Что нам дальше делать с Союзным государством России и Беларуси?
Политолог Сергей МИХЕЕВ:
"Союзному государству нужна дорожная карта"
В течение короткого срока Президент РФ, премьер-министр Д.Медведев, глава Совета Федерации Валентина Матвиенко и председатель Госдумы Сергей Нарышкин один за другим посетили Минск. Только что оттуда вернулся министр иностранных дел РФ Сергей Лавров. На встрече с ним президент Беларуси Александр Лукашенко отметил, что «чрезвычайщины» и напряженности ни по одному из вопросов российско-белорусских отношений нет. Вместе с тем во всех заявлениях он делает акцент на необходимости наращивать динамику процессов союзного строительства. Что стоит за этими призывами? Своим анализом ситуации по просьбе журнала «РФ сегодня» с нашими читателями поделился генеральный директор Центра политической конъюнктуры России Сергей МИХЕЕВ.
«Союзное государство споткнулось на столкновении двух недостаточно дальновидных политических подходов, где каждый искал конкретную выгоду»
- Сергей Александрович, вроде бы в политических элитах двух наших стран никто не против дальнейшего углубления интеграции в рамках Союзного государства (СГ). Что же тогда сдерживает этот процесс? Или на него как-то начинает влиять проект формирования Единого экономического пространства?
- Ну вообще-то будущее Союзного государства находится в некотором тумане. Пока однозначно не проговорено, не прописано и, видимо, не решено, что же будет с ним по мере развития интеграции в рамках ЕЭП. Эта неясность и обусловливает некоторое зависание проекта СГ. В определенный момент его развитие застопорилось, за что в равной степени ответственны как Москва, так и Минск, по разным причинам сдерживавшие движение вперёд. С созданием Таможенного союза и Единого экономического пространства туманность судьбы СГ лишь увеличилась.
- А ваше мнение: нужно ли нам Союзное государство или оно уже отыграло свою игру?
- Я считаю, что в принципе СГ нужно было бы сохранить как ядро. Но в нынешнем его виде, когда неясно, к чему оно движется и чем должно закончиться, оно эту функцию выполнить не способно. Вот в чем проблема. Непонятны перспективы его развития. Естественно, что более динамично начинают развиваться те формы, будущее которых более или менее прозрачно. Те же Таможенный союз и Единое экономическое пространство. Но повторяю, я убежден, что мы должны сохранить Союзное государство.
– Может быть, оно не рассматривается как ядро, как кристалл объединения лишь потому, что сегодня вообще не актуальна задача интеграции всего постсоветского пространства?
- Такая задача, действительно, никем не ставится. Минск рассматривает СГ в рамках двусторонних отношений с РФ. Москва видела в СГ форму создания единого государства Беларуси и России, на что Минск идти пока не готов. То есть, задумывалось оно как центр интеграции, но пока таковым не стало. Заметьте, это не умаляет его значения. СГ - интересная модель, показавшая в определенных аспектах хорошие результаты, но… она нуждается в дальнейшем развитии.
- Шаги намечены. В рамках двусторонней экономической кооперации поставлена задача выйти на новый уровень – в сферу инновационного сотрудничества, создания неких технологических альянсов и т.д.
- Это концептуально укладывается в пространство двусторонних интересов. Но ведь мечтали о СГ как прообразе постсоветской интеграции пространства СНГ. Россия и Беларусь живут по разным экономическим моделям. Разговор о создании наднациональных политических органов затих.
- Хотя были моменты, когда казалось, что счастье так возможно, что вот-вот будет подписан Конституционный акт…
- В своё время белорусская политическая элита рассматривали проект Союзного государства как возможность выхода на более широкий уровень – с уровня Минска на уровень большого союзного государства. Но еще Ельцин и его команда дали Лукашенко понять, что этого не допустят, что, видимо, и ослабило интерес у белорусского лидера к данному проекту. И это логично. Если объединение не приведет к качественному росту возможностей, то зачем тогда оно нужно в политическом плане?
В свою очередь России тоже стало понятно, что есть четкие пределы экономической и политической экспансии. СГ споткнулось на столкновении двух недостаточно дальновидных политических подходов, где каждый искал конкретную, выгоду.
Москве и Минску недостает проектного стратегического взгляда в будущее
- Звучит слишком фатально. Ошибки можно исправить. Как?
- Москве и Минску недостает проектного стратегического взгляда на будущее. Не сиюминутного, не в перспективе 5,7,10 лет, а на 20,30, 50 лет. Вот что в общем и стопорит развитие Союзного государства.
- Ну а у Евросоюза, на который мы во многом ориентируемся, есть такой взгляд?
- Общеполитическая элита Европы не скрывает, что её перспективная цель – Соединенные Штаты Европы, превращение объединенной Европы в игрока, соизмеримого по своей политической и экономической мощи с другими мировыми центрами силы – США, Китаем. Потенциала любой отдельной европейской страны, будь то Германия, Франция, Великобритания, недостаточно для этого, а вместе они сила. Если, конечно, всё получится. Пока вопрос открыт, но тем не менее они идут к созданию единого государства.
На данном этапе ЕС пытается формировать общую внешнюю политику, общую экономическую политику, общие Вооруженные силы. Называйте это как хотите – движением к некой европейской империи, или СШЕ, или объединенной европейской республике. Другое дело, что перспективы довольно сомнительны: Европа никогда в своей истории не была интегрированной, внутри ней огромное количество противоречий. Но то, что поставлена цель создания единого государства, бесспорно.
- На днях тем не менее премьер-министр Великобритании Д.Кемерон заявил о необходимости найти баланс между национальными экономиками и европейскими интересами. Кризис вносит диссонанс в гармонию европейской интеграции.
- Внутренних проблем в Евросоюзе масса. Экономические просто лежат на поверхности. Куда значимее другой фактор – наличие у государств-членов ЕС многовековой истории самостоятельного национального развития. Если мы говорим о бывшем Советском Союзе или даже Российской империи, то внимание! всё-таки в их состав входили земли, в большинстве своем не имевшие полноценной истории национальных государств. Это факт, какая бы сейчас ни творилась мифология. Нет истории, нет традиций, в лучшем случае прерывистые исторические эпизоды, к тому же часто неоднозначные и спорные.
В Европе дело обстоит иначе. В неё входит несколько десятков достаточно старых национальных государств, почти каждое из которых может претендовать на роль мини-цивилизации. Сочетать их разновекторные интересы крайне сложно. Это во-первых. Во-вторых, Европа никогда не имела опыта общего хозяйствования и сейчас он нарабатывается с большим трудом. А Советский Союз, Российская империя, историческая Россия как единое целое, как единый организм, существовала на протяжении веков.
Не упоминаю уже другие, более мелкие, проблемы, начиная от внешнеполитических, кончая сферой межнациональных отношений, миграции. Объединенная Европа - очень непростой проект с очень непростыми перспективами. Поэтому по большому счету постсоветское пространство имеет больше предпосылок к интеграции, чем Европа. Просто мы сейчас переживаем период дезинтеграции, эпоху перемен, в которую, как говорили древние, не дай бог жить. У Европы свои проблемы, у нас свои.
- В эпоху демократических перемен глас народа всё-таки как-то учитывается политиками? Большинство россиян и белорусов поддерживают идею Союзного государства.
- Это можно объяснить. СГ - единственный более или менее успешный опыт реинтеграции, потому что до него мы имели только развал, распад, разбегание территорий и народов. СНГ изначально являлся дезинтеграционным механизмом, над которым, как родовая травма, давлеет парадигма разрушения. Это делает его неспособным ни к какому объединению, он просто оформил факт распада.
«Именно восточно-славянское единство всегда было, есть и будет катализатором любой интеграции на постсоветском пространстве»
- Цивилизованного развода, как была предложена формулировка.
- Цивилизованного? При том, что он сопровождался целым рядом локальных войн, конфликтов, гибелью десятков тысяч людей? Остается утешать себя тем, что он мог быть ещё более нецивилизованным. Союзное государство - единственный пример воплощенного, хоть и частично, интеграционного усилия.
- Почему вы о нем говорите в прошедшем времени?
- Да нет, напротив, я пытаюсь обосновать, почему так важно сберечь СГ. Восточно-славянское единство всегда было, есть и будет катализатором и основным стимулом любых интеграционистских тенденций на постсоветском пространстве. Можете называть этот взгляд расистским, но так следует из истории. Беларусь - более предсказуемый и надежный партнер, чем какие-либо другие государства. Я в данном случае не имею в виду Казахстан. Это совершенно особое государство, действительно находящееся на границе Европы и Азии, внутренне особое. С присутствием весомого славянского элемента, что важно, с очень специфической историей, с населением, пожалуй, наиболее европеизированным из всех среднеазиатских наций. С авторитетным лидером, интересующимся евразийскими идеями.
Я, скорее, имею в виду более «дальнее» постсоветское окружение. На мой взгляд, нам не надо стремиться к тотальной интеграции с целью любой ценой воссоздать внешний контур СССР. Количество – одно, а качество – другое. Мы можем наприсоединять к себе много стран и заполонить всё гастарбайтерами, которые, грубо говоря, похоронят саму интеграцию. Ведь надо понимать, что кроме чисто экономических есть и весьма важные имиджевые факторы, показатели качества жизни, в значительной степени определяющие привлекательность тех или иных проектов для людей.
На примере ЕС видно, как нерешаемые миграционные проблемы дискредитируют идею единой Европы. Такой риск есть и в нашем случае. Ведь если само население не будет в большинстве своём поддерживать такой проект, не будет видеть в нём позитивного смысла, он обречён на провал. И одними экономическими выкладками здесь дело не решается. Тем более, что и выкладки эти зачастую весьма спорные.
- Только что в остром виде они проявились во французском Амьене, где мигрантская молодежь громила город и вступила в прямое противоборство с полицией. И это уже становится традиционным.
- Поэтому лично мое мнение: отказываться от уже выращенного кристалла интеграции мы не имеем права, хотя расширение любой ценой нам не нужно.
- По-моему, такая задача и не стоит.
- Не знаю. У Ельцина, возможно, были иллюзии, в которых его убедили западные партнеры, что ничего страшного в развале Советского Союза нет, поскольку его составные части буквально сразу соберутся под длань нового руководителя. Скорее всего, полный разброд и тотальный развал всех земель для него явились большой неожиданностью. Что и объясняет отсутствие в 90-х внятной политики в отношении СНГ. Ничего, кроме истерических реакций, у России не было. Вероятно, в принципе-то первый президент подумывал, как бы обратно всё прибрать. Не исключено, что частью этих амбиций стала и Беларусь. Но в отсутствие стратегии потуги что-то сохранить и синтегрировать на фоне мелкоконъюнктурной суеты и политического авантюризма провалились.
Ответственность за торможение интеграции несут и Москва, и Минск
- Белорусский лидер недавно заявил, что Евразийский союз надо строить, но Беларусь никогда не поступится своей независимостью.
- Существует такая вещь, как политическая риторика… Не каждое лыко в строку. Другое дело, что факт торможения интеграции в рамках СГ налицо, и ответственность за него, повторяю, несут обе стороны. Я не приемлю, когда говорят, что Кремль во всём прав, а Лукашенко виноват. И наоборот, когда доказывают, что Беларусь всегда поступала честно, а Россия и её олигархи хотят прибрать соседнюю страну к рукам. На самом деле проблема сложнее. В том числе она состоит и в качестве элиты там и тут.
Мне кажется, что до сих пор ни Москва, ни Минск стратегического проекта за осуществлением идеи Союзного государства не увидели. Может быть, даже не осознали, что это исторический шанс создать что-то качественно новое и более мощное, чем просто сделать шаг к реанимации СССР. Они решают тактические проблемы. Белорусы говорят: давайте сохраним СГ. А если их спросить, а как оно дальше будет жить?
В уставных документах предусматривались передача на наднациональный уровень политических полномочий, выборы общего парламента, формирование единой экономики, оборонной и финансовой политики… Это невозможно, если не поделиться частью национального суверенитета. Понятно, что Минск не хотел бы расставаться с СГ, дающим ему шанс на особые отношения с Россией. У Москвы тоже есть свои виды. Однако нужны долгоиграющие шаги.
- Конкретно, за кем же, по-вашему, сегодня ход?
- Раз Беларусь так активно сейчас акцентирует необходимость развития проекта, то было бы логично именно от Минска ожидать формулирования перспективы развития Союзного государства, учитывая, в том числе, и особую позицию по поводу невозможности поступиться суверенитетом.
- Вот сегодня Дмитрий Медведев высказался за форсирование введения единой валюты. Предположим, что Беларусь соглашается. Но с учетом разных весовых категорий экономик двух стран, на этом закончится вся её независимость.
- Я с трудом представляю, как при нынешнем различии экономических моделей, финансовых систем можно реализовать эту идею, поэтому обсуждать её всерьез не имеет смысла.
- Как не имеет, когда премьер-министр России ставит вопрос?
- Конечно, премьер-министр зря говорить не станет. Видимо, он знает что-то, чего не знаем все мы. Но лично я на данный конкретный момент не вижу возможностей в ближайшее время для введения единой валюты. Кроме всего прочего, тут вероятно и возникновение противоречий с Казахстаном.
- Значит, Лукашенко, который только что заявил о приверженности Беларуси высокой динамике строительства СГ, должен сам и предложить формулу увеличения скорости интеграции?
- Да, я считаю, что Минску нужно обозначить оптимальную, с их точки зрения, модель развития и вынести её на обсуждение. Ведь озабоченность белорусского лидера ходом этого процесса лишний раз подчеркивает, что наш союз, очевидно, переживает точку бифуркации. Встал вопрос: а что дальше?
- А почему вы не обращаете его к Москве?
- Москва как раз и обозначила конечную цель - объединение в единое государство. Всё есть в уставных документах СГ. Конечно, Россия, наверное, и тогда, и сегодня рассчитывает доминировать в этом государстве, а Беларусь этого не хочет. С точки зрения Лукашенко, понятно: зачем ему это нужно? Кем он будет в едином государстве? Те перспективы, которые казалось бы открывались в 90-х годах, тогда же и закрылись. Хотя теоретически проблема могла бы быть решена, к примеру, за счет введения поста вице-президента – глава государства был бы российский, его заместитель – белорусский. Но Россия оказалась не готова пускать белорусов в большую политику. А теперь нашла коса на камень. И всё из-за отсутствия стратегических перспектив. Ведь у белорусской элиты тоже есть свои интересы.
Своими успехами белорусская модель во многом обязана харизме лидера
- Кстати, как вы оцениваете качество белорусской элиты?
- Белорусская элита на сегодняшний день это команда Лукашенко. Она, по понятным причинам, более монолитна и «заточена» под единый курс, под одного лидера. Плохо это или хорошо – вопрос дискуссионный. У такой модели есть и свои плюсы, и свои минусы.
- Тут возникает тема роли личности в истории. Получается, что форсированию объединительного процесса помешала харизма Лукашенко как очень яркого политика.
- Здесь тоже нет однозначного ответа. Конечно, эта харизма сдерживала интеграцию в том смысле, что ельцинское окружение боялось её носителя. Когда Лукашенко стал ездить по приграничным российским регионам, его популярность в России стала расти бешеными темпами. Сейчас уже об этом забыли, но это было в какой-то момент. Испугавшись этого, команда первого президента свернула всю политическую движуху с СГ. Стало понятно, что в открытой конкуренции Ельцину против Лукашенко не устоять. Возможно, здесь и западные «друзья», имевшие влияние на первого российского президента и его команду, сказали своё слово.
- Получается горе от ума, то есть от харизмы. Лучше бы её было меньше.
- Здесь всё зависит от целей.
Для чего и для кого лучше? По крайней мере, своими успехами белорусская модель во многом обязана именно этой харизме.
- Дело же не в Лукашенко. С другой стороны, вряд ли можно рассчитывать, что в Беларуси появится элита, которая будет стремиться к созданию единого государства, где ей при нынешнем раскладе ничего не светит. Скорее, она повернет свои взоры к Европе. А выгоден ли будет России уход Беларуси в Европу – вопрос риторический.
- Нет, в Европе ей «не светит» еще больше. Так же, как и самой Беларуси. Это если быть совершено честными с самими собой, а не питаться перестроечными сказками, типа тех, которыми до сих пор живёт, к примеру, Украина. Только абсолютное прозябание. Экономика будет уничтожена, как показал опыт стран Балтии и Восточной Европы. Никто из новых членов ЕС не блещет особыми успехами. А некоторые в какой то момент просто оказались на дне, а сейчас своё болезненное и медленное восстановление выдают за невиданные успехи.
- А Польша, о которой говорят как о положительном примере постсоциалистической трансформации?
- И Польша. Я в ней не раз бывал. Там закрылось много предприятий. Экономика прошла через суровый кризис, а в Прибалтике, к примеру, она просто рухнула. Из трехмиллионного населения Литвы 800 тысяч официально выехали из страны. А сколько неофициально, никто не знает. Почти каждый третий! Это что – показатель успехов? Но они об этом предпочитают не говорить, делая вид, что уже сам по себе факт приёма в ЕС надо считать за невиданное счастье и благодарить за него европейцев до скончания века.
То же самое будет и в Беларуси, или даже хуже, в случае избрания ею евровектора развития. Это во-первых. Вступление её в ЕС потребует радикальной смены идентичности, пересмотра всей истории, в том числе истории Великой Отечественной войны, во-вторых. Начнется деславянизация, неизбежны гонения на православную церковь и т.д. В итоге Беларусь скорее всего стала бы придатком Польши, претендующей на роль оператора в этой части Европы. Никакая феерическая судьба в евроварианте Беларусь не ожидает. Серьезные политики это прекрасно понимают.
Другое дело, что отдельные группы людей смогут реализовать свои частные интересы, например, получат возможность выехать на работу в Европу. Но и сейчас никакого железного занавеса, о котором часто говорят СМИ, нету. Довольно много белорусов работают в странах ЕС – на бензозаправках, посудомойщиками, официантами, кому повезет - строителями.
«Многие белорусы плохо понимают, чего они смогли избежать благодаря лукашенковской модели, а российское общество до сих пор болеет перестроечными фантомами»
- Так же, как и прибалты. Места сантехников, как шутят европейцы, уже заняты польскими инженерами.
- Да. Что касается политики, ну дадут Беларуси квоту в Европарламенте, 10-15 депутатов и всё. Это не тот масштаб, который теоретически возможен при союзе с Россией. Нет, евровектор вряд ли может быть привлекателен для серьезных политиков.
- Но в Беларуси могут появиться и «несерьезные» политики, подобные, например, Шушкевичу, а массовое сознание удовлетворится обещанием получить свободный въезд в Европу…
- Массовое сознание в Беларуси, надо признать, находится на уровне поздней перестройки, конца 80-х. К сожалению, многие белорусы плохо понимают, чего они смогли избежать благодаря лукашенковской модели. Им кажется, что она тормозит развитие страны, а на самом деле она уберегла народ от огромного количества проблем, через которые прошли все остальные. Причём, с немалыми потерями.
- Почему же они это не понимают? Хромает информационная политика?
- В значительной степени это вечная проблема. Люди, к сожалению, чаще всего умнеют только под воздействием беды. А у белорусов такой беды не было. Большинство же, как всегда, не способно учиться на чужих ошибках, а непременно стремится наделать своих. Этакий обывательский суицид в масштабах общества. В принципе и СССР рухнул в значительной степени по такой же причине – нежелания думать массового обывателя. Но, наверное, и в информполитике есть какие-то проблемы. Хотя по части информационной политики не только в Беларуси, но и в России большой провал. Неизвестно, где больший. Российское информационное поле до сих пор в очень значительной степени болеет всё теми же перестроечными фантомами, а по части внешней информации мы крайне зависимы от новостей с Запада.
- Особенно некритично воспринимает их молодёжь, что и рождает её «оппозиционность»
- Это же модно – быть оппозиционером, особенно, когда ты живешь в интернете и беды не знаешь. Молодым кажется, что они живут плохо. В сравнении с чем? С реальной жизнью или иллюзорными картинками из интернета, ТВ и других СМИ? Собственно, это и проблема нашей, российской молодежи. В Москве немало недовольных. А с чем они сравнивают свою жизнь? 90-х они не помнят, другой жизни никогда не видели. Им сказали, что в России хуже всего жить, вот они и верят.
Пребывание в европейских турпоездках подливает масла в огонь. Но разве можно судить о реальности по турпоездкам? Иллюзия того, что у нас жить хуже всего, а за бугром прекрасно – это, к сожалению, проблема всего постсоветского пространства. Рецепт предлагается простой: разрушить всё. Как этим ядом отравили массовое сознание в годы перестройки, так он и действует до сих пор.Хотя и тогда этот посыл был ложным – жизнь в СССР сравнивали с жизнью всего в 5-7 наиболее развитых странах мира и на основании этого делали вывод о «невыносимости жизни» в Союзе. А про то, что в мире есть ещё 300 стран, жизнь в которых была заметно хуже, умалчивали. Короче, «что имеем - не храним».
- А противоядие ему есть?
- Только иное мировоззрение, но всерьёз этой проблемой никто не занимается. Мы живем в эпоху, когда потребление стало единственной целью жизни. Человеку, который исповедует потребительскую модель существования, родина не нужна. Она для него там, где лучше кормят. В формирование этих представлений внесла лепту еще и советская модель, ориентировавшая человека в первую очередь на достижение определенного уровня материальных благ. Люди мечтали о 3-комнатном кооперативе, даче, машине. Переведя всё на рельсы материального потребления и низведя до символов мировоззренческие проблемы, мы обрекли себя на проигрыш. Сейчас ситуация усугубилась. Бороться с потребительской моделью крайне сложно. Человек, для которого потребление и личный комфорт - цель жизни, не нуждается ни в родине, ни в истории, ни в идеалах, ни в больших проектах, ни в стратегиях. Постсоветское поколение сильнейшим образом заточено на личное потребление, а мозгами интегрировано в медийный поток, идущий с Запада.
«Мировоззренческая суть белорусской модели - стыковка досоветского, советского и постсоветского периодов истории. Суть украинского проекта в том, чтобы больше не иметь никаких проектов и исторических амбиций»
- Экс-министр образования Фурсенко сказал же однажды, что наша задача – вырастить грамотного потребителя.
- Мы присоединились к глобальному тренду, отказавшись от собственного проекта. При этом и наши элиты, и все общество находятся в раздраенном состоянии. В сознание стучится мысль, что одним потреблением жить нельзя. Есть представление о России как цивилизации и необходимости что-то делать для ее спасения. С другой стороны, есть иде-фикс, что в основе всех проектов должна лежать экономическая эффективность, что всё, что приносит прибыль – хорошо. И наоборот. Плюс убежденность в собственной неполноценности и вторичности.
Эта болезнь в России прогрессировала давно, но с уровня элит она с каждым поколением всё больше спускалась в низы, а теперь приобрела масштаб опасной эпидемии. Возьмите любого алкоголика на улице и он вам отрапортует, что на Западе хорошо, а у нас плохо. Власть к этому тоже приложила руку, особенно в конце 80-90-х годов. Тогда в российские мозги внедрили комплекс национальной неполноценности и тезис о западном рае. И вывод: если мы будем делать всё, как они, то будет нам счастье. Да и сейчас, по сути, ситуация мало изменилась. Внедряются те же штампы, но в лучшем случае в российской обёртке. А это тупик, так как обёртка никогда не заменит содержание.
Белорусская модель интересна как раз поисками разумного компромисса между следованием, грубо говоря, экономической логике и попытками сохранить особое целеполагание. Именно поэтому она вызывает сильное раздражение на Западе. Её мировоззренческая суть - в стыковке досоветского, советского и постсоветского периодов истории. Пусть она несколько кривоватая и к ней масса вопросов, но она есть и претендует на некую особость, и что важно, не ослабляет, а усиливает национальную самоидентификацию.
Это Запад крайне бесит, потому что его цель - убедить весь мир в абсолютной безальтернативности собственной модели. Сказано же: конец истории. Живите так, как мы предлагаем. Кто не хочет - тот или полоумный, или вредный террорист. А тут небольшое государство в центре Европы пытается что-то своё выдумать. То есть, в истоке неприязненного отношения к Белоруссии лежит исключительно идеологическая причина. Самостоятельная позиция Минска очень раздражает Запад, отношение к Лукашенко вторично, хотя если бы не Россия, его давно скушали.
Причём, парадоксально то, что исторически такую позицию всегда занимала как раз сама Россия. И лично я уверен, что именно эта особая позиция и позволила ей добиться известного исторического успеха. А как раз тогда, когда она от этой роли отказывалась – следовали одни поражения. И нынешний период яркое тому подтверждение.
Вот Украина в этом смысле как раз является воплощением отказа от исторического проекта, как основной идеи новой государственности. Украинский проект состоит как раз в том, чтобы больше не иметь никаких проектов и никаких исторических амбиций. Чтобы стать безликими «эвропэйцами», а свою «украинскость» реализовывать на уровне этнопарка развлечений для западных туристов. Они полностью принимают потребительскую модель жизни, как выражение всех возможных смыслов. Их маниакальное стремление отбрыкаться от России, как раз и является неосознанным стремлением избавиться от причастности к крупным историческим проектам, в которых надо нести ответственность и ради которых надо чем-то жертвовать. Участие же Украины в западных проектах никогда не выйдет за рамки «принеси, подай…». В то время, как в исторических российских проектах украинцам всегда отводилось особое место.
«Не хотите по-плохому? По-хорошему будет хуже!»
- Вы сказали об особом целеполагании как достоинстве белорусской модели. Но чаще-то в дискуссиях по интеграционной проблематике ссылаются как раз на экономическую логику. Объединение постсоветского пространства, де, желательно потому, что создаст рынок в 300 миллионов потребителей. Сейчас такой довод звучит в защиту идеи ЕЭП, с которым связывается цифра в 165 миллионов потребителей…
- Логика развития экономики, несомненно, превалирует. С одной стороны, это недостаток. С другой – просто боязнь обозначить какую-то другую логику, поскольку это сразу вызовет массу протестов, обвинений в возрождении имперскости, немотивированную агрессию Запада. Кроме того, у всех свои амбиции. Есть претензии на некий особый путь у казахов, да и у белорусов. Поэтому понятнее и безопаснее кивать на Евросоюз и делать упор на экономической составляющей.
Хотя всем ясно, что на одной экономической логике долго не протянешь. Можно этим заниматься 10,15,20 лет, а затем развитие всё равно потребует формулирования какой-то автономной и аутентичной внешней и внутренней политики, а еще позже и собственной мировоззренческой модели. Иначе процесс интеграции теряет смысл и не лучше ли просто тупо встать в очередь в тот же Евросоюз и ждать, когда вас соизволят принять?
- А зачем что-то надо выдумывать «своё», если все делается просто ради экономики?
- Есть объективные вещи. Взять ЕЭП. Что, мы будем строить Евросоюз? Но мы действительно не такие, как европейцы, поэтому от собственной идентификации никуда не уйти. Что такое евразийство, мало кому понятно. Чувство особости есть, но никто не осмеливается его определить. Стоит попробовать, как сразу начнется шквал критики и внутри страны, и за её пределами. Никаких альтернативных проектов мировой правящий класс не предусматривает. Он делает всё, чтобы убедить молодежь двигаться только по предложенным им лекалам. А молодые «хавают» и думают, что борются за свободу, сделав личный выбор. На самом деле ими управляют. Поэтому так важно, чтобы была предложена концепция, которая бы убедила народы России, Беларуси и Казахстана в перспективности и выгодности Евразийского союза. Пока это проект трех лидеров, который может свернуться после их ухода. То же самое касается и проекта Союзного государства.
- Какие ценностные установки можно добавить к соображениям экономической логики – обратиться к нашей общей истории?
- К истории в том числе. Но не только к ней. Не стоит себя зеркально противопоставлять западной цивилизации, однако и полной идентификации с ней у нас быть не может. Европейская мировоззренческая модель конфликтует со всеми традиционными культурами и сознательно направлена на их окончательное разрушение и добивание. Грубо говоря, модель евразийской интеграции просто обязана отличаться от европейской, иначе смысла в ней не будет. По факту большинство наших народов смотрят на жизнь иначе, чем этого требует западная мировоззренческая концепция. Некоторые видят в этом проблему. А на мой взгляд это наше преимущество. Другое дело, что реализация этого преимущества требует напряжения. А напрягаться многим не хочется, так как денежки итак вроде бы капают. Но напрячься всё равно придётся – история заставит. Как в армии говорили – «Не хотите по плохому? По хорошему будет хуже!».
Что делать? Сверить курсы и еще раз обозначить цели!
- Хотела бы вернуться к теме Союзного государства. Вы не разделяете опасений белорусов в том, что промышленно-технологическая интеграция на новом уровне завершится поглощением белорусских активов?
- Смотря что стоит за этим. Если искреннее желание двинуть вперед инновационную сферу с учетом использования сохраненных в Беларуси со времен «сборочного цеха СССР» основных производственных мощностей, то это можно только приветствовать. Мне кажется, что на уровне высшего российского руководства есть понимание того, что нельзя всё время жить только разделением и поглощением активов. У настоящей политики экономика находится в служанках.
В меня вселяет оптимизм надежда на то, что Путин в отличие от Ельцина хочет войти в историю не разрушителем, а созидателем, собирателем. Он совершенно ясно заявил, что интеграционные процессы на постсоветском пространстве станут приоритетом внешней политики на ближайшие шесть лет. Задача сложная. Что касается Союзного государства, то прогресс на этом направлении возможен только при стремлении всех заинтересованных сторон к масштабному компромиссу. Убежден, что модель абсолютно свободной рыночной экономики не подходит России. Это показали минувшие 20 лет. Но и Беларусь тоже не может остаться в ситуации чисто государственного капитализма. Компромисс означает в числе прочего и сближение экономических моделей.
- В Беларуси распространено мнение, что Западу очень не по душе идея Союзного государства. Как вы относитесь к нему?
- Конечно, наши западные партнеры не заинтересованы ни в какой реинтеграции на постсоветском пространстве – ни в формате Союзного государства, ни в формате Таможенного союза. У них это вызывает «удивление», «недоумение», а точнее, опасения. Они понимают, что именно в этом месте земли много веков подряд находился да и сейчас находится альтернативный центр влияния. Запад предпочел бы процесс контролируемого ослабления, чтобы все спокойно стояли в очередь в Евросоюз и ничего не выдумывали, а европейцы торговали бы номерками в очереди. Как это было в 90-е годы. Запад заинтересован в том, чтобы в Беларуси пришла к власти либеральная оппозиция, которая разорвет все связи с Москвой или установит с ней такие отношения, как Киев, а еще лучше – как прибалты.
- Не повредит ли двусторонним отношениям приватизация в Беларуси, в ходе которой российский капитал может скупить лакомые куски национальных активов, как опасаются белорусы?
- Эти страшилки вбрасываются в общественное сознание в том числе и с Запада, которому выгодно поддерживать конфликтные темы двусторонней повестки дня. Практика восточноевропейских стран показала, что именно европейский бизнес и западный капитал взяли да и обрушили всю местную экономику. Но это никто не афиширует.
- Итак, резюмируем. Что надо предпринять, чтобы ускорить темпы союзной интеграции?
- Первое, следует обозначить концептуальные цели, по поводу которых, естественно, должен быть консенсус. Если мы хотим сохранить и двинуть вперед Союзное государство, нужно выработать дорожную карту его развития и согласовать её Москвой и Минском. Если ранее ставившиеся цели утратили актуальность, давайте определим другие, установим пределы нашего сближения. Не сделав этого, мы рискуем нивелировать, а то и потерять вообще уже обретенные преимущества интеграции. Второе, нужно мощнейшее информационное сопровождение идущего процесса, а не отражение западного опыта, лишь культивирующего комплекс нашей «отсталости» и вторичности.
Людмила ГЛАЗКОВА
Комментарии