Ювенальная юстиция и традиционные семейные ценности – светлые и темные стороны. Взгляд психолога


Эта тема муссируется уже давно, временами отходя на задний план, временами снова всплывая на поверхность. Речь идет об ювенальной юстиции как посягательстве на нашу самость, на наши традиционные семейные ценности.

Само словосочетание «традиционные семейные ценности» стало настолько привычным, что его произносят вовсе не задумываясь о том, а что это за ценности такие и почему понимаемая по-западному забота об интересах ребенка вошла в противоречие с нашей традицией. А задуматься есть о чем. Есть ли в самом деле такое противоречие? И если есть, то в чем оно?

Вообще говоря, противоречие есть. Для русской (я употребляю слово «русский» в самом широком значении – как принадлежащий к русской культуре, культуре русского языка) семьи характерны тесные внутрисемейные эмоциональные взаимосвязи – атмосфера любви. Все любят друг друга, и этим семья сильна. Для западных ювеналов этой эмоциональной составляющей семьи как бы не существует – вся их идеология и практика существуют в иной системе координат, где координаты эмоции, координаты любви нет. И в этом смысле, перенос этой идеологии и практики на российскую почву, в самом деле, является покушением на то, что играет в русской культуре важную роль. Но это только одна составляющая проблемы.

Другая составляющая. Слово «любовь» в русском языке отражает не только эмоцию, переживание «здесь и сейчас», но и устойчивую характеристику личности – отношение любви: отношение любящего к тому, кого он любит. И здесь у нас тоже свои традиции. Основа их – отношение сильным к слабому, как к своей собственности, как к вещи. Любимый ребенок или супруг полностью подчинен воле любящего (мы застенчиво называем это «традициями уважения и послушания»), а любящий может позволить себе по отношению к любимому любое насилие (мы застенчиво называем это «учить»: «поучу» у нас значит «побью»). Иначе говоря, в нашей семейной традиции относиться к слабому, не как к человеку, а как к бездушной вещи или к бездушному куску глины, из которого можно вылепить чего душа пожелает.

Чтобы сказать то же еще короче, в нашей традиции сильный слабого любит, но не уважает. А в отношении слабого к сильному всегда вместе с любовью присутствует и страх. Идеология ювенальной юстиции входит в клинч с такой традицией неуважения к ребенку и тем самым заставляет нас задуматься о том, о чем мы раньше не задумывались. И это можно только приветствовать.

Третья составляющая. Еще одно значение слова «любить» - это деятельность любящего по отношению к любимому, целью которой является сделать любимому добро. И здесь у нас тоже своя традиция – делать такое добро, которое САМ ДЕЛАЮЩИЙ считает добром. Кажется ли такое «добро» добром тому, КОМУ оно делается, и, что еще важнее, является ли такое «добро» НА САМОМ ДЕЛЕ добром - задумываться над этими вопросами не в нашей традиции. И поэтому в нашей традиции очень часто под видом добра делать зло. Конечно, у нас любой – специалист в двух областях: в футболе и воспитании детей. Но это нашим «спецам» не мешает корежить детские души, даже не догадываясь при этом, что они не спецы, а просто безграмотные дураки. Так ювенальная юстиция ставит перед нами (впрочем, здесь уже не только перед нами) еще один непустяшний вопрос – а что есть добро, что есть благо для ребенка? То, что считает добром его воспитатель, или что-то совсем другое? Конечно, уже в самой этой постановке есть посягательство на еще одну традицию определенных стратов нашего общества – традицию не утруждать себя размышлениями. Но и этом покушении мне видится больше позитива, чем негатива.

А теперь обо всем сказанном в одну фразу. Наша традиционная семейная любовь хороша, но она самовластна (часто до жестокости) и нередко глупа; покончить с этой традицией самовластиности и глупости, традицией самодурства в наших же собственных интересах.