Памяти Марины Цветаевой

31 августа 1941 года Марина Цветаева покинула мир.

Ее уход из жизни - многоточие. Именно поэтому версий, почему она покончила жизнь самоубийством, случайно или нет произошло это в Елабуге, существует бесчисленное множество.

Самым ценным свидетельством последних дней на берегу Камы служат дневники ее сына Георгия, или Мура, как она его еще называла.

В то, что им можно верить, директор Литературного музея М. И. Цветаевой и Дома памяти М. И. Цветаевой (Елабужский государственный музей-заповедник) Равиля Брускова нисколько не сомневается. Говорят, он был очень педантичен. Тем не менее каждой его записи в дневнике исследователи со всего мира ищут подтверждение.  

В музее на самом видном месте увеличенная фотография Марины Ивановны с советского паспорта, датированная 1939 годом. Именно так она могла выглядеть, когда 17 августа 1941 года приехала в Елабугу. Она очень хотела в Чистополь, где к тому времени уже жили семьи литераторов и где она могла бы найти поддержку и работу. Но городок был настолько перенаселен, что эвакуированным даже на пристань выходить запретили.

- Те, кто видел ее на теплоходе, вспоминают, что Марина Ивановна была совершенно бледная, измученная, - рассказывает Равиля Брускова. - И когда говорят, что Марина Цветаева Елабугу не приняла, а, в свою очередь, Елабуга не приняла ее, то всегда забывают о том, что она приехала сюда уже с таким адом в душе, от которого никуда не сбежишь.

"Елабуга похожа на сонную спокойную деревню", - пишет Мур 18 августа 1941 года. Эта запись сделана на следующий день после их с матерью прибытия в город, когда поздним вечером они сошли с парохода "Чувашская Республика" на старой пристани у Чертового городища.

- Сначала она вместе с сыном и другими эвакуированными семьями литераторов поселилась в библиотечном техникуме и начала искать работу, - рассказывает Равиля Брускова. - В дневниках Мура, что подтверждается другими источниками, говорится, что Марина Цветаева готова была взяться за любую работу. Правда, в ней не сильно нуждались. Сарафанное радио разнесло, что в город приехала белоэмигрантка. Она писала: "…посуду я мыть могу и французский преподавать". Да кому нужен был французский, когда шла война!

"Положение наше беспросветно", - 20 августа констатирует Мур в своем дневнике. Деньги, а это 600 рублей, привезенных с собой, уходили быстро, да и вещей, которые можно продать, они привезли не так много, слишком поспешно эвакуировались.

Работу в Елабуге Цветаева так и не нашла. Зато в Чистополе, куда она с сыном все же планировала перебраться, она написала заявление с просьбой принять ее на работу посудомойкой в открывающуюся столовую Литфонда.

А пока в Елабуге надо было где-то жить. Все квартиры, куда должны были расселять эвакуированных, были пофамильно расписаны. Особенно выбирать было не из чего. Да Марина Ивановна и не выбирала. Она осталась жить в первом же доме, куда их привели. В то время это была улица Ворошилова, позже - Жданова. До революции же она именовалась Малой Покровской. Так что с Покровского бульвара в Москве Марина Ивановна попала на Малую Покровскую в Елабуге.

Хозяйка дома Анастасия Ивановна Бродельщикова, ставшая свидетелем последних дней Цветаевой, вспоминала, что к дому подошла группа эвакуированных с представителем от горсовета, и первой к ним вошла женщина в темном пальто и берете горохового цвета, присела на диванчик и сказала, что останется здесь. Старший научный сотрудник Литературного музея Цветаевой и Дома памяти Цветаевой Наталья Мухина считает, что Марина Ивановна выбрала этот ничем не примечательный дом только потому, что услышала имя хозяйки - Анастасия Ивановна (как у ее сестры), а она цеплялась за любой знак.

Так сложилось, что 31 августа 1941 года Анастасия Ивановна первая вошла в сени, где на балке повесилась Марина Ивановна. Сначала в темноте она наткнулась на стул, потом - на Цветаеву. Воссоздать детально, что произошло в тот день, практически невозможно. К своим дневникам Георгий вернулся только 5 сентября и записал: "31 августа мать покончила с собой - повесилась. Мать последние дни часто говорила о самоубийстве, прося ее "освободить". И кончила с собой".

31 августа пришлось на воскресенье, и всех жителей вместе с эвакуированными мобилизовали расчищать за городом площадку для аэродрома. Марина Ивановна сказалась больной и осталась дома, на воскресник отправился Мур. Расчищать аэродром пошла и Бродельщикова, она не могла лишать своего мужа - кузнеца - единственного выходного. Так что хозяин вместе с внуком провел этот день на рыбалке. Вероятнее всего, домой Анастасия Ивановна вернулась только после обеда. Та самая балка, через которую Марина Ивановна перекинула веревку, сохранилась в доме до сих пор. А вот что стало с веревкой, неизвестно. Хотя есть история о том, откуда она могла взяться.

- Действительно есть мистическая история о том, что эту веревку передал ей Борис Пастернак, - рассказывает Равиля Брускова. - Он на самом деле помогал ей перед поездкой в Елабугу упаковывать вещи и перевязал один из чемоданов веревкой. В пересказах, что до нас дошли, он сказал, что она такая прочная, хоть вешайся. Никто, естественно, не проверял, на какой веревке она ушла из жизни, поэтому это нельзя принимать за факт, но Пастернак переживал, что это могла быть его веревка.

А вот о том, как Борис Пастернак и молодой поэт Виктор Боков провожали Марину Цветаеву в Москве, известно доподлинно.

- Робкий Боков посмел сказать Цветаевой, что гадал на нее по книге эмблем и символов Петра Великого, о чем впоследствии написал в своих воспоминаниях, - говорит директор музея. - И у Марины Ивановны в глазах появился интерес: "Вы знаете эту книгу?" - спросила Цветаева. "Да, я по ней гадаю на писателей", - ответил поэт. "И что же мне выпало?" - продолжала Цветаева, но Боков промолчал, он не смел ей сказать, что на Марину Ивановну открылась страница с гробом и звездочкой, и с надписью: "Не ко времени и не ко двору". Цветаева приняла его молчание: "Можете не говорить, другого я и не ожидала".

Где 2 сентября 1941 года была похоронена Марина Цветаева, доподлинно неизвестно. Сохранились свидетельства, что эвакуированных в Елабуге хоронили отдельно от горожан, в южной части кладбища. Поэтому когда в 1960 году здесь побывала Анастасия Ивановна Цветаева, ее привезли именно сюда. И здесь она усмотрела знак - сдвоенную сосну.

Видимо, это дерево навеяло ей воспоминания из детства, и она установила на этом месте металлический крест с надписью: "В этой стороне кладбища похоронена Марина Цветаева", а через десять лет его заменили гранитным надгробием.

Самый ценный экспонат в Доме памяти М. И. Цветаевой в Елабуге - маленький блокнотик и карандашик, который нашли при ней. Это записная книжечка размером в половину женской ладошки, говорят, что она привезла ее из Франции. Она никогда не расставалась с блокнотиками и карандашами, всегда носила их в переднике.

В этой книжечке только одно слово, и то на последней странице. Мелким почерком Марина Ивановна написала: "Мордовия". Есть версия, что она таким образом обозначила место заключения дочери Ариадны. Но в мордовские лагеря Алю перевели после смерти Марины Ивановны. Предвидение? И вот совсем недавно один из посетителей выдвинул совершенно потрясающую версию. Он предположил, что Марина Цветаева написала польское слово "мордовня", что в переводе значит "истребление"…

Помнишь, гераневая Елабуга,

ту городскую, что вечность назад

долго курила, курила, как плакала,

твой разъедающий самосад?


Бога просила молитвенно, ранено,

чтобы ей дали белье постирать.

Вы мне позвольте, Марина Ивановна,

там, где вы жили, чуть-чуть постоять.


Бабка открыла калитку зыбучую:

"Пытка под старость - незнамо за что.

Ходют и ходют - ну прямо замучили.

Дом бы продать, да не купит никто.


Помню - была она строгая, крупная.

Не подходила ей стирка белья.

Не получалось у ней с самокрутками.

Я их крутила. Веревку - не я".


Сирые сени. Слепые. Те самые,

где оказалась пенька хороша,

где напослед леденяющею Камою

губы смочить привелось из ковша.


Гвоздь, а не крюк. Он граненый, увесистый -

для хомутов, для рыбацких снастей.

Слишком здесь низко, чтоб взять и повеситься.

Вот удавиться - оно попростей.


Ну а старуха, что выжила впроголодь,

мне говорит, словно важный я гость:

"Как мне с гвоздем-то? Все смотрят и трогают.

Может, возьмете себе этот гвоздь?"


Бабушка, я вас прошу как о милости, -

только не спрашивайте опять:

"А отчего она самоубилась-то?

Вы ведь ученый. Вам легче понять".


Бабушка, страшно мне в сенцах и комнате.

Мне бы поплакать на вашем плече.

Есть лишь убийства на свете, запомните.

Самоубийств не бывает вообще.

Евгений Евтушенко

1967