Sanctus Thomas Aquinas-Святой Фома Аквинский и его философия

 Фома – ученик Альберта Великого, задача его та же, что и у его учителя – интеграция Аристотеля в христианство, она и будет диктовать основные части его системы. Второй путь будет покороче, мы как бы сразу намечаем себе траекторию движения, не отвлекаясь на частности. Вот вторым путем мы и пойдем, тем более, что признанные специалисты в области герменевтики Шлейермахер, Дильтей и Гадамер рекомендуют поступать именно таким образом.

Вспомним, какие темы занимали Альберта Великого.

Отношение философии и теологии; доказательства бытия Бога; отношения Бога и мира. Возможно, что к этому добавим еще некоторые правовые и политические взгляды Фомы, которых у Альберта мы не касались, да и ему самому они были не очень интересны.

Итак, начнем с отношения философии и теологии. Или – если шире – отношения веры и разума в философии и теологии.


Фома исходит из посылки о превосходстве веры над разумом. Вера, разумеется, христианская, разум – тоже. Посылка уточняется. Христианская вера – наивысшая ценность, разум христианина должен быть подчинен вере. Вера указывает путь к богу, и если разум христианина подчинен вере, конечная цель у них должна быть одна и та же. Путей к богу в принципе может быть два. Первый – Бог сам открывается человеку. Когда, где и какому человеку откроется Бог, никому не ведомо. Об этом знает лишь Бог, для человека это чудо откровения. Можно готовить себя к возможной встрече с Богом на пути откровения – пост, молитва, христианское служение и горячая любовь к Богу резко увеличивают такую возможность, но ничто не дает гарантий.

Второй путь – путь разума. В известном смысле он сложнее и дольше, но в каком-то отношении легче. На этом пути Бог не столько открывается, сколько познается, разумеется, до известной степени. Путь разума и путь веры один и тот же путь, разум и вера обязательно на этой дороге встречаются и не встретиться не могут при условии, если все законы разума соблюдены. На пути разума человек чувствует свою интеллектуальную силу, поэтому он привлекателен этот путь и широко популярен. Можно попробовать пойти этим путем и посмотреть, насколько далеко в познании Бога и его творения можно зайти. Путь разума начинается с непосредственной данности чувственного опыта, здесь базируются науки, изучающие природу и науки, отвечающие за некоторые интеллектуальные операции. Науки существуют на двух этажах-уровнях. На первом этаже располагаются геометрия, арифметика, на втором – теория перспективы, теория музыки.
То есть очевидно, что теоретическое знание стоит выше практического и эмпирического, что совершенно понятно, если учитывать средневековую иерархию бытия: выше всего стоит Бог, доступный только умозрению, но никак не чувственному созерцанию. Поэтому и знание умозрительное выше рангом, оно ближе к познанию Бога. Познавательные операции совершаются человеком, душа которого имеет специальные для этого свойства или акциденции. Внешние по отношению к душе объекты оказывают на нее влияние через органы чувств и таким образом душа получает от внешнего мира своеобразную "материю" интеллекта, который вырабатывает понятия о вещах. Эта операция называется абстрагированием, полученные результаты – абстракциями, отвлечениями от всего несущественного в объекте. Абстракции обозначают не столько вещь, сколько ее сущность, таким образом иметь понятие о предмете означает знать ее сущность и уметь отвлекаться от несущественного. Могут ли быть ошибки в выделении сущности, в образовании понятий из чувственного материала. В принципе могут быть, следовательно, должны быть некоторые способы, которые помогают таких ошибок избежать. Для этого должен быть соответствующий инструмент – интеллект, обработанный философией.

Философия пытается постигнуть те характеристики сущностей вещей, которые лежат за пределами чисто чувственного восприятия. Интеллект своей собственной силой извлекает из чувственного опыта эти сущности. Следующая за абстрагированием операция интеллекта – последующее соединение сущности с существованием, то есть с самой вещью. Это тоже умозрительная операция, как бы помещающая сущность в контекст. Интеллект уже не отвлекается от деталей, от несущественного в объекте, но отыскивает место каждой детали. Попутно он имеет возможность установить, насколько правильно выделена сущность, насколько вещь соответствует своей сущности.

Познавательный акт, таким образом, распадается на две фазы: выявление в понятии сущности объекта и возвращение сущности в объект. Познание можно считать завершенным, если выполнены обе фазы, то есть сущность объекта и его существование совпадают в теории. В действительности они совпадают только в одном объекте – это Бог, поэтому Фома называет его "простое бытие".

Сотворенное Богом имеет некоторый зазор между сущностью и существованием - это бытие сложное. Зазор не может не образоваться, поскольку сущность не только умопостигаема, но также идеальна, следовательно, вечна, а материальные вещи временны. Следовательно, сущность и существование в материальных вещах отделены друг от друга, вот и образуется разрыв.


Зазор или как угодно его еще можно назвать. Важно то, что всякая вещь совпадает с собой в своей сущности, но не совпадает в существовании, совпадает с собой в вечности, но не совпадает в длящемся времени. Для понимания этого в сущности-то простого умозаключения требуются некоторые усилия не столько из-за слабости нашего интеллекта, сколько из-за того, что ему (интеллекту) приходится выполнять не вполне обычные операции. Можно провести аналогию с телом. Если попытаться придать телу непривычную позу, то, независимо от ее тяжести мы ощутим некоторое неудобство. Эту аналогию можно продолжить. Если мы день за днем будем принимать непривычную и неудобную позу, то в конце концов она покажется нам и привычной, и удобной, и комфортной. Например, если вы ежедневно будете по несколько минут сидеть в позе камня или отдыхать в позе плуга, да еще каждую неделю увеличивая продолжительность этой позы на 1 - 2 минуты, через несколько месяцев вы будете находить эти позы удобными и комфортными.

Сейчас мы вернемся немного назад, и, установив сущность познания, остановимся на некоторых его деталях. Первая касается того, откуда у человеческой души появляется способность к познанию. Вторая – как мы можем быть уверены, что мы действительно выделяем сущность, а затем движемся в познании от сущности к существованию. Что касается первой детали. Уже в ранних сочинениях Фома обращает внимание на нелепость допущения, будто Бог сотворил человека лишенным способности постигать естественные истины без особой божественной помощи (в августинизме – "иллюминации", просвещающего озарения). В противовес Авиценне и "иллюминационистам"-августинианцам Фома утверждал, что человек постигает то, чего он не знает, светом своего собственного интеллекта и интуитивно постигнутых им принципов, начальных и наиболее общих понятий, которые служат "орудиями" для интеллекта, подобно инструментам, которыми пользуется строитель. Достоверность знания сущности обеспечивается достоверностью знания первых принципов. Умозаключения же признаются истинными, если они сводимы к этим принципам. ) к принципам мы еще вернемся. ТО есть перед нами типичный образец дедуктивного рассуждения. В этом смысле "философия основана на истинах, выявляемых светом естественного разума. Вместе с тем Бог наделяет нашу природу своими сверхъестественными дарами (дарами благодати), но делает это таким образом, что эти дары не разрушают природу, а приводят ее к совершенству. Поэтому свет веры не затмевает врожденного нам естественного света разума. А стало быть, истины философии не могут противоречить истинам веры. В противном случае либо те, либо другие были бы ложны, а поскольку Бог есть творец и нашей природы, и нашей веры, то он был бы и творцом лжи в нас, а это невозможно" - так пишет Фома, и в известной логике ему нельзя отказать.
Следовательно, тезис о враждебности веры разуму неверен. Вера не противоречит разуму, но есть один из видов познания. Она всецело основана на божественном Откровении, чем и обусловлена ее непогрешимая достоверность. Акт вероизъявления – это акт приятия богооткровенной истины на том основании, что она возвещена Богом. Такое согласие со стороны человека, обладающего верой, непоколебимо, однако ему предшествует акт выбора, который осуществляется свободной волей, побуждаемой к этому благодатью. С другой стороны, то, что постигается интеллектуальной интуицией, – например, начальные принципы познания, – обладает естественной убедительностью, и познающий человек не выбирает, соглашаться ли ему с ними или не соглашаться.

Все сказанное не означает, что вера и разум совпадают полностью. НЕ противоречить – не значит совпадать: например, чувства и разум могут не противоречить друг другу. но это не значит, что они совпадают. Вера и разум различаются, как различаются сверхъестественное и естественное, сверхъестественное выше естественного, но они нанизаны, условно говоря, на одну и ту же нитку творения. Таким образом, теологическое знание и философское, даже если они временами расходятся и имеют разные взгляды на сущность вещей, рано или поздно они срастаются в органическое целое, так как и то, и другое проистекают из одного божественного источника. Фома повторяет за своим предшественником Петром Дамиани знаменитую формулу, что философия есть служанка богословия. Наука и философия существуют не для самостоятельных своих целей, а для того, чтобы помогать людям усваивать истины христианской религии. Богословие является самодостаточным знанием, самодостаточной наукой, но некоторые истины человеком могут быть усвоены при помощи не богословского знания, а естественно-научного и философского. Поэтому богословие использует философию и науку, чтобы более доходчиво, наглядно, убедительно показать человеку истины христианского учения. Так что философия и наука существуют постольку, поскольку обслуживают несовершенный человеческий ум, который не может привести человека непосредственно к богопознанию, но для этого есть предварительные ступени – те самые наука и философия. НЕ будем обижаться на принижение науки и философии, богословие тоже не бог весть что. Высокое богословие доступно только Богу. Только он один знает себя полностью и совершенно, человеческое же богословие рангом ниже, оно силится понять, что же Бог имел в виду, давая людям Священное Писание.

Философия и наука полезны не только как подготовительные ступени к богословию, они дополняют собой эту высокую науку и в совокупности они дают более полную истину. Фома приводит такой пример: земля исследуется разными науками и разными методами. Можно ли при этом говорить, что результаты познания будут отличаться на этом основании разной степенью истинности. Нет, они будут друг друга дополнять, но если возникает между ними противоречие, надо отдавать предпочтение более высокой науке.

Точно так же обстоит дело с философией и теологией. Благодаря своим методам, философия может доказывать истинность некоторых положений христианской веры: факт существования Бога, бессмертие души, единство Бога. Но существуют в религии истины, которые превосходят человеческие способности: невозможно рационально доказать существование Троицы, воплощение Иисуса Христа, искупление Христом человеческих грехов, грехопадение – это познается только верой. Это не означает противоразумности догматов, а означает их сверхразумность. Они не противоречат разуму, а превосходят его. Помня же о том, что философия есть служанка богословия. А не наоборот, мы выбираем истины веры.


Таким образом, наука Фомой Аквинским не отвергается. Наука приобретает подчиненную роль, причем эта роль такова, что теология всегда может контролировать истины, которые открываются наукой. Если эти истины противоречат христианским положениям, то церковь должна бы поправить науку и указать ей на более истинную точку зрения. Различие богословских и философских истин находит продолжение в различиях методов, но, заметим, опять-таки не до полного взаимного отрицания. Взаимоотношения и здесь строятся по принципу: мы конечно разные и не совпадаем почти ни в чем, но мы всегда можем договориться, потому что с разных сторон, но мы идем по одной и той же дороге. Итак, о различиях в методе. Богословие исходит из того, что изначально УЖЕ владеет истиной, и исходя из этой истины, обосновывает и доказывает явления мира, исходя из этой истины. Он как бы спускается с горы в долину.

У философа путь противоположный. Он из долины чувственных представлений взбирается на вершину истины, он доказывает истину, исходя из чувственных представлений. Фишка состоит в том, что на вершину истины ведет только одна дорога, остальные ведут в пропасть. Философия есть не что иное как естественная теология, поэтому философу лучше всего держаться дороги, ведущей на вершину и избегать ложных путей, чему должен способствовать правильный философский метод. Фома этот метод сам и демонстрирует. Практически все проблемы, которые им излагаются, начинаются с того, что Фома обращается к т.н. "источниковой базе", то есть рассматривает все известные ему точки зрения, в том числе и нелицеприятные для католической теологии. В этом плане у него существует строгая схема: начинается как бы тезис: “Говорят, что...”, и далее излагается точка зрения, резко не совпадающая с позицией самого Фомы. Потом Фома Аквинский излагает существующее возражение: “Однако, существует мнение, что...”, и далее излагается известное возражение. После этого Фома Аквинский суммируя данные возражения, добавляя к ним свои, излагает собственный взгляд по данному предмету, и после этого этот собственный (истинный) взгляд излагает в форме строгого силлогизма так, что данный взгляд приобретает в глазах читателя положение абсолютно доказанной истины.

Приведу пример такого силлогизма. Надо сказать, отличающегося изяществом и элегантностью. Но в более современном изложении.
Некоторые полагают, что душа телесна (является телом). Душа принадлежит живым существам, а живые существа составлены из материи и формы. Телесность души будет означать, что материя и форма вещи одинаково телесны, но этого никак не может быть, потому что не могут находиться два материальных тела в одном месте – это противоречит и логике, и здравому смыслу. Остается предположить, что форма нетелесна, форма есть душа, следовательно, душа нематериальна – и наше предположение будет подтверждаться как логикой, так и здравым смыслом. Этот силлогизм Фома Аквинский приводит в начале главы 65 книги 2 "Суммы против язычников".

Метод Фомы Аквинского надолго устоится в западном схоластическом мире, и эта строгость к мышлению перейдет через схоластику и в философию нового времени. Отголоски этой философии мы увидим и в философии Декарта, и философии Спинозы, у которых ясность и точность логического вывода будут считаться основными критериями истины философии. Он и сегодня выгодно отличается от не только бессистемных. Но и порой бессвязных "потоков сознаний" современной философии, в которой нередко за оригинальностью изложения скрывается неряшливость мысли.

Изысканность и прозрачность логики Аквината проявляется в следующей теме его философии, которая более всего известна, и даже самый рассамый двоечник про доказательства бытия бога Фомой Аквинским что-нибудь да вспомнит. Итак, вторая тема философии Фомы – доказательства бытия Бога. Их пять. Все доказательства носят космологический характер, т.е. доказательства от мира к Богу. Эти доказательства возможны, поскольку, как говорит Фома Аквинский, все в мире связано причинно-следственной связью. Поэтому если мы видим только лишь следствия, но не видим ее причины, но знаем, что ничто не бывает без причины, то, видя следствие, мы можем заключить о существовании его причины и, познав следствие, можем познать некоторым образом причину. Во времена Фомы наиболее популярным доказательством было онтологическое доказательство бытия Бога, восходящее к Ансельму Кентерберийскому (XI век), но в той или иной форме имеющееся уже у отцов церкви. Суть этого доказательства состоит в следующем: в нашем сознании есть идея Бога, если есть такая идея, то Бог существует. Как нам может показаться, такое доказательство ничего не доказывает, мало ли какие идеи мы можем придумать, в том числе и о несуществующем. Но надо вспомнить платоновскую парадигму мышления: мы вообще ничего не можем придумать, в нашем сознании есть те идеи, которые душа восприняла в мире идей, а в этом мире пустых и бессодержательных идей не бывает. Платоновские идеи суть не что иное как образцы, эталоны реальных объектов, они и сами реальны. Идеи Бога вполне достаточно, чтобы утверждать его существование как идеи. Кажется, очень хорошее доказательство, но Фому оно не устраивает ( сказывается переход от платоновского типа мышления к аристотелевскому). Возражения он высказывает следующие. И заметьте, его возражения как бы примиряют крайности, но примиряют таким образом, что противоположная точка зрения как бы стушевывается сама собой. Схема такого рассуждения очень проста и вполне может использоваться в спорных ситуациях сегодня: "вы, конечно, правы, но…. далее следует "но", которое либо ограничивает правоту оппонента, либо вообще ставит под сомнение его точку зрения". Так вот, Фома Аквинский говорит, что было правомочно заключать от понятия к бытию Бога, если бы бытие понятия и бытие Бога не отличались. Но он отличаются. Во-первых, бытие Бога превосходит наше бытие со всеми его понятиями, во-вторых, Бог обладает бесконечным количеством атрибутов, и чтобы разум имел возможность прийти к бытию Бога, он тоже должен быть бесконечным, а человеческий разум увы, не таков. Поэтому онтологическое доказательство бытия Бога достоверно только для самого Бога, но для человека.

Было в рассуждениях Фомы и "двойное дно" или скрытый смысл. Тринадцатый век был богат на различные еретические учения, отрицавшие необходимость посредничества церкви для спасения человека. И онтологическое доказательство, по мнению Фомы, могло оттолкнуть человека от церкви, показать ему, что в душе каждого человека изначально есть идея Бога, потому никакой посредник не нужен, человек познает Бога через свою собственную душу. Итак, онтологическое доказательство было отвергнуто, и взамен его Фома предложил пять своих доказательств, в которых используются аристотелевские идеи и аристотелевская терминология. Чтобы было более понятно, переведем эти доказательства с языка Аристотеля и с языка 13 века на современный язык (прием парафраза).

Доказательства бытия Бога по Фоме Аквинскому

1. Первое доказательство от движения. В мире все движется, все движущееся имеет своей причиной нечто иное (внешняя причина). Внешняя причина есть то, что переводит состояние предмета из потенциального в актуальное. Но невозможно, чтобы так продолжалось до бесконечности, ибо в этом случае потенциальное и актуальное совпадают, что невозможно, потому что нельзя быть одновременно тем и другим, значит, надо предположить некую первичную причину движения, Перводвигатель, который сам недвижим. Это и есть Бог. Сегодняшняя наука способна поставить под сомнение это доказательство, поэтому верующие католики, которые обязаны как катехизис знать пять доказательств бытия Бога Фомы Аквинского, в конце всегда говорят, что нельзя основывать веру только на доказательствах. Но последуем за Фомой дальше, вообразив себя католиками, обязанными знать пять доказательств как катехизис.

2. Второе доказательство состоит в том, что все происходящее в мире имеет свою причину и включено во всеобщую причинно-следственную связь. Но поскольку причина не может совпадать со своим следствием, она всегда следствию предшествует, то причина и следствие всегда отделены друг от друга. Для их отделения надо, чтобы ряд причин и следствий был замкнут некой первичной причиной. Этой первичной причиной и является Бог. Опять –таки мы можем сегодня найти уязвимые места и в этом доказательстве, указать на его метафизичность, но для этого надо перейти от классической науке к неклассической, а это произойдет только в конце 19 века.

3. Третье доказательство. Все, что существует в мире, может существовать, а может не существовать. Следовательно, и весь мир может существовать, а может и не существовать. Если этот принцип будет действительным, то наш мир рано или поздно станет несуществующим. А если мы предположим, что мир существует сам по себе, т.е. вечно, то этот факт несуществования мира рано или поздно должен был бы уже наступить. Но поскольку мир все же существует, следовательно, не все в мире случайно, есть некоторая необходимость, абсолютно необходимая сущность, которая и обеспечивает бытие этого мира. Этим необходимым существом и является Бог.

4. Четвертое доказательство – от степеней совершенства. Человек в своем познании мира видит различные степени совершенства. Он видит одни вещи более совершенными, другие — менее совершенными. Но такое сравнение вещей по степеням совершенства возможно лишь тогда, когда в человеке есть понятие о некотором абсолютно-совершенном существе, когда существует это абсолютно-совершенное существо. Поэтому есть нечто, в предельной степени обладающее истиной, совершенством, благородством и, следовательно, бытием. “Ибо то, что в наибольшей степени истинно, в наибольшей степени и есть”, как сказано во второй книге “Метафизики”, глава 4”, — цитирует Фома Аквинский.

5. И пятое доказательство. Наблюдения за миром показывают, что все в мире совершается с какой-то целью. Как человеческие поступки имеют какую-то цель, то имеется и некоторая цель, ради которой существует этот мир, и эта цель есть Бог.

Таковы доказательства бытия Бога, приводимые Аквинатом. Несложно заметить внутреннее родство этих доказательств и учения о причинах Аристотеля. Тут и действующая причина и целевая, и формальная, словом усвоение Аристотеля надо признать у Фомы и активным и удачным.

В философии Фомы Аквинского представлены все части философии как таковой: онтология, гносеология, учение о человеке, социальная философия. Кроме того, на Аквината часто ссылаются в этике, в философии права, в философии экономической жизни – словом это действительно систематическая философия и ее другими частями мы займемся дальше.

От доказательств бытия Бога можно перейти еще к двум темам, тоже характерным для философии Аквината. Во-первых, это тема отношения мира и Бога, ибо Бог, создавши мир, должен вступить с сотворенным в какие-то отношения. Во-вторых, это тема движения разумной души к Богу, ибо созданная им душа стремится к своему источнику.

Доказательства существования Бога не дают нам знать о сущности Бога, его сущность скрыта, о Боге лучше всего говорить в терминах отрицательных : о том, чем Бог не является – это составляет предмет апофатического или отрицательного богословия. Но кое-что мы можем знать о Боге, благодаря усилению до бесконечности некоторых положительных его атрибутов. Это составляет предмет катафатического богословия. Фома перечисляет некоторые положительные атрибуты Бога, строя свои рассуждения по типу импликации " если p, то q". Если Бог вечен, то он недвижим; если он являет собой чистое действие, он нетленен; поскольку он прост и един, он не тело. В силу простоты Бога в нем совпадают сущность и существование, а вот сотворенный Богом мир не столь прост, в нем сущность вещей и их существование не совпадают, или, говоря словами Аквинского, не совпадают эссенция вещи и ее экзистенция. Сущность ( эссенция) дается в определении вещи, но кроме сущности в каждой вещи есть то, что изменчиво, зависит от внешних, даже случайных факторов, от "флуктуаций" той материи, из которой состоит вещь. Индивидуальная вещь есть единство сущности и существования, формы и материи, в котором ведущую роль играет форма, фактически совпадающая с сущностью. Примерно так же взаимодействуют форма и материя у Аристотеля, Аристотель признает вечность не только формы, но и материи, Фома же утверждает, что если материя пассивна, то она не может обладать самостоятельным бытием. Бытие материи должно быть преходящим и приходящим, то есть материя должна быть сотворенной материей. Таким образом Бог творит и форму, и материю, он "формует материю", так что формы Аквинского бывают и материальными ( форма вещи, доступная зрительному восприятию), и нематериальными (сущность или внутренняя форма вещи). Не обошел Фома Аквинский и знаменитую проблему универсалий. Как и во многих положениях, он старался положить конец бесконечным спорам. В вопросе об универсалиях Фома Аквинский высказывался так же, как Альберт Великий. Существуют три рода универсалий. Во-первых, универсалии существуют и в божественном уме, до вещей, ante res. Эти универсалии и есть идеи, или первоначальные формы, содержащиеся в божественном уме, и только лишь Бог является первопричиной всего сущего, только Он мыслит в Себе образцы всех вещей. Во-вторых, универсалии существуют в самих вещах, in rebus. Эти универсалии, существующие в вещах и составляют сущность этих вещей. Это есть непосредственная универсалия. В-третьих, универсалии существуют в человеческом уме, который, т.е. ум, путем абстракции извлекает при помощи активного ума универсалии из конкретных вещей. Т.е. универсалии существуют и после вещей, post res. Эти универсалии Фома называет “мысленные универсалии”. Так Фома Аквинский примиряет позиции и реалистов, и номиналистов, и концептуалистов, утверждая, что универсалии существуют и в Божественном уме, до вещей, и в самих вещах, и после вещей, т.е. в человеческом уме.

Философия и наука полезны не только как подготовительные ступени к богословию, они дополняют собой эту высокую науку и в совокупности они дают более полную истину.

Фома приводит такой пример: земля исследуется разными науками и разными методами. Можно ли при этом говорить, что результаты познания будут отличаться на этом основании разной степенью истинности. Нет, они будут друг друга дополнять, но если возникает между ними противоречие, надо отдавать предпочтение более высокой науке.

Точно так же обстоит дело с философией и теологией. Благодаря своим методам, философия может доказывать истинность некоторых положений христианской веры: факт существования Бога, бессмертие души, единство Бога. Но существуют в религии истины, которые превосходят человеческие способности: невозможно рационально доказать существование Троицы, воплощение Иисуса Христа, искупление Христом человеческих грехов, грехопадение – это познается только верой. Это не означает противоразумности догматов, а означает их сверхразумность. Они не противоречат разуму, а превосходят его. Помня же о том, что философия есть служанка богословия. А не наоборот, мы выбираем истины веры.


Фома Аквинский, конечно же, разделяет августинианское и общехристианское учение о том, что все в мире совершается по Божественному промыслу. Единственное, что Фома не разделяет в учении Августина, это то, что Бог все совершает своей собственной волей. Многие события совершаются не непосредственно Божественным вмешательством, а посредством или других воль, т.е. человеческих, или посредством некоторых других естественных причин. К числу этих причин относятся и некоторые физические законы. Бог устанавливает эти законы, и потом эти законы являются естественными причинами для происходящих на земле событий. Во времена Фомы Аквинского и не только в те времена довольно популярными были вопросы типа: может ли Бог создать такой камень, который он сам не может поднять и т.п. Фома отвечает на подобные вопросы остроумно. Творя материю. Бог не может творить ее в противоречии с некоторыми разумными установками. В частности, творя мир. Бог не может нарушить закон непротиворечия, или, как указывает Аквинский, Бог не может превратить человека в осла, потому что это противоречит собственным замыслам Бога.

Развивая эту мысль, Фома говорит о том, что Бог не может сделать многое, ибо в таком случае воля Бога вступала бы в противоречие с разумом Бога. Бог не может, говорит Фома, изменить сумму углов треугольника, сделать бывшее небывшим, изменить Себя, уничтожить Себя, лишить человека души, сотворить другого Бога, впасть в грех и т.д. Таким образом, он не может и создать тот самый камень, ибо нарушит в этом случае свое всемогущество, а это тоже закон Бога.

Бог не только творит мир, но и всегда управляет им. Все в мире подчинено Божественному промыслу. Фома Аквинский не деист, какими будут многие ученые и философы 17 века, к чему склонялся и Аристотель, говоря о том, что Бог сообщает миру первотолчок, а далее в дела мира не вмешивается. Однако Фома возражает и Августину, который утверждал, что Бог непосредственно управляет всем миром и всеми событиями в нем. По Аквинскому, существует иерархия законов, иерархия сил, и в конце концов все сводится к высшему закону Бога, к высшей причине. Существуют естественные причины, и Бог действует через них. Но есть в каждом человеке и человеческие свободные причины, и Бог может управлять миром посредством воздействия на человеческую волю, но это воздействие не противоречит свободе человека, так же как и воздействие Бога на тела не противоречит тому, что эти тела подчиняются естественным закономерностям мира. Поэтому Бог творит мир и управляет миром посредством им же созданных законов, которые являются содержимым Божественной мысля, содержатся в уме Бога.

Сам мир Фома Аквинский понимает во многом так же, как и Аристотель, считая, что наш мир единственный, ограничен в пространстве, а не бесконечен, не однороден в пространстве, а имеет строгую иерархию. Мир иерархизирован и с точки зрения пространства, и с точки зрения бытия — от абсолютно действительного бытия Бога до материи как чистой возможности. Эта абсолютная иерархизированность мира как бытия предполагает и наличие в мире некоторого несовершенства. Именно это несовершенство по сравнению с Богом и кажется людям злом. Однако зло есть лишь видимость, которую мы постигаем по сравнению с добром. Зло существует в добре, поскольку все существует в Боге, а Бог есть высшее благо, поэтому и зло существует в добре; и в той мере, в какой оно существует, зло также есть благо. Абсолютного зла — зла как носителя самого себя, как некоей субстанции — не существует, ибо таковое зло разрушило бы само себя.

Тема добра и зла переводит нас в пределы человеческого существования и в понимание Фомой Аквинским человека и его предназначения в мире. Вообще надо сказать, что проблема человека для средневековой философии представляла собой проблему сложную. Принятая еще в ранние века христианства платоновская доктрина сущностью человека считала его душу, ну. душа так душа. Все бы ничего, но если соглашаться с Платоном дальше, то надо согласиться и с тем, что тело есть оковы души, могила души. Есть ли такая точка зрения в христианстве. Безусловно, имеется. Монашество, теснейшим образом связанное с умерщвлением плоти, есть тому пример, как и то, что в монашестве человек испытывает самые сильные плотские желания, самые большие усилия приходится ему прилагать, чтобы искоренить в себе эти самые плотские желания. Подавленные желания приводят к неврозам – вот расплата за буквальное следование Платону. Последователь Платона Плотин жил так, как будто стыдился своего тела. Словом, пренебрежение телом способно привести к печальным и пагубным последствиям. К счастью, усвоив платонизм и неоплатонизм, христиане не были слишком последовательными и создали хитрую доктрину, согласно которой человеческое тело лишь немногим менее ценно, нежели душа – и то, и другое созданы Богом и уже потому священны, христианин должен прославлять Бога не только душой, но и телом, тем более, что в день Страшного Суда воскресение будет тотальным – не только душой, но и телом. Как – другой вопрос. И здесь монашеская аскеза может интерпретироваться в пользу этой доктрины. Тезис о ценности тела и телесной жизни с огромной силой разовьется двумя веками позже, в эпоху Возрождения, но его основания будут заложены уже в средние века. Этой доктрине также требуется разумное интеллектуальное основание, которого у Платона нет. И Фома Аквинский вновь обращается к Аристотелю, гораздо более соответствующее новому христианскому взгляду.

По Аристотелю душа есть энтелехия тела. Энтелехия есть особая способность, превращающая наши способности в деятельность, ее можно назвать энергетикой души. В деятельности участвует человек не только душой, но и телом, поэтому душа впечатана в тело в качестве его формы. Человек есть единая субстанция и потому душа и тело не принадлежат в нем субстанциям несопоставимым. Как видим, выводы из аристотелевского понимания в соотношении души и тела могут быть разнообразными, вплоть до отождествления материи и духа. По крайней мере, этому ничто не препятствует. Но не для христианина. Для христианина отождествлению души и тела препятствует вера в бессмертие души. Если признать тождественность субстанций тела и души, то придется или признать телесное бессмертие человека, или смертность души. Дилемма, как кажется, почти неразрешимая. В свое время Альберт Великий обратил внимание на эту проблему и даже попытался ее решить, но не вполне удачно. Альберту, как бы мы сейчас сказали, не хватало диалектического способа разрешения противоречий, он эту проблему разрешал, эклектически соединяя Платона и Аристотеля. С одной стороны душа существует сама по себе – это особая субстанция. С другой – это форма тела. Типичное и часто встречающееся рассуждение: с одной стороны – с другой стороны. Так и хочется спросить: а что дальше? А дальше ничего. Дальше надо либо склоняться к одной из противоположностей, либо искать нетривиальное решение. Фома выбирает первый путь, но вносит в него нетривиальные поправки. Он склоняется к аристотелевской концепции: душа есть бессмертная форма тела, обладающая жизненной силой. Нетривиальность Фомы заключается в том, что душа обладает собственной субстанциальностью (у Аристотеля это просто форма). Субстанциальность души означает разность врожденных человеческих качеств. До известной степени мы не виноваты в том, каковы мы и наши действия в этом мире, до известной степени в этом повинная субстанция нашей души, которая от нас увы, не во всем зависит. Можно, конечно, усмотреть в этом пассаже Фомы проблему соотношения врожденных и благоприобретенных свойств нашей личности и во всяком случае можно усмотреть признание врожденных душевных качеств. Или, если уж такие предположения покажутся нам слишком смелыми, усмотрим хотя бы здесь явные отзвуки платонизма, с которым Фома при всей своей склонности к Аристотелю, окончательно не расстается. Еще одна новация Фомы заключается в том, что душа хоть и субстанция, но субстанция особая, без тела не существующая, она как бы полусубстанция. Тело без души тоже полусубстанция, полная же субстанция образуется при соединении этих двух половинок в человеке. Таким образом, человек представляет собой единство двух субстанций. Природа души такова, что ей требуется тело, чтобы им управлять, природа тела такова, что оно требует руководства со стороны души.

Главное проявление и свидетельство наличия души – тяга к познанию, познавая внешний мир, себя и Бога, мы даем нашей душе возможность жить и руководить нашим телом. И еще одна новация Фомы: душа для него не вечна, но бессмертна, однако бессмертна в особом отношении. Бог творит каждую душу персонально, для каждого человека свою собственную, так что у каждого есть своя жизненная сила, своя энтелехия. Заметим, что эта мысль Фомы напоминает немного буддистское представление о душе-дыхании, о том, что каждому человеку отмерено конкретное количество вдохов-выдохов, поэтому надо дышать медленно, тогда проживешь дольше. Такие вот заметки на полях.


Так вот, душа ( это уже Фома) не утрачивает своей индивидуальности и после смерти тела. Она может существовать отдельно. Но ее существование неполно и ущербно, поскольку душа без тела есть только полусубстанция. Суть и смысл Страшного Суда состоят еще и в том, чтобы вновь соединить душу и тело, при этом они не перепутаются, ведь каждое тело имеет свою душу и каждая душа имеет свое тело. На Страшном Суде с раздельным существованием душ и тел будет покончено, и человек вновь станет целокупной субстанцией.

Учение о человеке совершенно естественным образом перетекает у Фомы Аквинского в этику – учение о человеческом поведении. Проблемы этики рассматриваются у Фомы в "Сумме теологии", "Сумме против язычников", "Комментарии на "Никомахову этику", а также в "Вопросах о зле" и "Вопросах о добродетелях". Этика Фомы, как и другие части его философии объединяет Аристотеля и христианскую мораль. Надо сказать, что и сама христианская мораль достаточна противоречива, если сравнивать моральные заповеди Ветхого и Нового заветов. Мораль Ветхого Завета основана на принципе справедливости – достаточно посмотреть заповеди Моисеевы: око за око, зуб за зуб и т.д. То есть всякое действие должно иметь адекватный и, как говорят, симметричный ответ. Мораль Христа основана на другом принципе: принципе любви и прощения. Так что можно себе представить трудность Фомы – как все это еще и с Аристотелем совместить. Ну, попробуем посмотреть, как это у него получилось. Фома разделяет интеллект и волю, то есть стремление. Стремлением обладают все живые существа, но только человек обладает разумным стремлением, то есть, способен поставить и сформулировать цель самостоятельно. Это характеризует его как существо свободное, только свободное существо может само ставить себе цели. Какие же цели ставит себе человек. Естественно. Разные. Но какие бы он себе цели не ставил, он стремится к благу, тем более, что субъективно благо переживается как блаженство. Благо человек может понимать по-разному, но объективно есть благо, определяемое Богом, как высшим благом. То, что приближает к Богу, и является благом. Необходимое условие достижения высшего блага – единство воли и интеллекта, двух различных способностей души, которые не могут охватить всю полноту блаженства поодиночке. Поэтому для полного блаженства нужно умное стремление и устремленный ум, дополняющие друг друга в постижении божественного замысла мира и самого Бога. Интеллект направляет волю, воля побуждает интеллект к действию. Интеллект задает воле цели ее возможного действия, но чтобы помыслить действие, а также объект этого действия, сам интеллект должен быть подвигнут к мышлению, то есть должен подвергнуться воздействию воли. Воля же не должна быть слепой, то есть должна подвергаться воздействию интеллекта. Таким образом складывается круг взаимного определения воли и интеллекта, типичный герменевтический круг, из которого надо выходить. Способ выхода, который предлагает Фома, для средневековья вполне типичен. Для выхода из круга надо обратиться к началу, более высокому, чем они оба. Это - Бог. Он задает воле движение, но только в неопределенном виде, чтобы конкретные решения воли выглядели и были непринудительными. Только такие решения доставляют блаженство.

Еще раз подчеркнем, что блаженство есть субъективное переживание блага: воля не может не желать блаженства. Но только переживание блага, блаженство - недостаточный критерий для определения блага: оно (блаженство) может варьироваться в зависимости от обстоятельств, которые в каждом отдельном случае оцениваются умом как подходящие, или нет. Воля способна выбирать, а, следовательно, и ошибаться – это во-первых. Во-вторых, воля может не желать думать о блаженстве и тем самым отказаться от него. Она сохраняет господство над своим актом: "свобода действия присуща воле в любом естественном состоянии и относительно любого объекта". То есть Фома относит к свободной воле ее самостоятельный выбор, сделанный с естественной необходимостью и отличает от свободы воли принуждение. Воля может быть только свободной, принужденная воля невозможна по определению. Если бы принужденная воля была возможна, это освобождало бы человека от ответственности и от выбора, а без морального выбора и ответственности само понятие морального и неморального теряет смысл. Выбор цели, к которой стремится человек и следование к такой цели делает его праведником или обычным человеком. Праведники осознанно стремятся к высшему благу, обычные люди способны от высшей цели уклоняться. Конечно, отягощены первородным грехом и те, и другие, но праведники стремятся умалить этот грех в своей жизни, обычные люди пренебрегают подобной миссией, потому часто оказываются в тенетах заблуждений. Еще раз подчеркнем, что свободная воля предполагает предварительное размышление как одно из условий правильного выбора, так что праведник - это еще и человек с интеллектом. Здесь заметим определенное отличие Фомы от Франциска Ассизского, для последнего более важным, чем интеллект, является "голос сердца", то есть эмоциональное отношение к Богу и христианским истинам. Этика Фомы определенно интеллектуалистская этика. Заметим, что, конечно, открытой полемики между доминиканцами и францисканцами по этому поводу не было, да и быть не могло: обе ветви монашеско-христианского мировоззрения 13 века выполняли одну задачу и боролись против общих "врагов", в первую очередь против аверроистов, но различия их несомненны. Приоритет доминиканства определил иногда менее, иногда более, но постоянное подчеркивание интеллектуального характера католической теологии и философии.

Для интеллектуалов очень характерно построение идеальных моделей, и Фома, конечно же не избегает подобного соблазна. В его трудах можно найти идеальную модель христианской морали, построенной на убежденности в неотвратимой привлекательности истины и блага (добра) для ищущего ума. Развитый интеллект не может не признать существования истины, а признав, он будет ее искать. То же можно сказать о добре, причем истина и добро в главных характеристиках совпадают: истина для ищущего ума привлекательна и потому нравится. Если истина и добро в своей сущности совпадают. То так же совпадают в своей сущности порок и заблуждение. Невежество ума ведет к заблуждениям воли. Здесь Фома повторяет мысль Августина, а при желании исток этой мысли можно найти еще дальше – у Платона и Сократа. Следы платонизма в моральной философии Аквината, однако, густо перемешаны с аристотелизмом, и мы можем выудить элементы этики Аристотеля из этого компота. Особенно много таких элементов в мыслях Фомы касательно пороков, слабостей и заблуждений человеческой природы. В основе своей порок имеет заблуждение, но само по себе заблуждение еще не порок – это лишь временное "помрачение ума", искажение формы и структуры ума. В принципе ум должен иметь ( и становится таковым) устойчивую структуру, определяющую весь характер действий человека, все реакции на жизненные обстоятельства, а эти реакции мы и называем поведением. Добродетельное поведение определяется особой структурой ума, которая располагает человека к добрым целям, и человек приобретает благой склад души. Особая структура ума складывается в результате опыта и воспитания (вот здесь уже отход от Платона к Аристотелю) – создающих доброе ( или злое) расположение души как особый душевный навык.

Таким образом, существует складывающийся в результате опыта добрый или злой склад души, создающий привычки к добрым или злым поступкам. А поскольку нравственная ценность действия соизмеряется с его приближенностью или удаленностью относительно высшей цели природного стремления человеческого существа – Бога как Блага, то добродетель можно будет определить как расположение, соответствующее человеческой природе, порок же - как несоответствующее ей. Благость поступка определяется как целью, ради которой он совершается - высшую оценку получает поступок, относимый к первопричине всякого блага, к Богу, - так и надлежащими обстоятельствами. Большое внимание Фома уделяет интенции поступка, направленности его на цель, - она в первую очередь и определяет его нравственное качество. Злая интенция неизбежно порождает злое деяние, а добрая интенция для полноты исполнения благого поступка требует и правильного подбора средств, без которых она недейственна. Но в любом случае благое намерение должно цениться высоко, а иногда и выше самого акта. Интересную интерпретацию соотношение намерения (цели) и действия мы встречаем в учении Фомы о человеческих страстях. . Страсть — это не активное, а пассивное состояние души. Душа испытывает страсти вследствие того, что соединена с телом. Душе самой по себе это состояние чуждо, но душе, соединенной с телом, это состояние вполне естественно. Испытывать страсть — значит нечто получать. Испытывать страсть может лишь существо, которое чего-то не имеет. Поскольку Бог есть абсолютное бытие, чистая действительность, чистый акт. Он ни в чем не нуждается, поэтому в Боге нет и страстей. Во всем остальном бытии есть некоторая потенциальность, а следовательно и возможность для страстей. Место пребывания страстей в человеческой душе — это пассивная часть души, способность желания (т.е., по Аристотелю, животная часть души). Фома Аквинский предлагает развернутую классификацию страстей, основанную на классификации человеческих желаний. Все желания могут быть разделены на две большие группы: первые желания основаны на движении к обладанию желаемым предметом или, наоборот, на стремлении удалиться от него (эти желания Фома Аквинский называет вожделительными, как и соответствующие страсти). Есть желания, основанные на сопротивлении опасному предмету, или, наоборот, на преодолении трудностей для обладания этим опасным предметом (эти страсти и желания Фома называет страстями пылкости). То есть страсти делятся на две группы: страсти вожделения и страсти пылкости.

Есть другая классификация: страсти по отношению к добру и злу. Все страсти, по Фоме, сводятся к следующему: страсти вожделения — это любовь, желание и радость (страсти по отношению к добру) и противоположные им ненависть, отвращение и печаль (страсти по отношению ко злу). Страсти пылкости — это пять страстей: с одной стороны, надежда и отчаяние (по отношению к добру), с другой противоположные им страх и отвага (по отношению ко злу). Отдельная, не имеющая противоположности страсть пылкости — это гнев.

Отдельным вопросом для Фомы является вопрос о том, является ли страсть моральной.

Страсти в большинстве своем относятся к неразумным, а потому несвободным, а значит и неморальным действиям. Страсти находятся вне морали, ибо они не свободны. Однако страсть может стать причиной греха. Страсть, будучи укорененной в человеке, может стать причиной греха, поскольку человек может сознательно выбирать некое греховное деяние. Такой сознательный выбор греха Фома именует пороком. Но в целом воля выбирает зло лишь тогда, когда зло кажется ему добром: этот сократовский принцип Фома исповедует неизменно. Поэтому в конце концов причиной греха всегда является ошибка разума, которая возникает как раз вследствие страсти. Поэтому анализ страстей для Фомы является необычайно важным, чтобы помочь разуму избежать ошибок в своем действии и правильно оценивать поступки, ставить цели и найти правильный путь к спасению своей собственной души.

Правильно судить разуму страсти мешают вследствие трех причин: или рассеянности, или настойчивости страсти, или из-за телесных изменений. Если эта страсть приводит к некоторым телесным изменениям, в результате чего человек не может делать некоторые произвольные действия и действия его становятся непроизвольными (как, например, в результате болезни человек теряет рассудок и совершает греховные с точки зрения здравого смысла действия, которые не могут считаться грехом, ибо человек не свободен).

Есть и другая страсть — та, к которой человек стремится добровольно. Как указывает Фома, пьянство есть грех, ибо человек избрал этот порок добровольно. Этот грех воли, т.е. сознательный выбор греха, является самым страшным грехом человека.

В соответствии с системным принципом этика Фомы находит продолжение в его экономических и социальных взглядах. Здесь, верный своему основному принципу, Фома вновь соединяет Платона и Аристотеля. Определенную роль играет в воззрениях Фомы мысль Аристотеля о том, что государство как целое, логически предшествует составляющим его индивидам, и благо целого следует предпочитать благу каждого отдельного человека. От Платона Августина заимствуется другая мысль: о том, что общественный порядок является отражением небесного порядка. Дух выше тела, поэтому люди, занимающиеся физическим трудом должны подчиняться тем, кто занимается трудом умственным и трудом управления. Таким образом, обосновывается иерархическое строение общества, что совпадает с иерархической концепцией бытия, которое заключено между материей (чистой потенцией) на низшей ступени шкалы и Богом, находящимся наверху. Высшую ступень в социальной иерархии занимают священники, их труд наиболее ценен. Их главная цель - грядущее спасение души, такую же цель имеет христианское государство, тем более справедливое и правильное, чем более оно похоже на теократию. С этой точки зрения наилучшее государственное устройство - теократическая монархия. Непосредственная теократия не обязательна, но государство должно добровольно признать приоритет церкви. Земная жизнь имеет две стороны: телесно-чувственную и духовную. Церковь руководит высшей, духовной стороной жизни. Государство же есть инструмент для организации телесной жизни, которая обладает благодатью только в том случае, если она подчинена высшей задаче спасения души.

Как инструмент, государство может обладать лучшими или худшими качествами, и Фома различает несколько форм государственного правления, в том числе демократию, тиранию, монархию. Демократия мало чем отличается от тирании, поскольку нет заметной разницы между диктатом большинства или меньшинства. Диктат есть диктат. Наилучшая форма правления - монархия. Как Бог один, как пчелиный рой имеет одну матку, как корабль подчиняется единственному рулевому, так и государственный корабль должен подчиняться одному правителю. Что касается духовной власти, то она принадлежит церкви, ибо в делах духовных и моральных церковь имеет безусловный авторитет. В делах веры церковь имеет преимущество, по ее указанию светские власти должны карать еретиков и ослушников, ибо одной из политических функций является создание условий для моральной жизни, конечной целью которой является спасение души. От направленности на спасение души зависят добродетели низшего порядка. К ним относятся вера, надежда, любовь, мудрость, справедливость, мужество, умеренность и т.д. В то же время государство не представляет собой исключительно инструмента для поддержания земного порядка и благоустройства, в этом Фома расходится с Августином. Институты земного государства сами про себе хороши и рациональны, если это государство христианское. Если же земная власть вступает в конфликт с церковью, если государь не следует христианскому образу жизни и мыслей, поданные имеют право выступить против земного властителя, и церковь поддержит их.

У Аквината были замечательные комментаторы, например Каетан (1470–1534) или Иоанн св. Фомы (1589–1644), однако только в XX в., с появлением исследований таких ученых, как Э.Жильсон, Ж.Маритен и Р.Хатчинс, удалось уловить самый дух его философии во всей его оригинальности и жизненной силе.