ЯРОСЛАВ СМЕЛЯКОВ, ЭЛЕГИЧЕСКОЕ СТИХОТВОРЕНИЕ (читает автор, комментарии мои)

Это не самое известное и не самое бесспорное стихотворение Ярослава Смелякова, но когда я вспоминаю его, вокруг становится светлее. Оно наполнено такими нежностью и благодарностью, которые нечасто встречаются в словесном выражении. Хочу поделиться этими чувствами с вами.  Стихотворение читает сам автор. После аудиофайла я привожу текст, а потом попробую проанализировать один аспект этого поэтического произведения, приоткрыв тайну его магии.

 

К сожалению, я не могу напрямую вставить плейер, поэтому даю ссылку на страницу, где можно прослушать и/или загрузить этот файл: 

http://baseofmp3.com/download.php?path=1-4685-97172942-1e4da2729d4f&dur=1%3A45&artist=%DF%F0%EE%F1%EB%E0%E2+%D1%EC%E5%EB%FF%EA%EE%E2&title=%DD%EB%E5%E3%E8%F7%E5%F1%EA%EE%E5+%F1%F2%E8%F5%EE%F2%E2%EE%F0%E5%ED%E8%E5+%28%F7%E8%F2%E0%E5%F2+%E0%E2%F2%EE%F0%29

 

Ярослав Смеляков

Элегическое стихотворение

Вам не случалось ли влюбляться —
мне просто грустно, если нет,—
когда вам было чуть не двадцать,
а ей почти что сорок лет?

 

А если уж такое было,
ты ни за что не позабыл,
как торопясь она любила
и ты без памяти любил.

 

Когда же мы переставали
искать у них ответный взгляд,
они нас молча отпускали
без возвращения назад.

 

И вот вчера, угрюмо, сухо,
войдя в какой-то малый зал,
я безнадежную старуху
средь юных женщин увидал.

 

И вдруг, хоть это в давнем стиле,
средь суеты и красоты
меня, как громом, оглушили
полузабытые черты.

 

И к вам идя сквозь шум базарный,
как на угасшую зарю,
я наклоняюсь благодарно
и ничего не говорю,

 

лишь с наслаждением и мукой,
забыв печали и дела,
целую старческую руку,
что белой ручкою была.


А теперь давайте обратим внимание на один художественный прием, примененный в этом стихотворении: на личные местоимения, которые меняются от строфы к строфе.

 

Первая строфа – обращение «на вы»: то ли ко многим слушателям, то ли к одному – малознакомому взрослому человеку. «Вам не случалось ли влюбляться»… Странный вопрос, за которым, несомненно, должна последовать какая-то романтическая история.

 

И она следует, стремительно вовлекая в свою орбиту слушателя: уже во второй строфе лирический герой, от имени которого ведется речь, переходит «на ты», отбрасывая условности и заставляя поверить, что такая история действительно имела место именно с тобой: «А если уж такое было, ты ни за что не позабыл»…

 

В третьей строфе братство духа, понимание «товарища по несчастью» или такого же счастливчика, как сам лирический герой, уже неразрывно роднит с ним читателя: они становятся единым понятием «мы», а одна возлюбленная («она») превращаются в несколько женщин, воспитавших юных мужчин; отсюда – не разделяющее, но обобщающее «они»: «Когда же мы переставали искать у них ответный взгляд, они нас молча отпускали»…

 

На этом заканчивается первая часть стихотворения – история давней, наивной, уже затянутой илом повседневности любви.

Дальше описывается конкретный случай, произошедший именно с лирическим героем, а мы остаемся только наблюдателями; но «мы» не распадается – читатель уже вовлечен в эмоциональную орбиту повествователя.

 

В четвертой строфе фигурирует его «я» и пестрая толпа молодых прелестниц, среди которых ярким… нет, единственным тусклым пятном выделяется неизвестно как затесавшаяся туда, мягко говоря, пожилая дама, а конкретнее выражаясь – «безнадежная старуха», зацепившая взгляд лирического героя именно своей нелепостью и неуместностью в данном окружении. И вдруг – удар, шок, молния – воспоминание, понимание: впечатление настолько сильно, что в пятой строфе нет даже «я» – есть только страдательное «меня»: «Меня, как громом, оглушили полузабытые черты».   

 

Шестая строфа – крещендо, как сказали бы музыканты, то есть постепенное нарастание силы звука, а в нашем случае – действия. Вновь появляются «я» и «вы», но здесь это уже не обращение к практически незнакомому слушателю, а поднятие на пьедестал Прекрасной Дамы – той, на всю жизнь научившей любить. И юные девицы представляются шумящей и суетливой базарной толпой, а угасшая заря не перестает быть зарей на небосводе жизни. И слова здесь не нужны – достаточно одного жеста, в который вложены «наслаждение и мука» седьмой строфы; в ней вообще нет местоимения: оно уже не нужно, поскольку понимается «по определению».

 

Доверительности тона, разговорной интонации способствует и ритмический рисунок стиха: этот размер называется ямб, то есть является двусложной стопой с ударением на втором слоге (та-тА). Двусложные стопы вообще легче воспринимаются на слух, чем трехсложные, но ударение именно на второй, а не на первый, слог придает лирическому повествованию некоторую вкрадчивость, раздумчивость, необходимую при таком личном разговоре. Четные строки содержат точно по четыре стопы (та-тА та-тА та-тА та-тА), а в нечетных есть еще «затактный» безударный слог (та-тА та-тА та-тА та-тА-та), дающий маленький сбой, заминку, подыскивание слова, перехват дыхания… То, без чего рассказывать эту историю невозможно.

 

Я остановилась только на нескольких художественных приемах, встречающихся в этом произведении, но очень надеюсь, что обращение внимания на них дало возможность глубже, полнее почувствовать и воспринять «Элегическое стихотворение».

 

29.09.12 г.