Из фронтовых воспоминаний отца.

Фронтовики уходят из жизни. А с ними бесценные истории, не прикрашенные официальной пропагандой.

Многие из нас слышали рассказы родителей о военном времени. Надо их сохранить для наших детей и внуков.

Вот истории, которые я услышал от своего отца.

Мой отец в 1936 году закончил вечернее отделение института и получил специальность инженера по холодной обработке металла. Он уже работал конструктором на заводе.

Но в этот год всех выпускников по этой специальности (и с дневных, и с вечерних факультетов) распределили по военным заводам. Это был, так называемый, "орджоникидзевский выпуск" инженеров.

Отец попал под Москву на артиллерийский завод, технологом в цех по производству зенитных пушек.

Осенью 41 завод был эвакуирован на Урал. Там отец тоже работал технологом смены в цехе, делавшем зенитные пушки. Как работник военного завода отец имел бронь. Но в конце 42 года он имел неосторожность на собрании обвинить зав.столовой в хищении продуктов. А она  была любовницей главного военпреда на заводе. Отца разбронировали и мобилизовали.

Попал он в артиллерийские лагеря, где формировались артиллерийские части. Сунули его рядовым (он как вечерник в институте офицерское звание не получил) в минометную батарею.

Перед самой отправкой на фронт, встретил отца в этом лагере полковник из Главного артиллерийского управления, который знал отца по его работе на артиллерийском заводе. В этих лагерях полковник  отвечал за формирование зенитной дивизии. Узнав, что отца сунули в минометную батарею, полковник пришел в бешенство – в зенитной дивизии, которую он формировал,  не было ни одного человека, знавшего конструкцию зенитных пушек.

Отца выдернули из эшелона, которым минометная батарея отправлялась на фронт. Из рядовых его сразу сделали старшиной (офицерское звание ему, не обученному, годному к нестроевой,  дать не могли) и назначили начальником артиллерийского отделения дивизионной походно-ремонтной мастерской.

Отец создавал свое отделение с нуля – учил призванных с  граждански слесарей и токарей ремонтировать пушки. Ездил по окрестным заводам и уговаривал директоров заводов пожертвовать на нужды Красной Армии фанеру, деревянные брусья, станки. Получив несколько студебекеров, вместе со своими артмастерами делал на них будки. Он всегда с благодарностью вспоминал, что на заводах, узнав для чего это нужно, и директора не отказывали и рабочие помогали.  Так, он получил  токарный, фрезерный, шлифовальный станочки. Было точило и даже газосварочный аппарат. Ну и  конечно дали инструмент – укомплектовали резцами, сверлами, фрезами и слесарным инструментом.  Все оборудование было установлено на машинах в будках. Там же над станками был подъемные полки для сна. К моменту отправки дивизии на фронт его отделение было готово разобрать по винтику и затем собрать пушку и, даже сделать кое-какие детали на замену.

На фронте приходилось и разбирать, и собирать. Отец вспоминал, как во время наступления в Прибалтике они увидели на обочине дороги зенитную пушку со  свесившимся стволом – при движении ствол не закрепили по-походному и полетел подъемный механизм. Рядом с пушкой сидел капитан – командир батареи. За такую халатность ему мог быть и штрафбат.

На вопрос отца – что случилось, капитан ответил длинным матюком. Мол, иди, старшина, сам знаешь куда …

В летучке среди запчастей, снятых с разбитых пушек , были необходимые детали. Артмастера набросились на пушку, быстренько ее разобрали и опять собрали.

В начале 50 годов я, малец, шел с отцом по улице, когда к нему бросился какой-то мужик и полез целоваться. Это был тот капитан. Он сделал отцу подарок – немецкую логарифмическую линейку. Отец хранил ее в ящике письменного стола почти 40 лет - до своей смерти. И страшно ей гордился.

Отец начал войну на Карельском фронте, потом был коридор, пробитый в осажденный Ленинград,  а закончил в Берлине.

Их дивизия относилась к РГК, но все время использовалась для прикрытия передовых частей. Чаще всего зенитные батареи стояли или рядом с траншеями на передовой, или на 200-300 метров позади.

Отец рассказывал, что во время наступления в Прибалтике, когда советские части двигались по одной дороге, а по параллельной дороге отступали фашистские части, был такой бардак, что, иногда, первыми в населенный пункт входили дивизионные тыловые части.

Во время боев основное место размещения походно-ремонтной мастерской было рядом с командным пунктом  командира дивизии. Если на позиции батареи требовался срочный ремонт пушки, командир батареи сообщал в штаб полка, а оттуда на КП дивизии, и отец на машине-летучке сразу же отправлялся на батарею.

Благодаря такой «диспозиции» отец оказался свидетелем нескольких интересных случаев.

Вот два эпизода из воспоминаний отца.

Переговоры с Финляндией.

В дивизии издали приказ – такого-то числа с такого-то по такое время (часа два) не открывать огонь по вражеским самолетам. Распоряжение об этом пришло «сверху».

Все были в недоумении.

К назначенному времени на КП крутились все, кому положено и не положено.

В указанное время на КП увидели, как со стороны финнов к передовой подошел красный двухмоторный самолет в сопровождении шестерки мессершмиттов.

С нашей стороны подошла шестерка истребителей. Финские истребители ушли в сторону, наши окружили красный самолет и повели его вглубь нашей территории.

Время, указанное в приказе окончилось, и дивизия опять начала стрелять по самолетам противника.

Через день история повторилась. Опять приказ. Опять все собрались на КП.

Тот же красный самолет в сопровождении советской шестерки истребителей подошел к линии фронта, но уже с нашей стороны. Его аккуратненько передали шестерке финских истребителей.

И дивизия опять начала стрелять.

Через несколько дней началось стремительное наступление на финский Выборг – исконно русский город. И тут же объявили о заключении мирного договора с Финляндией.

В дивизии поняли, что через их позицию финны летали в Москву на переговоры.

Отец, вспоминая, шутил, что он тоже был участником мирных переговоров.

Салют Победы.

Во время боев за Берлин дивизию ввели в город. Но немецких самолетов было мало, и стрелять по ним было не возможно – если они и летали, то очень низко и появлялись лишь на секунды в разрывах между домами. Зенитчики ни навести пушку, ни выстрелить не успевали.

Поэтому дивизию вывели на окраину города.

2 или 3 мая, после подписания капитуляции, пришел приказ коменданта Берлина произвести салют Победы. Для этого выделили четыре зенитные дивизии, стоявшие по окраинам города. Расход снарядов для салюта – пол боекомплекта.

Было указано ориентировочно время – 20:00 (но предупредили, что может быть время салюта будет перенесено на 21 час - это должны были уточнить отдельным сообщением). По войскам был отдан строгий приказ – в это время не стрелять ни из какого оружия.

Ремонтная служба в полной боевой готовности прибыла к КП. Начальник артиллерийского отделения почти на законных основаниях крутился на КП – он был на верхнем этаже не очень разрушенного здания, откуда открывался прекрасный вид на поверженный Берлин.

Как обычно – планировали как лучше, а получилось как всегда.

В 19 часов связь КП дивизии с командным пунктом коменданта города прервалась.

Что сказал командир дивизии начальнику службы связи,  публикации не подлежит.

К 19:55 связи с комендантом Берлина не было.

Что делать – стрелять или не стрелять?  Этот, почти гамлетовский вопрос, в случае ошибки мог иметь совсем не театральные последствия. Ведь это салют Победы в Берлине.

Начнешь стрелять в 20:00 – а три другие дивизии получили приказ стрелять в 21:00. Тут можно остаться и без полковничьих погон. А если не начать стрелять в 20:00, а другие начнут? Результат тоже вполне предсказуем.

Командир дивизии в без пяти восемь отдал приказ – стрелять. И матерясь на весь район расположения, полез с биноклем на НП – сохранившуюся  крышу ближайшего дома, смотреть,  будут ли стрелять другие дивизии.

Ровно в 20:00 все четыре дивизии одновременно начали стрелять в белый свет, как в копеечку.

Комдив, вытирая испарину, довольный спустился вниз.

За 15 минут пушки выпустили в небо пол боекомплекта. А через пять минут появилась связь с комендантом города.

Первое сообщение от коменданта, – какого ……!!!  открыли огонь, когда есть приказ салютовать в 21:00. Ну и в дополнение -  не пропускаемые военной цензурой замечания и характеристики в адрес командования дивизии.

Побелевший комдив только повторял – так не только же мы, и остальные тоже стреляли.

И тут же был получен приказ – выполнять ранее отданный приказ и провести салют в 21:00.

Ошалевший комдив рявкнул – вторые пол боекомплекта к пушкам!

В 21:00 четыре зенитные дивизии произвели вторично салют.

Но вся армия знала, что во время салюта стрелять строго запрещено.

А тут, через час опять стреляют. И все решили, что вот сейчас-то уже можно стрелять всем.

И тут началось – стреляли в небо из пистолетов, автоматов, пулеметов.

Мимо КП дивизии прошла колонна танков.

На вопрос – куда, славяне? Был получен ответ - за город, пострелять!

Танковые пушки стреляют настильно. Поэтому в городе не постреляешь.