Как Сталин и Гитлер Польшу делили.

История Второй мировой войны. 1939-1945. Том третий.
В наши дни большинство образованных людей осведомлены об обстоятельствах заключения пакта между СССР и Германией, изменившего судьбу Европы. Известно также и о существовании секретного протокола, согласно которому два диктатора, Сталин и Гитлер, перекроили карту восточной Европы. В те годы, когда был издан советский двенадцатитомник, о существовании дополнительного протокола в СССР почти никто не знал, а о причинах, побудивших Сталина заключить сделку с Германией, большинство советских граждан имели лишь смутное представление, почерпнутое из официальных советских источников. Но, все равно формулировка из советского двенадцатитомника озадачивает своей наивностью:

..."правительство СССР отдало приказ Советской Армии 17 сентября 1939 г. перейти государственную границу и предотвратить дальнейшее продвижение гитлеровской агрессии на восток".

Иными словами, читателю предлагается поверить в то, что советские войска перешли границу и двинулись навстречу германским армиям с целью воспрепятствовать их дальнейшему продвижению(!). Любой здравомыслящий человек понимает, что если бы такое произошло в реальности, то советско-германский конфликт был бы неизбежен уже в сентябре 1939 г. Однако, в книге нет и намека на какие-либо столкновения между Красной Армией и вермахтом. У любого человека, чье сознание не зашорено шторами агитпропа, в голове неизбежно возникли бы сомнения в достоверности информации, изложенной в книге. Как же Красная Армия, вступив в Польшу, ухитрилась избежать боев с немцами?
Сегодня не для кого не секрет, что Красная Армия вступила на польскую землю по решению Сталина и с согласия Гитлера.
Будет интересно проследить, что же происходило в Берлине и Москве в те далекие дни.


Политика в чем то сродни покеру. Главными приемами в европейском покере ХХ века являлись быстрые и неожиданные ходы, а также секретные переговоры. Для успешного маневрирования на международной арене требовался не только расчетливый ум, но и каменное сердце. Ставки в этой игре были очень высоки. Порой на кону были судьбы целых народов. Диктаторы оказались более приспособлены к этой игре, чем демократы. Те, начали играть всерьез, когда было уже поздно. Гитлер постоянно повышал ставки. Он уже проглотил Австрию и Чехословакию и готовился сделать тоже самое с Польшей. В Лондоне и Париже слишком поздно сообразили, что его нужно остановить. 31 марта 1939 г. Англия и Франция дали полякам гарантии неприкосновенности их границ. Для успешной борьбы с Гитлером англичане и французы отчаянно нуждались в поддержке Советского Союза. Но Чемберлен и Даладье были не в состоянии поставить себя на место Сталина и понять его ощущение слабости и изоляции. По злой иронии судьбы гарантии Польше лишь укрепили сомнения Сталина в искренности намерения англичан защищать суверенитет Польши. Подозрительный советский вождь опасался, что эти гарантии будут использованы Чемберленом как предмет торга для достижения очередной сделки, вроде Мюнхенского пакта.
Исходя из этих соображений Сталин потребовал от западных держав заключить с ним военный союз, если Лондон и Париж не хотят, чтобы он обратился к Германии с аналогичным предложением. 29 июня 1939 г. Андрей Жданов высказался за выбор в качестве союзника Германии. Он выразил в "Правде" свое личное мнение, которое "разделяют все мои друзья".
Жданов писал:

"Они продолжают думать, что в начале переговоров с СССР английские и французские правительства имели серьезные намерения. Я же полагаю, что английское и французское правительство с самого начала не хотели заключать с нами равноправный договор".

Близость Ленинграда к границе, а также стремление вернуть утраченные после Версаля земли заставляли советское руководство требовать для себя эксклюзивных условий в Прибалтике. Политическое и военное доминирование в Прибалтике и являлось ценой, того, что Жданов назвал "равноправием".
Лондон и Париж отправили на переговоры в Москву делегацию, но назначили в нее малозначительных дипломатов и военных и не дали им полномочий для заключения соглашения. Англия и Франция не собирались выполнять главных требований Сталина - гарантировать Москве границу и свободу действий в Прибалтике. Когда Реджинальд Дракс и Жозеф Думенк прибыли в Ленинград в ночь с 9 на 10 августа, между СССР и Германией уже вовсю шел обмен мнениями по международным вопросам.
Сталин прекрасно понимал, что привлечь СССР на свою сторону хотят и Антанта и Германия. Но, он также знал, что покупатель может быть только один. Он получил возможность выбора. Все шло к тому, что наиболее серьезные намерения выскажет Берлин. 
Во время обсуждения состава западной делегации с Молотовым и Берией Сталин презрительно сказал, что к ним прислали несерьезных переговорщиков.

Сталин: "Эти люди не могут обладать необходимыми полномочиями для заключения договора. Лондон и Париж опять решили сыграть в покер".

Молотов: "И все же переговоры должны продолжаться".

Сталин: "Если должны, значит, пусть продолжаются".

Вождь снабдил Ворошилова издевательской инструкцией по срыву переговоров, которую маршал записал в свой служебный блокнот. С этого момента советские руководители избрали тактику, направленную на срыв переговоров с Западом.
В Германии в это время события принимали решительный оборот. 26 августа Гитлер окончательно решил напасть на Польшу. Соглашение с СССР внезапно приобрело для него исключительную значимость, так как генералы вермахта уверяли его, что войну на два фронта Германия выиграть никак не сможет. Начинать войну без поддержки советской России, имея врагов на Западе, было чистым самоубийством. Переговоры Ворошилова с английской и французской делегациями начались в Москве 12 августа, но уже тогда было ясно, что между тем, что требовал Сталин и тем, что могли предложить Англия и Франция, существовала целая пропасть. Ведя с помощью Ворошилова переговоры с англо-французскими представителями, Сталин в тоже время, по дипломатическим каналам, передал в Берлин информацию о готовности приступить к переговорам по широкому кругу вопросов, в том числе даже по разделу Польши. 14 августа Гитлер принял решение отправить в Москву Риббентропа. На следующий день в наркоминдел позвонили из немецкого посольства. Посол Вернер фон дер Шуленбург зотел срочно встретится с Молотовым. Молотов отправился советоваться со Сталиным. Вскоре Шуленбургу ответили, что СССР готов к серьезным переговорам. Когда эти новости дошли в Берлин, Риббентроп поспешил в Бергхоф с докладом фюреру.
В субботу 19 августа Молотов вызвал к себе Шуленбурга. Он вручил послу советский проект пакта о ненападении. По требованию Сталина, немцы сначала подписали торговое соглашение. Вождь считал, что торговый договор необходим, прежде чем приступать переговорам по более серьезным вопросам. Приближалась дата запланированного вторжения в Польшу. Гитлер ждал реакции Москвы с плохо скрываемым нетерпением азартного игрока, котрый понимал, что сильно рискует и старался не показать своего волнения. Поборов свою гордость фюрер решил обратится к Сталину с личным письмом, которое было отправлено в Москву 20 августа. В ответ Сталин отправил в Берлин телеграмму, где говорилось:

"Советское правительство поручило сообщить вам, что оно согласно на приезд господина Риббентропа в Москву 23 августа.
И. Сталин".

Смысл и цель сложной политической игры, затеянной германскими и советскими политиками летом 1939 года, становится ясной из текста дополнительного протокола, подписанного Молотовым и Риббентропом 23 августа вместе с пактом о ненападении. Вот он:


"Секретный дополнительный протокол к договору о ненападении между Германией и Советским Союзом. 

При подписании договора о ненападении между Германией и Союзом Советских Социалистических Республик нижеподписавшиеся уполномоченные обеих сторон обсудили в строго конфиденциальном порядке вопрос о разграничении сфер обоюдных интересов в Восточной Европе. Это обсуждение привело к нижеследующему результату: 
1. В случае территориально-политического переустройства областей, входящих в состав Прибалтийских государств (Финляндия, Эстония, Латвия, Литва), северная граница Литвы одновременно является границей сфер интересов Германии и СССР. При этом интересы Литвы по отношению Виленской области признаются обеими сторонами. 
2. В случае территориально-политического переустройства областей, входящих в состав Польского Государства, граница сфер интересов Германии и СССР будет приблизительно проходить по линии рек Нарева, Вислы и Сана. 
Вопрос, является ли в обоюдных интересах желательным сохранение независимого Польского Государства и каковы будут границы этого государства, может быть окончательно выяснен только в течение дальнейшего политического развития. 
Во всяком случае, оба Правительства будут решать этот вопрос в порядке дружественного обоюдного согласия. 
3. Касательно юго-востока Европы с советской стороны подчеркивается интерес СССР к Бессарабии. С германской стороны заявляется о ее полной политической незаинтересованности в этих областях. 
4. Этот протокол будет сохраняться обоими сторонами в строгом секрете. 

Москва, 23 августа 1939 года". 


Советскому дипломату Владимиру Потемкину приписывают пророческие слова, сказанные еще после Мюнхенского соглашения 1938 года. Прощаясь с французским послом Кулондром, он сказал: 
— "Теперь дело может дойти и до четвертого раздела Польши"... 
Вероятно, имея в виду многострадальную историю Польши, три раза подвергавшейся разделу между Россией, Пруссией и Австрией, советский дипломат предполагал, что после Чехословакии немецкая агрессия будет нацелена на Польшу. 
Надо сказать, что идея раздела Польши возникла далеко не сразу. Она стала плодом долгих и трудных политических переговоров. В 1939 году первый ход сделал Риббентроп, когда заявил о том, что у СССР и Германии нет противоречащих интересов в Восточной Европе, а для Германии само существование Польши нетерпимо. Впоследствии немцы отказались от создания некоего украинского государства на польской земле. Наконец, при разработке проекта договора от 23 августа был озвучен и прописан пункт о линии разграничения государственных интересов двух стран по Нареву, Висле и Сану. 
По состоянию на 23 августа решение выглядело так: окончательная судьба Польши будет решена позже, пока по центру страны проводится линия разграничения советских и германских интересов. Литву было решено отнести к немецкой сфере интересов. 
По началу эта разграничительная линия вполне устравивала Сталина. Больше того, когда Молотов 28 августа с ужасом выяснил, что авторы протокола забыли упомянуть реку Писсу (она шла севернее Нарева), то он срочно связался с Шуленбургом, и было решено сделать специальную запись с упоминанием Писсы. Лишь затем говорилось о Нареве, Висле и Сане. Так появилось «разъяснение» за подписью Молотова и Шуленбурга, в котором была подтверждена линия, разделявшая Польшу пополам с севера на юг. 
Уже в первый день германского вторжения в Польшу СССР оказал немцам услугу. Утром 1 сентября Ганс Ешоннек, начальник штаба люфтваффе, позвонил в немецкое посольство в Москве и сказал, что для помощи пилотам бомбардировщиков при нанесении ударов по обьектам на территории Польши он просит советскую радиостанцию в Минске постоянно подавать специальные позывные сигналы. В тот же день Шуленбург сообщил в Берлин, что советское правительство "готово пойти навстречу" в этом вопросе. Так СССР помогал немцам громить Польшу.
Однако, Гитлер и Риббентроп рассчитывали на более существенную помощь со стороны своего нового союзника. 3 сентября Риббентроп отправил зашифрованную телеграмму в немецкое посольство в Москве.
Вот ее текст:

"Мы совершенно уверены в окончательном разгроме польской армии в течение ближайших недель. После этого мы оккупируем территорию, которая в Москве была определена как сфера интересов Германии. Вполне естественно по чисто военным причинам, что мы продолжим боевые действия против польских частей, которые к тому времени окажутся на территории, являющейся сферой интересов России.
Пожалуйста, обсудите немедленно с Молотовым, не предпочтительнее ли для русских выступить в нужный момент против Польши в сфере интересов русских и оккупировать эту территорию. Мы считаем, что это не только облегчит наше положение, но будет также в духе соглашения, подписанного в Москве, и в советских интересах".


То, что такой откровенно циничный поступок поможет делу - Гитлеру и Риббентропу казалось очевидным. Этот ход помог бы не только избежать разногласий между СССР и Германией при дележе польской территории, но и переложить часть ответственности за агрессию на Советский Союз. И в самом деле, если они поделят добычу, то почему бы не разделить вину? 
Надо отметить, что Сталин и другие члены политбюро были неприятно удивлены той быстротой, с которой немцы сумели разгромить польскую армию.

5 сентября, Молотов, давая официальный ответ на предложение немцев вступить в Польшу, сообщал, что это будет сделано "в подходящее время", но "это время еще не наступило". Сталин решил проявить осторожность. Он стремился сохранить хорошую мину при плохой игре. Молотов считал, что "излишняя поспешность" может нанести ущерб, он настаивал на том, чтобы немцы, хотя они первыми вошли в Польшу, скрупулезно соблюдали "демаркационную линию", согласованную и подтвержденную в секретном протоколе. Подозрительность Сталина в отношении немцев начала проявляться уже в сентябре. Советский вождь полагал, что на завоевание немцами Польши может потребоваться довольно много времени. Однако вскоре после полуночи 8 сентября, когда танковые дивизии вермахта достигли предместий Варшавы, Риббентроп направил "срочное, совершенно секретное" сообщение Шуленбургу в Москву о том, что успех операций в Польше превзошел "все ожидания" и что в сложившихся обстоятельствах Германия хотела бы знать о "военных намерениях Советского правительства". На следующий день Молотов ответил, что СССР вступит в Польшу в ближайшие дни. Несколько ранее советский комиссар по иностранным делам официально поздравил немцев по случаю вступления вермахта в Варшаву.
10 сентября Молотов и Шуленбург запутались. После заявления о том, что правительство СССР ошеломлено неожиданными военными успехами немцев и потому находится в "затруднительном положении", Молотов коснулся обоснования, которое Кремль собирался выдвинуть в качестве оправдания своего вторжения в Польшу. Это было, как телеграфировал Шуленбург в Берлин, делом "наиболее срочным" и "совершенно секретным".
Вероятнее всего, пока немцы громили Польшу, в Москве обсуждались различные варианты дальнейшей политики. Когда же быстро обозначились успехи вермахта, пришлось принимать решение. Оно в любом случае означало вступление Красной Армии на польскую территорию. Как же обосновать этот шаг? Напрашивалось самое простое обьяснение: польское государство распадается, миролюбивый Советский Союз никак не может оставить в беде своих братьев по крови в Западной Белоруссии и Западной Украине и берет их под свое покровительство. Обоснование выглядело вполне логичным: не вступление в войну, а лишь акция по защите братских народов. Но тогда возникала новая сложность: а как обосновать вторжение Красной Армии в районы с чисто польским населением? 
Было решено остановиться не на Висле у Варшавы, а на Западном Буге у Бреста. Перспектива иметь в 1939 году дело с враждебным местным населением отнюдь не могла обрадовать советского вождя. Впрочем, Сталин и в августе едва ли хотел идти к Варшаве. Но, как опытный политик, он совсем не собирался делать подарок Гитлеру. Он предложил ему обмен: Гитлер получает большую часть Варшавского воеводства и все Люблинское, Сталину же передается Литва, первоначально отданная в германскую сферу интересов. Именно об этом Сталин сказал немцам 20 сентября, предложив оформить обмен новым соглашением — разумеется, секретным. 
О Литве Сталин вспомнил совсем не случайно. Только недавно на англо-франко-советских военных переговорах в Москве обсуждался проект маршала Шапошникова, предлагавшего направить Красную Армию на Запад через так называемый «Виленский коридор», то есть по самому удобному стратегическому маршруту. Кроме того, в Москве стало известно, что уже в сентябре Гитлер принял срочные меры для укрепления своего влияния в Литве. Литовский посол в Берлине Шкирпа вел секретные переговоры о переходе Литвы под германский военный протекторат, причем вел успешно. Гитлер уже спал и видел как он вернет Литве старинную столицу Вильнюс, превратившуюся в польский город Вильно. Сталин же совсем не жаждал оказывать немцам такую услугу: он хотел сам отдать Вильно литовцам. 
20 сентября Сталин решил перетасовать карты заново и через Шуленбурга передал в Берлин свои предложения. Гитлеру ничего не оставалось, кроме как согласиться. Надо отдать должное Сталину: он перехитрил на этот раз Гитлера. У фюрера не было другого выбора, поскольку он нуждался в благожелательной позиции Советского Союза. Начиналась война с Англией и Францией — а для нее были очень нужны советские нефть, зерно, руда. Неслучайно параллельно с Риббентропом в Москве работали немецкие торговые представители. 
Взвесив все «за» и «против», фюрер решил снова послать Риббентропа в Москву. При этом он решил обратить неприятность в благодеяние: использовать встречу со Сталиным для выяснения важных политических вопросов. В своих воспоминаниях, написанных в тюремной камере в Нюрнберге, Риббентроп излагает эти вопросы, которые в ночь перед отлетом в Москву получил от Гитлера. Первое: прозондировать возможность превращения договора о ненападении в более тесное сотрудничество с целью заключения формального союза в будущих боях с западными державами. Второе: сохранить за Германией хотя бы часть Литвы или получить компенсацию в форме поставок сырья. Третье: выяснить советские намерения в Прибалтике, коей Сталин «собирается вскоре заняться». 
Как видно, цену за свое согласие на раздел Польши Гитлер собирался получить немалую. Наиболее щекотливым — для Сталина — становился вопрос о возможном военном сотрудничестве СССР и Германии в войне с Англией и Францией. Осторожный советский вождь не хотел давать никаких обещаний. Правда, он облек свою позицию в такую своеобразную форму: похвалил Риббентропа за то, что тот не просит советской военной помощи. 

Сталин сказал:

«Но если Германия вопреки ожиданиям попадет в тяжелое положение, то можно быть уверенным, что советский народ придет на помощь Германии и не допустит, чтобы Германию удушили. Советский Союз заинтересован в сильной Германии и не допустит, чтобы ее повергли на землю». 


Эти сталинские слова звучали весьма двусмысленно: они, безусловно, могли пробудить у Риббентропа надежды на «помощь в тяжелом положении», хотя звучали отказом в военном союзе. Зато в двух других вопросах Сталин проявил большую уступчивость: отдал немцам маленькую часть южной Литвы (так называемый «сувалкский выступ») за внушительное денежное вознаграждение, выразил желание активизировать торговлю (не в последнюю очередь намекая на немецкие поставки для советской оборонной промышленности) и вербально согласился с германскими предложениями говорить о плодотворном сотрудничестве в будущем. Сталин также согласился на предложенное немцами название договора «О дружбе». 
На рассвете 29 сентября был подписан новый Договор о дружбе и границе, а к нему еще секретный дополнительный протокол. 

«ГЕРМАНО-СОВЕТСКИЙ ДОГОВОР О ДРУЖБЕ И ГРАНИЦЕ МЕЖДУ СССР И ГЕРМАНИЕЙ 
Правительство СССР и Германское Правительство после распада бывшего Польского государства рассматривают исключительно как свою задачу восстановить мир и порядок на этой территории и обеспечить народам, живущим там, мирное существование, соответствующее их национальным особенностям. С этой целью они пришли к соглашению в следующем: 
Статья I 
Правительство СССР и Германское Правительство устанавливают в качестве границы между обоюдными государственными интересами на территории бывшего Польского государства линию, которая нанесена на прилагаемую при сем карту и более подробно будет описана в дополнительном протоколе. 
Статья II 
Обе стороны признают установленную в статье I границу обоюдных государственных интересов окончательной и устранят всякое вмешательство третьих держав в это решение. 
Статья III 
Необходимое государственное переустройство на территории западнее указанной в статье I линии производит Германское Правительство, на территории восточнее этой линии — Правительство СССР. 
Статья IV 
Правительство СССР и Германское Правительство рассматривают вышеприведенное переустройство как надежный фундамент для дальнейшего развития дружественных отношений между своими народами. 
Статья V 
Этот договор подлежит ратификации. Обмен ратификационными грамотами должен произойти возможно скорее в Берлине. 
Договор вступает в силу с момента его подписания. 
Составлен в двух оригиналах на немецком и русском языках. 
Москва, 28 сентября 1939 года. 
По уполномочию За Правительство 
Правительства СССР Германии 
В. МОЛОТОВ И. РИББЕНТРОП»

Чем же этот договор отличался от подписанного 23 августа? Различие весьма существенное. 23 августа Гитлер еще не напал на Польшу, и формально Советский Союз мог заключать пакт с Германией, не становясь соучастником, — повторяю, формально, потому как Сталин знал о предстоящем немецком нападении на Польшу. 28 сентября все было иначе: Германия была агрессором, и СССР заключал с ней договор о дружбе! Впоследствии Сталин в специальном (и позорном) сообщении ТАСС от 29 октября даже подтвердил, что, по его мнению, не Германия, а Франция и Англия начали войну! С немцами Сталин собирался дружить, хотя и не без корысти. Секретный протокол разъяснял: 

«Секретный дополнительный протокол 
Нижеподписавшиеся уполномоченные констатируют согласие Германского Правительства и Правительства СССР в следующем: 
Подписанный 23 августа 1939 г. секретный дополнительный протокол изменяется в п. 1 таким образом, что территория литовского государства включается в сферу интересов СССР, так как с другой стороны Люблинское воеводство и части Варшавского воеводства включаются в сферу интересов Германии (см. карту к подписанному сегодня Договору о дружбе и границе между СССР и Германией). Как только Правительство СССР предпримет на литовской территории особые меры для охраны своих интересов, то с целью естественного и простого проведения границы настоящая германо-литовская граница исправляется так, что литовская территория, которая лежит к юго-западу от линии, указанной на карте, отходит к Германии. 
Далее констатируется, что находящиеся в силе хозяйственные соглашения между Германией и Литвой не должны быть нарушены вышеуказанными мероприятиями Советского Союза».

Наконец был подписан еще один секретный протокол: 

«Секретный дополнительный протокол 
Нижеподписавшиеся Уполномоченные при заключении советско-германского договора о границе и дружбе констатировали свое согласие в следующем: 
Обе стороны не допустят на своих территориях никакой польской агитации, которая действует на территорию другой страны. Они ликвидируют зародыши подобной агитации на своих территориях и будут информировать друг друга о целесообразных для этого мероприятиях. 
Москва, 28 сентября 1939 года».

Вечером 28 сентября в Кремле состоялся пышный прием. Для высоких гостей был сделан перерыв, во время которого Риббентроп посетил Большой театр и посмотрел один акт «Лебединого озера». К утру все было готово, причем Сталин не терял времени: одновременно с Риббентропом в Москву был приглашен министр иностранных дел Эстонии Сельтер. С ним был подписан договор, разрешавший создание советских военных баз в Эстонии. Так Гитлер получил ответ на интересовавший его вопрос о советских намерениях в Прибалтике. Вскоре последовали аналогичные советские соглашения с Литвой и Латвией. В скором времени туда вошли войска Красной Армии. Практически начался процесс, завершившийся в августе следующего года присоединением трех республик к СССР. 
Сталин и Риббентроп были очень довольны новым договором. А ведь это был роковой договор для Советского Союза! Он практически отдал Гитлеру всю Польшу, превратив ее в потенциальный плацдарм для нападения на СССР. В состав созданного немцами "генерал-губернаторства" вошли не только западные воеводства, но и восточные (недаром в преддверии нового регулирования тысячи польских евреев устремились на Восток — к Бугу и Сану, надеясь спастись от гибели). 
Сталин, казалось, мог торжествовать. Но ЦЕНА полученной отсрочки оказалась воистину страшной. После 22 июня 1941 года вермахт быстро прошел через Западную Белоруссию, Западную Украину и Прибалтику, которые Красная Армия не успела освоить и подготовить к обороне, и уже в ноябре 1941 г. оказался у стен Москвы. Еще страшнее были последствия той политической игры с Гитлером, в которую ввязался Сталин накануне германского вторжения. Для подготовки к обороне было потеряно драгоценное время. А потерянное время назад не воротишь. За политическую близорукость своего вождя красноармейцы в роковом 1941 году заплатили большой кровью: в ходе кампании 1941 г. погибло или попало в немецкий плен около 3,5 млн. солдат и офицеров.
Для многострадального польского населения вторжение Красной Армии стало началом множества бедствий и несчастий. Жизнь поляков в Западной Украине и Белоруссии была не легче, чем жизнь их соотечественников, попавших в зону немецкой оккупации. Советская власть безжалостно расправлялась со всеми, кто мог представлять хоть малейшую угрозу режиму. Репрессиям подверглись польские священнники, офицеры, дворяне, интеллигенция. Их похищали, арестовывали, депортировали, расстреливали, чтобы подавить всякую возможность сопротивления. К ноябрю 1940 г. примерно десятая часть населения или 1,17 млн. чел. были выселены из родных мест.Через год каждого третьего из них уже не было в живых. НКВД арестовал 60 тыс. человек, 50 тыс. были расстреляны.