Записки кавалериста. Глава 10.

На модерации Отложенный

Записки кавалериста

6-го кавалерийского казачьего корпуса имени И.В.Сталина

июль 1941 года

 

Вокруг Никитина было несколько командиров из его штаба.

В ближайшее же время каждый получил задачу. Тщательно выбира­лось место для предстоящей атаки. Нужно было организовать и провести в жизнь задуманное. Но совершенно неожиданно, на сле­дующий же день, началась погрузка военнопленных. Под ударами прикладов военнопленных офицеров грузили в огромные грузовые автомашины "Бюсинги". В кузове машины пленные должны были лечь и не двигаться. Малейшее неповиновение - расстрел. Через два дня генерал Никитин и Степнов, оказались в лагере военноплен­ных  Белая Подляска.

Огромное поле лагеря Белая Подляска, об­несённое колючей проволокой, было изрыто ямами, в которых ютились измученные люди.

По лагерю шныряли подозрительные типы, выискивая комиссаров и евреев.

На следующий день, вечером, в лагерь привезли больного и измождённого генерал-майора Алавердова.

"Здравствуйте товарищи!"- проговорил Алавердов, опускаясь в ямку, где лежали Никитин, Степнов, Поносов, Горский и другие командиры, окружавшие генерала Никитина. Бодрое приветствие и близкое сердцу слово "товарищ” - звучали в устах генерала Ала­вердова, как пароль верности Родине. Генералы знали друг дру­га давно, знал Алавердов и Степнова ещё по службе в Закавказье.

"Положение наше незавидное, товарищи, - бежать нужно",- высказал без обиняков своё мнение Христофор Николаевич Алавер­дов генералу Никитину и Степнову. В глазах Алавердова светилась решимость и не сгибаемая вера в победу Красной Армии.

"Согласен с тобой, Христофор Николаевич. Нужно только, чтобы ты немного отошёл. - Уж больно ты плохо выглядишь",- за­метил Никитин.

"А я на четвереньках на восток к своим согласен лезть",- серьёзно отозвался Алавердов.

Медленно тянулись мучительные и голодные дни.

"Нужно, чтобы наши ближайшие товарищи пошли по лагерю, в ямки, - к нашим бойцам. - Пусть  каждый боец знает, что победа, все равно будет наша. Не может победить фашизм свободный на­род, которому Гитлер готовит рабство", - с воодушевлением про­говорил однажды Алавердов.

"Это верно, - не может фашизм победить страну, в которой  восторжествовал передовой строй",- подтвердил Никитин слова Алавердова.

"Мы пойдём Иван Семёнович, - пойдём по всему лагерю и будем говорить людям то, о чём вы с генералом Алавердовым ска­зали нам",- с волнением высказался Степнов.

"Да это надо, товарищи. Я вижу в этом нашу главную и священную задачу",- подтвердил генерал Никитин. 

Большие чер­ные глаза Алавердова блеснули догадкой. Он провёл рукой по лысому, до черна загорелому черепу.

"Пойти вы должны, друзья, но действовать нужно осторож­но, - заметил он. Сходив к товарищам по разным местам лагеря, - вы уже не должны там появляться снова. Кон...спи...ра...ция! - понимаете? запомните, вы не в полках у себя в армии.  Вы в тылу врага и ведёте против него политическую борьбу. Цена все­му этому - жизнь".

"Я уже сказал товарищам, Христофор Николаевич, что побы­вав однажды в каком-нибудь месте - в лагере, нужно сразу-же выбирать стойких товарищей и потом через них поддерживать всё время связь с остальными. Хороших людей много и, я думаю, в этом затруднений не будет",- уточнил Никитин.

"Совершенно правильно. Но места встреч тоже должны быть хорошо выбраны, - чтобы они не вызвали подозрения",- согласил­ся Алавердов.

Вдруг над самой ямой, где лежали Никитин и Алавердов с товарищами, раздался гортанный крик: - " Встать! Становись!"

Несколько унтер-офицеров бегали по ямам, поднимая военнопленных. Лагерь зашевелился. Из ям вылезали измученные люди.

Посредине лагеря, заложив руки за спину, ходил нервничавший немецкий капитан. В открытые ворота лагеря вошла рота солдат. Когда строилась группа военнопленных, в которой находились генералы, Никитин, отозвав в сторону Степнова, проговорил: - "Эти варвары могут сделать все, вплоть до того, что пу­стить оружие против безоружных людей. По моей команде в слу­чае необходимости, вы с группой подобранных вами людей, должны моментально обезоружить унтер офицеров, находящихся внутри ла­геря и тут же атаковать восточный сектор лагеря. Сбор в том лесу, коротко изложил Степнову задачу генерал Никитин, указав глазами на чернеющий вдали лес. Полковник Орловский атакует ворота и вахту и присоединяется к вам. В атаке использовать камни, доски, одеяла и плащ-палатки", - добавил Никитин.

"Есть!"- ответил Степнов и тут же затерялся среди множества людей.

Тем временем генералы Никитин и Алавердов имели короткий разговор с полковником Орловским, капитанами Поносовым и Ива­новым и старшим лейтенантом Горским.

Ощетинившись широкими тесаками винтовок, автоматами и пуле­мётами, рота немцев, отбивая шаг, маршировала в лагерь.

"Интересные манипуляции",- заметил с иронией Алавердов, глядя на марширующую немецкую роту.

"Хорошо было бы, если б они подальше вглубь лагеря зашли", - отозвался Никитин.

"Вот я об этом как раз и думаю",- подтвердил Алавердов.

Но в эту же минуту немецкая рота остановилась, глухо уда­рив о землю прикладами винтовок. Опутанные проволокой ворота лагеря открылись и длинный, приземистый "Мерседес", в сопровож­дении трёх камуфлированных "Опелей", пройдя пропускную вахту, остановился возле роты. Из "Мерседеса", важно, с напускной медлительностью, вышел невысокий немецкий генерал-полковник. Он снял фуражку с огромной тульёй и стал вытирать череп, едва по­росший бесцветными, жидкими волосами.

Капитан, ожидавший на­чальство, сердито про себя проворчал, -

"Сакрамент! - Опять этот Мильх!" Старый вояка ещё первой

империалистической войны, капитан Клаус хорошо знал нынеш­него генерал-полковника Мильха.

Из остановившихся, рядом с Мерседесом машин, вышло до десятка немецких лётчиков, увешенных железными крестами и ду­бовыми листьями.

"Добро пожаловать!" - весело проговорил Мильх, обращаясь сопровождавшим его офицерам и направляясь к быстро шедшему ему навстречу Клаусу.

Цокнув каблуками, Клаус чётко отдал рапорт и сделал шаг в сторону, желая пропустить Мильха и его свиту. "Может, не вспомнит этот комбинатор Мильх старого друга по первой мировой войне" - подумал про себя Клаус. Но у Мильха было хорошее настроение, и он вспомнил:

" А, старый друг, капитан Клаус!".

"Яволь!" - сухо ответил Клаус.

Мильх протянул руку и великодушно похлопал по плечу старого капитана.  Клаусу снисхождение Мильха было не по себе.

"Много ли среди военнопленных ты выявил комиссаров и евреев? "- спросил Мильх у Клауса, поглядывая на сопровождающих его немецких воздушных асов.

"Это не моя задача. Я солдат, а не полицейский", - коротко ответил Клаус, а сам подумал: - Ведь нужно же так измениться, отречься от роду и племени только, чтобы про­лезть в генералы".

Клаус хорошо знал, что ещё во время первой мировой вой­ны Мильх и Геринг были лётчиками-лейтенантами германской ар­мии. Однажды в воздушном бою Мильх и Геринг сбили по паре французских самолётов. Такое количество для каждого из них в отдельности ничего, кроме благодарности, не давало. Тогда Мильх и Геринг решили общую сумму сбитых самолётов приписать кому-нибудь одному из них. Это давало право на получение самой высокой награды. Бросили жребий, - Геринг получил орден и стал быстро повышаться по службе. Подымаясь, сам он подтягивал Мильха, чтобы тот не выболтал об ордене, который сыграл весьма серьёзную роль в карьере Геринга. Однако Геринг знал один факт в качестве контр-меры против Мильха. Мать Мильха была еврейка. Мильх это всячески скрывал и по всякому случаю старал­ся показать себя в угоду фюреру, как непримиримый антисемит. Когда случалось так, что Мильх высказывал своё неудовольствие, будучи обойдённым в чинах и орденах, и намекал Герингу на случай со сбитыми самолётами, Герин басовито смеясь, не прочь был на­помнить Мильху о его маме-еврейке.

"Мерзавец без чести и племени",- подумал Клаус глядя на Мильха, который подошёл к группе военнопленных, среди которых находились генералы Никитин и Алавердов.

Двигаясь медленно вдоль ряда, Мильх остановился против крупного генерала Алавердова. Казалось, что Мильх хочет надуть­ся, чтобы сравняться с крупным Алавердовым. Желая видимо при­дать себе внушительный вид, Мильх расставил ноги и, глядя сни­зу вверх, спросил: -

"Скажите генерал, - когда кончится война? ".

Измождённое лицо Алавердова выразило презрение.

"Война только началась и кончится она не скоро. Очень не скоро!"- ответил Алавердов.

Когда переводчик перевёл ответ Алавердова, Мильх захохотал.

Немецкие асы, заносчиво улыбаясь, ближе подошли к Алавердову, рассматривая его в упор.

"Вы уверены в этом?" - спросил Алавердова молодой нагловатый полковник, увешанный  до пояса крестами и дубовыми листьями к железному кресту.

"Конечно", - ответил Алавердов.

Строй военнопленных при­тих, ловя каждое слово своего генерала.

"А кто победит в этой войне?"- снова спросил Мильх гене­рала Никитина, стоящего рядом с Алавердовым.

Никитин помолчал, не желая разговаривать с Мильхом.

"Кто же победит в этой войне?" - снова спросил Мильх генерала Никитина. Когда переводчик хотел, было перевести вопрос Мильха, Никитин поднял руку:

"Не надо, я понимаю без вашего перевода, - сказал он - В этой войне победит правда",- твёрдо проговорил он.

После перевода переводчика Мильх вскрикнул: " Чья, правда?"

снова спросил Никитина Мильх.

"Я думаю, что здесь не место нам философствовать, гене­рал, - у вас своя, правда, а у нас своя. А поскольку двух правд на свете не бывает, вот война и определит - на чьей сто­роне правда. "Цыплят по осени считают" - заключил Никитин.

Переводчик с трудом переводил Мильху ответ Никитина. А когда дошёл до поговорки, он спросил: "А насчёт кур, или как там - цыплят, вы что-то сказали?"

"Ничего, - вы правильно сделали перевод, - хватит",- объяснил Никитин

Генеральский осмотр Мильхом продолжался недолго.

Мильх и его асы, посетив лагерь, хотели, видимо, посмотреть на советских генералов и старших офицеров. Они представляли себе пленных советских офицеров как людей потерявших облик и волю к сопро­тивлению.

Но увиденное их разочаровало.

"Мне кажется, что война действительно может затянуться, господин генерал",- высказал мнение полковник, когда "Мерседес", плавно амортизируя на полевой дороге, мчался к аэродрому.

"Война закончится в течение нескольких недель, так говорил Фюрер "- Мильх не договорил, что сказал фюрер. Но одного упоминания, что фюрер сказал нечто другое, было достаточно, чтобы думать, так как думает фюрер.

Когда военнопленных распустили по своим ямам, разговоров среди них не было конца.

 

Подготовка к публикации - проект “Неизвестная война”

архив Мирослава Хопёрского.
Все права защищены. 
(с) Мирослав Хоперский, 2012 год.