сказать в этом случае? Можно сказать в конце: идите ко мне, бандерлоги! С детства люблю Киплинга», – шутил тогда Путин. 

Никто тогда не верил, что это примет масштабы реального уголовного преследования оппозиционеров. Вряд ли тогда понимал это и Путин. Он хотел унизить оппозицию (отсюда и одиозное сравнение белых ленточек с презервативами). Путин пытался сказать, что все это несерьезно, ненадолго, это просто временное помутнение, которое пройдет скоро, очень скоро. Спустя год периферийные и, как казалось для власти, безобидные «бандерлоги» превратились стараниями НТВ в «предателей» и «шпионов» с угрозой реальных уголовных сроков. За это Путину придется отвечать – игнорировать подобные темы в рамках «прямой линии» было бы проявлением трусости.

Но Путин, конечно, трусом себя не считает. Он просто устал. Устал от непонимания, от постоянных оправданий, от необходимости что-то кому-то доказывать. Он не хочет дискуссий. «У меня впечатление сложилось, что и ему скучно, и нам скучно, и мне было скучно, потому что экономическая дискуссия была не острой, и скорее Путин занимался чтением лекций о проблемах российской экономики», – сказал Николай Злобин после встречи экспертов клуба «Валдай» с Владимиром Путиным. Но дело даже не в том, что ему скучно. 

Способность без перерывов отвечать на вопросы граждан своей страны в течение 4–5 часов, как он это делал ежегодно, требует не только высокой компетенции и отличной физической формы, но и глубокой убежденности в своей правоте. Любоваться собой, выглядеть лучшим, быть признанным «национальным лидером» всех россиян – это удовольствие ему уже не по карману. Россия расколота, и выступать на стороне одной части общества означает конфронтацию с другой. Да и не факт, что те, от чьего имени Путин, как ему кажется, выступает, продолжают составлять основу виртуального «путинского режима». Большинство перестает быть «путинским», удерживаясь в рамках политической лояльности узами безальтернативности. Но ведь даже безальтернативность предполагает наличие хотя бы одной исключительной альтернативы. А что, кроме шпиономании, сегодня готов предложить президент? Кризис повестки, кризис форматов и кризис путинской миссии – с таким набором «заслуг» и два часа становятся пыткой. Национальный лидер кончается тогда, когда он раскалывает общество своей страны на конфронтационные лагеря и встает на сторону одного из них.