Российский правозащитник – это коварный падальщик, питающийся русскими трупами

Жаль, что никто, ни один человек даже словом не упомянул о том, что благодаря процессу о матерном канкане в Храме Христа Спасителя мы снова смогли освежить свои впечатления об одном из самых страшных монстров, обитающих в нашей с вами российской действительности. О российском правозащитнике.

Всякий ребёнок знает: российский правозащитник – это такая помесь Кощея Бессмертного, бабы Яги, Змея Горыныча, Аспида окаянного, бабайки и Иуды Искариота. Российским правозащитником пережившие 90-е годы родители пугают детей: "Вот придет Людоедмила Алексеева и съест!"

Мы привыкли к этому. Но мы стали забывать причину возникновения такой прекрасной репутации. А не надо забывать – жизнь не терпит забвения. Вот и в этот раз жизнь напомнила нам о том, что расслабляться, пока рядом с нами ходят ещё человекоподобные правозащитники – ни в коем случае нельзя. Это преступная беспечность, сравнимая только с попыткой ходить босиком по ковру из живых тарантулов. Пока на свете есть хотя бы один российский правозащитник – ни один русский не может спать абсолютно спокойно.

Российский правозащитник – это коварный падальщик, питающийся русскими трупами, поедающий среду обитания русских, пьющий русские слезы и кровь. Поэтому он всегда старается создать такие ситуации, в которых русские слезы и кровь лились бы в изобилии и не могли остановиться. Всё, к чему прикасается российский правозащитник, становится для русского враждебным, опасным, отравленным. Места, где российский правозащитник у власти или у власти находятся те, кому российские правозащитники угодны и нравятся – это царство русской смерти. Появление на горизонте российского правозащитника – это примета скорой беды для русских.

Врага надо знать в лицо. Нужно знать все его ухватки и приёмчики, чтобы не попадаться – раз, и бить, бить, бить его – два. Врага нужно знать, чтобы уметь бояться его и ненавидеть за дело и по делу, а не от непонимания. Нужно знать его подлую, гнилую натуру, его тайные гнусные желания, намерения и планы, чтобы когда придет время – рука не дрогнула и сердце не размякло.

К счастью, в этом деле мерзкие твари опять засветились и дали возможность снова разобрать наглядно их методы, их мутантное устройство, показать их цели и мотивы. Давайте же не упускать возможность.

Что самое главное в российской правозащите? Как так получается, что человек, который в соответствии со своим названием защищает права – причиняет своими действиями вред?

Начнем с самого главного заблуждения относительно правозащиты.

Все дело в том, что человек и его права – не тождественны. Права можно защищать отдельно от человека. Хуже того – права можно защищать от человека. Вплоть до его, человека, моральной, правовой или же физической гибели.

Правозащитник, вопреки его уверениям и самомнению – лицо не самостоятельное, а всего лишь – звено в производственной цепочке. Причем звено не первое.

Первое звено – идеолог.

Идеолог поет песню о свободе. О свободе самовыражения, о свободе предпринимательства, о свободе слова.

Самое главное в этой свободе, про которую все время поет идеолог, то, что свобода отделена от своего предназначения. То есть свобода творчества – отделена от творчества и творца, свобода слова – от содержания слова – то есть правды, которую слово должно переносить, свобода предпринимательства – от пользы, которую должно предпринимательство приносить обществу. Так появляется предпринимательство по распиливанию сложнейших заводов на металлолом, пресса – лгущая, как дышит, и творцы, которые не могут и не хотят создать что-либо, кроме разрушения.

Нам только что показали прекрасный пример. Берём право человека на творчество. Для того, чтобы что-то созидать, человек должен обладать свободой. Отделяем свободу творчества от творчества как такового. Более того – отделяем право на свободу творчества от цели творчества – возвышения человеческого духа. Всё. Дело сделано. В мировоззрении народа образовалась щель, в которую может вползти нечисть.

Теперь остаётся только дождаться прихода тех, кто право на свободу творчества не воспринимает как приложение к умению творить, а сам акт творения никак не связывает с возвышением.

Они придут, как только поймут, что такое возможно. Они всегда приходят. Как тараканы, которые всегда войдут в дом, если есть щель и нет тараканьего яда. Нужно только подождать.

И вот когда он появится – вползёт и пошевелит усиками – вот тут и нужен правозащитник, чтобы никто не смог замахнуться тапком на уникальную творческую личность, которую не понимает большинство соотечественников: право на свободу творчества священно!

Здесь есть важное слово – «большинство». Большинство так устроено, что оно консервативно и не любит новшества. Это диктует ему его социальный инстинкт сохранения традиций, которые, в свою очередь, сохранили среду обитания, а значит - и саму жизнь этого большинства.

Это не значит, что большинство всегда право. Оно право не всегда.

Проблема в том, что оно право чаще, чем не право.

Вторая проблема состоит в том, что мы познаем историю по истории изменений и открытий, которое создаётся не большинством, а напротив – меньшинством. Историю же защиты большинством обычного здравого смысла от множества кретинов мы не узнаём. Ибо это рутина. А рутина не входит в учебники истории.

Если идеолог создает мотив для преступления, то роль правозащитника в том, чтобы преступление осталось безнаказанным.

Это важнейший элемент в организации общественного разложения. Безнаказанность провоцирует на повторение преступлений - раз, на совершение более тяжких преступлений - два. Таким образом у небольшой, но сплочённой группы единомышленников возникает возможность терроризировать большинство и заставлять его действовать в своих интересах или же подавлять невыгодную этой группе активность большинства. Таким образом у тандема либерального идеолога и правозащитника выявляется заказчик - выгодоприобретатель от процесса подавления и деградации российского общества и государства. Речь о присваивающей буржуазии - о приватизаторах. Я уточняю: речь не о нормальной приватизации - обычном экономическом инструменте, а о грабеже.

(Классикой можно считать взаимоотношения видного краеведа и любителя Отечества, кавалера ордена Паниковского Льва Пономарева - и ныне неактуального "бизнесмена" Михаила Ходорковского, в рамках которых Пономарев с семейством юридически и медийно обслуживает интересы Михаила Борисовича, а Михаил Борисович делится с "совестью нации" плодами награбленного. Правда, в последнее время ручеёк иссяк, и оголодавший Лев был вынужден шакалить у посольств, продавая шведам Кемску волость, а японцам Курилы).

Это производственная часть, так сказать, процесса. Но мы с вами люди грамотные и не можем не знать, что производственные отношения определяют мировоззрение человека, его культуру, философию и мораль.

Естественно, что мораль человека, который извлекает пользу из деградации и разрушения общества, не может быть такой же, как у разрушаемого им общества. Его мораль - мораль меньшинства.

Именно поэтому мировоззрение российских правозащитников совершенно сектантское. Самой характерной чертой российского правозащитника является огромная, распухшая гордыня. Это не просто случайность - гордыня необходима ему, чтобы продолжать быть собой, сохранять свою самоидентификацию.

Вторая черта - наличие некой Истины, которую якобы познал правозащитник и которую отверг окружающий его народ. Истина эта представляет собой некую сверхценную идею, которая в иерархии ценностей правозащитника занимает место более важное, чем выживание окружающего правозащитника народа. Это может быть демократия, свобода слова, творчества и совести, права геев и так далее. Главным свойством этой сверхценной идеи должно быть то, что её никак нельзя реализовать без вреда для окружающих - настолько она идеальна и оторвана от реальности.

Третья черта психологии правозащитника заключается в ненависти и презрении к окружающему народу, который не принимает его идеалов и ценностей - и уже потому плох и не заслуживает снисхождения, милосердия и сохранения. Правозащитник может любить что угодно, но главное, чтобы предмет любви оправдывал его ненависть к России как государству, как к историческому феномену, как к народу. Причем обязательно к тем государству и народу, которые есть сейчас. Россию Петра Первого, Николая Второго, языческую Русь, будущую Демократическую Россию любить можно. Но обязательно так, чтобы реально существующую Россию - ненавидеть до судорог.

Если мы внимательно рассмотрим эти характерные черты российского правозащитника, то увидим, что мировоззрение правозащитника есть ничто иное, как вариант манихейства с его комплексами избранности, разделением человечества на бездуховное быдло и малый духовный народ, и жуткой ненависти к мирозданию.

Именно такое мировоззрение позволяет правозащитнику наносить вам всем вред и либо игнорировать его, либо считать этот вред служением его великой идее, а вас самих, вашу страну, вашу религию (если она у вас есть), ваши принципы и убеждения - искренне считать злом. Именно это мировоззрение позволяет российскому правозащитнику уговаривать русских солдат сдаваться чеченским бандитам, знать, что чеченские бандиты с этими солдатами потом делали - и продолжать не только ходить по этому свету, но и осмеливаться считать себя высокоморальным человеком. Это именно это мировоззрение позволяет российскому правозащитнику объявлять оскорбление ваших убеждений и святынь - неотъемлемым своим правом, привилегией, частью свободы слова.

Пора понять и произнести вслух: Россия и русские никогда не будут в безопасности, пока рядом ними ходит такая мразь как Сергей Адамович Ковалев, Саша Подрабинек, Люда Алексеева и прочие.

Как бороться с российскими правозащитниками? История знает примеры столкновения христиан и манихеев.

Господь, как показывает практика, узнает своих.