Верните Родину!

 В детстве я знал наверняка, что наши — лучше всех. На бумажных самолётиках  рисовал большие красные звёзды. Клеил из картона «тигры» по схеме,  подсмотренной в приложении к «Юному технику». Потом с упоением сжигал их во дворе,  имитируя сражение под Прохоровкой. А на улице мы с ребятами чаще играли в  «пекаря», чем в «войнушки», потому что никто не хотел играть за немцев.
С пелёнок знал, что моя страна — самая большая в мире. Какое чувство  гордости меня окатывало, когда открывал географический атлас! Я мог часами  пожирать глазами огромный кусок суши, на котором с гигантскими пробелами между  буквами было выведено: С С С Р.
В заводском парке стояли автоматы  с газировкой. Три копейки стоила вода с сиропом. Тут же были и стаканчики.  Моешь их в фонтанчике воды — и пей на здоровье. Местные пьяницы иногда брали стаканчик, дабы раздавить в кустах поллитру на троих. После чего аккуратно  возвращали его на место.
По нашей улице ночью ходил паровоз и вёз какие-то материалы на завод «Свет  шахтёра», ворота которого находились в ста метрах от моего дома. Надо было  притвориться спящим, пролежать два часа с закрытыми глазами, чтобы дождаться  незабываемого зрелища, когда комнату озарял яркий свет и тени на стенах  напоминали сказочных персонажей.
Дома мы смотрели диафильмы. А когда у нас появился телевизор, я узнал, что  такое «мультики». Мультик про «Чиполлино» был одним из любимых. Помню свою  радость, когда жители деревни объединились и прогнали всех этих «синьоров помидоров». Мне тогда казалось, что стоит только всем людям планеты объединиться — и  любую проблему можно решить сообща. А ещё помню, страшно переживал, когда в  мультике «Дед Мороз и Серый волк» серый разбойник унёс зайчат в лес. Я  смотрел этот мульт тысячу раз, но всегда переживал — догонят ли? Спасут ли? И всякий раз  волка догоняли. После чего — великодушно прощали. И я тоже не держал на  волка зла.
Мы прогуливали школу и шли на речку ловить раков. У меня была раколовка  особой конструкции — на железный обод от бочки я нашил мешок, а в него  привязал старый носок с салом. Опускаешь такую штуку с моста в реку — и через полчаса подымаешь. Глядишь — а в ней с пяток усачей. Эх, до чего ж вкусными были!..
Пару раз мы ездили на море. Это было настоящее приключение! На пляже были  дети со всего Союза. Мы играли в города, а я всегда выигрывал, потому что  читать выучился ещё в детском саду и с книжками с тех пор не расставался.
Любимым моим чтивом той поры была книжка Сергея Алексеева «Небывалое  бывает» — рассказы о русских солдатах и их подвигах. Бессчётное число раз я  проходил с Суворовым через Альпы, брал с Петром Шлиссельбург и лично видел  Птицу-Славу над полем Бородинского сражения.
Однажды мы были проездом в Москве. Поезд останавливался всего на полчаса,  это было глубокой ночью.

Я специально не спал, чтобы увидеть в окно вагона  Москву — столицу нашей Родины. Вернувшись домой, беззастенчиво врал приятелям, что  был на Красной площади.
В первом или третьем классе, сейчас уже точно не вспомню, мы в школе писали  диктант. Там были слова — СССР, Родина, Ленин. У меня был жутко корявый  почерк, но эти слова я выводил, как заправский каллиграф. От волнения у меня дрожали руки.
Одним из самых драгоценных подарков в моём детстве был «набор богатыря» -  шлем, щит и меч красного цвета. Вооружившись до зубов, без устали рубил  лопухи на соседнем пустыре, представляя себя Дмитрием Донским. Сорняки играли роль  монгольских захватчиков.
И как-то совсем уж неожиданно в мою жизнь пришла Украина. Независимость,  демократия, купоны… Что это такое и с чем их едят, я тогда не знал.  Понимание пришло позже.
Потом началось разграбление советского наследия. Процесс сопровождала  «культурная программа» — третьесортные фильмы-агитки, в которых какой-нибудь Рембо выкашивает из пулемета сотни советских солдат. По телевизору говорили, что  Зоя Космодемьянская страдала психическим расстройством и именно поэтому  поджигала дома благородных фашистов. Ещё помню фильм, в котором Сталин ожил и пугал своими коварными планами какую-то молодую пару. Те кормили  Виссарионыча яйцами вкрутую, потому что он якобы боялся отравления.
Многие вокруг открыто заявляли, что было бы весьма недурно, если бы немцы  нас в той войне победили. А у некоторых любимой программой была «Америка с  Михаилом Таратутой».
Я не сдавался и находил утешение в книгах. Спорил с дядькой-соседом, что  наши ещё вернутся и всем покажут, где раки зимуют. Но подтверждения своим  словам не получал. Родина хирела на глазах и превращалась в чёрт знает что.
Незаметно для себя я вырос, окончил институт, начал работать.  Единомышленников не искал — время было такое, что самым главным вопросом был вопрос физического выживания. У людей, с которыми я сталкивался, была такая каша в голове, что  я предпочитал не обсуждать с ними вопросы постсоветского бытия. Мы пили  палёный алкоголь и занимались всякой туфтой. Никаких целей в жизни у нас уже не  было, в мозгу копошились турецкие шоколадки и спортивный костюм «жатка».
Постепенно мне начинало казаться, что я остался один и что Родину уже не  вернёшь, что она навсегда растворилась в валютных обменках и вещевых рынках. Но мало-помалу в моей жизни начали появляться люди со схожими мыслями и  чувствами. И вот я уже не один. Вот нас десяток. Вот и сотня. Вот первая тысяча!
Теперь я точно знаю, что наши ребята есть в Одессе. Есть они в Москве, есть  в Донецке, есть в Киеве. В Севастополе есть. И в Минске. И в Ереване. В  сотнях и тысячах других населённых пунктов нашей необъятной Родины. И я верю: пока они есть — Родина жива. Она обязательно вернется.
Держитесь, ребята! Скоро пойдём в наступление!