На море. Отрывок из романа "Одинокая звезда"

В Батуми их встречали сразу на двух машинах друзья Отара и родители Гоги — мальчика, спасенного Серго. У ворот дома Серго поджидала истаявшая маленькая женщина в черном — его мать.
— Оленька! — с плачем обняла она Ольгу. — Уж и не чаяла увидеть тебя. Серго с отцом зовут меня, может, скоро встречюсь с ними. Поскорее бы.
— Не говорите так, мама, — попросила Ольга, обнимая ее. Она сама с трудом сдерживала слезы. — Посмотрите на свою внучку, ведь она — вылитый Серго! Все в ней от него — и лицо, и манеры, и характер. Бог послал нам ее в утешение. Мы будем жить у вас целый месяц. И вы сможете видеть вашу Леночку каждый день и радоваться ей. Вам ведь так этого хотелось.                                                                                         — Леночка! Внученька моя! Серго мой маленький! — Бабушка никак не могла оторваться от девочки — все целовала ее лоб и щечки. Наконец она опомнилась.
— Господи, что ж это я! Пойдемте, пойдемте в дом. Столы уже накрыты. Нино с Кариночкой постарались ваши любимые кушанья приготовить. А мальчики уж так ждут, так ждут свою сестричку. Заходите, заходите все! И вы, Отари, и вы, милая, — обратилась она к Юле. — Сынок, это что же — твоя невеста? Красивая девушка, поздравляю. И ты, деточка, заходи, не бойся. — Она погладила по голове Гену. — Ты, наверно, Леночкин дружок? Слышали мы, что ты ее заступник, спасибо тебе.
Сестры Серго — Нино и Каринэ — с сыновьями, улыбаясь, стояли на пороге. Мальчики, увидев Лену, хотели было броситься к ней, но вдруг засмущались. Это были уже не те подростки, что год назад носили свою сестричку на руках, как на скамеечке. Они вытянулись и стали совсем похожи на взрослых парней. Леночка, встав на цыпочки, поцеловала каждого, отчего они засмущались еще больше.
Гена мрачно наблюдал за их встречей. Ему совсем не улыбалось делиться Леночкиным вниманием с ее настоящими братьями. Они были старше его и явно сильнее. Порознь он, может, и смог бы с ними справиться — по крайней мере, попытался бы. А вот одолеть их вместе —  это вряд ли. Похоже, он им тоже не понравился − потому как смотрели они на него весьма неприветливо.
Назревает конфликт, отметил про себя Отар. Этот пацан, как Цербер, не желает подпускать к девочке никого. А для тех он — как кость в горле. Делить с ним свою сестру, приехавшую всего на месяц, им тоже совсем не с руки. Придется гасить страсти в пожарном порядке − не то разгорятся не на шутку.
Пока мыли руки, пока усаживались за стол, Отар успел поделиться с Ольгой своими опасениями. Та успокоила его:
— Ничего, я поговорю с Леной — она их живо помирит. Еще как подружатся.
За большим столом семейства Джанелия всем хватило места. Реваз и Джават — братья Леночки — сразу сели рядом с сестренкой, всем своим видом показывая Гене, кто на нее имеет больше прав. Гена сидел напротив и исподлобья наблюдал, как Лена весело болтает с ними, переходя время от времени с русского языка на грузинский. Настроение его стремительно портилось. Он насупился и даже не притронулся к еде.
— Почему мальчик не ест? — спросила бабушка Отара. — Может, не нравится ему наше угощение? Спроси, чего он хочет.
— Он ревнует Лену к ее братьям — дома к ней никого не подпускал. А здесь он уже не всевластен.
— Такой маленький, а уже ревнует? — засмеялась бабушка. — Ох, невеселое у него будущее — воевать со всеми, кому она приглянется. Боюсь, таких будет много, ой много!
Я сама этого боюсь, подумала Ольга, наблюдая эту картину. Она вспомнила взрыв горя, буквально раздавившего Гену в день их знакомства, когда они с Леночкой собрались уходить из парка. Сейчас это детская привязанность, а уже такая сильная. Но совсем скоро она перерастет в любовь. Что будет, если Лена не ответит на его чувство? Страшно подумать.
Надо с ней серьезно поговорить − пусть потихоньку внушает своему приятелю, что дружить не значит считать друга своей собственностью. Пусть он постепенно привыкает к мысли, что у нее могут быть и другие привязанности. Да и у него тоже должны появиться друзья и подруги. Не сошелся же свет клином на одной Лене.  
После обеда Ольга с Юлей поднялись в комнату Серго. Здесь все хранило память о нем: его книги и тетради, его гантели, его костюмы в шкафу. Все письма Ольги находились в верхнем ящике письменного стола. На столе лежало недописанное письмо, адресованное ей − он оставил его, уходя на свое последнее дежурство. На стене рядом с ее портретом теперь висел портрет Серго, подаренный Ольгой его матери в ее первый приезд в Ленинград.
— Какой взгляд у вас на этих портретах, — заметила Юля, — одинаковый, ласковый и такой счастливый! Куда ты смотрела в этот момент?
— На Серго. Он встал рядом с фотографом, чтобы я смотрела на него. А когда фотографировали Серго, я стала на его место. Мы здесь смотрим друг на друга.
— Представляю, как тяжело тебе находиться в этой комнате.
— Ты знаешь, нет! Наоборот,  хорошо, покойно. Здесь я как-то особенно остро чувствую его присутствие. − будто он вышел на минутку и сейчас вернется. В наш прошлый приезд мы с Леночкой здесь жили. Я спала на его кровати, а Лена на диване. И мне приснилось, что он рядом и у нас все-все было, как тогда. Юля, я была такая счастливая! Я даже проснулась от счастья. Но чувство, что он рядом, осталось. Эта комната — единственное место на земле, откуда мне не хотелось бы никуда уходить. И Леночке здесь нравится. Ей все разрешается трогать, читать его письма, рыться в его книгах и вещах. Как и мне. А знаешь, какое самое любимое у нас здесь занятие? Рассматривать его фотоальбом. Хочешь, покажу?
— Ну покажи.
— Смотри. Вот ему еще года нет. Правда, прелесть? Леночка точь-в-точь такой же была, помнишь? А здесь ему семь лет, как ей сейчас. Ну разве не копия?
— Губы у нее немножко другие. Больше на твои похожи. А верхняя часть лица — один к одному он.
— Да, губы у нее подкачали. У Серго они покрупнее были. Но все равно, он и она в детстве — одно лицо. 
— Как страшно думать, — помолчав, промолвила Ольга, — что, когда его мать умрет, дом продадут. Ведь фактически сейчас в нем живет она одна — у сестер Серго свои семьи и свои дома. И поселятся здесь чужие люди. А дух Серго его покинет.
Со стесненным сердцем слушала Юля подругу. Это безнадежно, думала она. Олька так и проживет всю жизнь с тенью своего возлюбленного. Что делать, как ей помочь? Спит в его постели — да тут рехнуться можно.
А что бы я делала, окажись на ее месте? Ведь Отар — тоже милиционер и такой же отчаянный, как и Серго. А если бы с ним... Нет-нет! Нет, Господи, не надо! Не смей даже думать об этом! — приказала она себе. Хватит нам одного горя. А с Олькой надо что-то делать. Надо поговорить с его матерью и сестрами. И с Отаром. Может, она хоть их послушает. Ведь живут же они, продолжают жить. Ну, его мать — это понятно. Но ведь Олька еще так молода. Уж восемь лет прошло — сколько  можно?
В комнату вбежала Леночка. — Вот вы где! — закричала она. — А я вас ищу, ищу. Мамочка, мы здесь будем жить? Как в прошлом году?
— А ты хотела бы?
— Да, очень! Здесь как будто папа рядом.
Ну вот, еще одна, вздохнула Юля. Олькино воспитание. Другого мужика она уже никогда папой не назовет. Бедные вы мои влюбленные, и что мне с вами делать — ума не приложу.
— А не пойти ли нам на море? — перевела она разговор в другое русло.
— Пойдемте, пойдемте! — захлопала в ладоши девочка. — Дядя Отар и мальчики нас внизу ждут. Пойдемте скорее!
— А может бабушка хочет, чтобы мы сначала на кладбище сходили? — осторожно спросила Ольга.
— Нет, она прилегла. Сказала, что завтра туда с утра пойдем.
— Ну хорошо. Но прежде я хочу с тобой поговорить. Юль, скажи ребятам, что мы спустимся через пять минут.
Когда они остались вдвоем, Ольга передала дочери разговор с Отаром о напряженных отношениях между братьями и ревнивцем Геной.
— Сейчас все зависит от тебя! — внушала она девочке. — Или тебе удастся их подружить, или их молчаливая вражда перейдет в открытое столкновение. Гена владеет опасными приемами — может и покалечить. Он когда впадает в ярость, уже не соображает, что делает. Вспомни хулигана Борю. А ведь Гена тогда еще не занимался в секции. Конечно, твои братья постарше, и их двое. Но Гена такой изобретательный! К тому же ему тоже достанется — ведь и у них друзья есть. А нам с тобой все это ни к чему.
— Мамочка, я знаю, что им скажу. Во-первых, предупрежу, что если они будут ссориться, то не стану ни с кем дружить и даже разговаривать не буду. Пусть только попробуют дуться. А еще я расскажу мальчикам, как Гена меня спас от хулигана, как он был весь в крови, а сам все кидался на него. Они так любят смелых — всегда восторгаются папой и дядей Отаром. А Гене  скажу, что он должен с ними дружить, потому что они мои братья. И если он тоже мне брат, то не должен с ними ссориться. Не беспокойся, у меня все получится — я их помирю.
— Только разговаривай с ними порознь. А если заподозришь что-то неладное, не молчи − сразу говори мне или дяде Отару. Хорошо?
— Конечно! Но ничего не случится, вот увидишь. Они же все меня так любят! Все делают, как я хочу. Мы и играть будем вместе, и за ягодами пойдем, и купаться. Я их попрошу научить его плавать, а то он не умеет.
— Без дяди Отара — ни в коем случае! Мы его бабушке обещали, что в воду Гена будет заходить только под нашим присмотром. Лена, смотри, никакой самодеятельности! Ты помнишь, как в прошлом году мальчик утонул? Как мама его кричала?                                                                                      
— Помню, — потупилась девочка, — обещаю без вас не звать его купаться.
— Договорились. Ну пошли, а то нас, наверно, заждались.
Захватив купальники и полотенца, они спустились вниз. Реваза с Джаватом там уже не было — их позвали домой помочь в огороде. Поэтому на море они отправились впятером.
Гена никогда не был на пляже — даже на Дону. Бабушка категорически возражала против его посещения. Она была убеждена, что пляж рассадник всякой заразы. Да и вода в реке кишит микробами.
Мальчик сначала даже растерялся, увидев такое количество обнаженных тел. Но поскольку взрослые и Лена вели себя, как ни в чем не бывало, он тоже решил не обращать внимания на полуголых мужчин и женщин, бабушек и дедушек, и детей всех возрастов.
Они переоделись и устроились в тени под свободным грибком. Дядя Отар приволок два лежака, на которых улеглись  тети Оля и Юля. А Гена с Леной и дядей Отаром отправились купаться.
Вода показалась Гене неожиданно холодной. Но Леночка смело кинулась в нее и поплыла вдоль берега.
— Гена, не бойся! — закричала она. — Это только вначале кажется, что вода холодная. Ты сразу окунись, и уже не будет холодно.
— Ну, герой, смелее! — подбодрил его Отар. — Не опозорься перед девочкой. Я обещал научить тебя плавать — и научу. Вперед!
Пришлось подчиниться. С замирающим сердцем мальчик окунулся в воду, и его будто обожгло холодом. По коже побежали мурашки, и она вся покрылась пупырышками. Как у ощипанного гуся.
— Шевелись, шевелись! — приказал Отар, — работай руками и ногами — сразу согреешься.
— И правда, когда Гена окунулся еще раз, ему уже не было так холодно. Подплывшая Леночка взяла его за руки, и они с визгом стали прыгать в воде, поднимая тучи брызг. Гена задыхался от восторга. Никогда еще ему не было так хорошо. Эта сверкающая на солнце изумрудная вода, эта девочка, лучше которой не было никого на свете, эти такие добрые к нему взрослые — все вместе наполнило его душу незнакомым прекрасным чувством. Он и не знал, что название этому чувству  — счастье.
Теперь Гене совсем не хотелось выходить из моря. Но Отар объяснил, что в первый раз долго купаться нельзя − можно простудиться и заболеть. Он ведь не болеть сюда приехал. Можно немножко позагорать и идти в тень, чтобы не перегреться. И решительно выгнал их из воды.
Потом дядя Отар с тетей Юлей уплыли, а Леночкина мама осталась с ними. Взрослые договорились ни на минуту не оставлять детей без присмотра. Сидя в тени под грибком, ребята стали играть в крестики и нолики, рисуя их пальцами на песке. Ольга загорала неподалеку.
Вдруг глаза Гены округлились, а лицо приняло удивленное выражение. Проследив за его взглядом, Лена увидела двух малышей — мальчика и девочку — подходивших к ним. Открыв рот, Гена изумленно смотрел на голую малышку.
— И что ты такое особенное увидел? — поинтересовалась Лена, уже догадываясь, в чем дело.
— У тебя что...  тоже так? — не глядя на нее, спросил он.     
— Конечно. А ты что, не знал? Мы — девочки — этим и отличаемся сейчас от вас. А когда станем большими, у нас еще грудки вырастут, чтобы деток молочком кормить. Ты что же думал, что у нас там так же, как у вас?
— Ничего я не думал. Я вообще об этом не думал. А... почему у вас не так, как у нас?
— Но ведь у нас оттуда детки родятся.
— Что-о?! Оттуда?
— Ну да. А ты думал откуда?
— Я думал... что из живота, что живот режут... или как-нибудь еще. Слушай, а как они там появляются?
— Объясняю. У нас в животе есть такой мешочек с двумя веточками. — Лена нарисовала пальчиком на песке овал и провела от него две линии. — На этих веточках вырастает яичко. Когда оно созреет, то отрывается от веточки и попадает в мешочек. А там в это яичко проникает ваша частичка, такая с хвостиком, — у нее очень трудное название. Так образуется зародыш. Потом он растет и превращается в ребеночка.
— Откуда ты все это знаешь?
— Мне мама рассказывала. И у меня дома книжка такая есть. Перевод с французского. Там все написано и картинки нарисованы. Приедем домой, я тебе дам ее почитать. А тебе что, мама никогда не рассказывала про это?
— Никто мне ничего не рассказывал! — насупился Гена. — А как в ваш мешочек наша частичка попадает?
— Ну, Гена, это ты сам догадайся, — засмеялась Лена. — Посмотри на этих деток и догадайся. Ты же умный.
Гена растерянно взглянул на голых малышей, сидевших рядом с ними на корточках. То, что пришло ему в голову, было так невероятно, что...  нет, в это невозможно было поверить! 
— Как...  туда? Да-а?! — воскликнул он, покраснев до пяток.
— Конечно! А как же еще? Но это можно только взрослым.
Ужасные мысли тараканами полезли Гене в голову − от них его даже замутило. Так вот, значит, как! Вот как это бывает! Значит, и его мама... и бабушка... и тетя Оля...  И тетя Юля с дядей Отаром... И Лена... так будет делать?  Какая гадость!
Не в силах больше находиться с ней рядом, он вскочил и понесся, не разбирая дороги, сам не зная, куда. Он бежал, наступая на лежащие тела, провожаемый возмущенными возгласами и ругательствами, пока не споткнулся о какую-то толстую тетку и не растянулся во весь рост. Стряхивая песок и потирая ушибленные места, он подошел к воде и сел. Сейчас сильнее всего ему хотелось никого не видеть и не слышать − остаться одному, чтобы успокоиться и все обдумать. Но ведь не дадут.
— Что это с ним? Куда он понесся? — обеспокоено спросила Ольга Лену. Та, опустив голову, молчала.      
— Кажется, я догадался, — весело заметил подошедший Отар, глядя на игравших рядом малышей и Леночкин рисунок. — Девушка просветила молодого человека кое в каких вопросах бытия, а он к такой новости оказался не готов. Пойду поговорю с ним.
Они видели, как Отар подошел к мальчику, сел рядом и стал что-то говорить. Тот молча кидал камешки в воду. Потом Отар встал и протянул Гене руку. Но он остался сидеть, как сидел. Тогда Отар взял под мышку багрового Гену и принес обратно.
— Вы, если хотите, побудьте еще на пляже, а мы с Юлей сходим к нашим, — сказал он Ольге. — А то отец с матерью уже обижаются, что мы заскочили на минутку и сразу ушли. Они на Юлю и наглядеться не успели.
— Понравилась она им?
— О, еще как! Сразу в нее влюбились. Говорят — о такой только и мечтали. Никуда не отпустим, — говорят, — ни за какими вещами. Паспорт есть и хватит. А вещи, какие надо, здесь купим. А то уедет и не вернется. Уже потерять боятся.
— Значит, свадьба скоро?
— Скоро, скоро! Сегодня заявление подадим. Нас быстро зарегистрируют — меня в загсе все знают.
— А где она жить будет до свадьбы?
— Как где? В моем доме — где же еще. Спать в моей постели будет. Что мы, маленькие, что ли? Она мне жена, и этим все сказано.
— И чего ты понесся, как угорелый? — Лена насмешливо посмотрела на надутого Гену.
— Эти взрослые! Ненавижу! — вдруг выкрикнул он. — Нас все время поучают: этого нельзя, того не делай! Ах, как не стыдно, да разве так можно! А сами что вытворяют? В сто раз хуже! И как им только не противно!
— Ой, Гена! Ой, какой ты глупый! — Лена повалилась от хохота на спину и стала дрыгать в воздухе ногами. —  Ой, не могу!
— Не вижу ничего смешного! — огрызнулся Гена.
— Ну как же не смешно? Когда ты такие глупости говоришь.  Тебе уже семь лет, а ты рассуждаешь хуже маленького. При чем здесь взрослые, если Бог людей такими сделал? Пойми, люди так устроены! И не только люди. Ты же любишь собак. А они, между прочим, тоже так же рождаются. И кошки, и другие животные. Что же, их всех ненавидеть за это?
— Скажи, что ты никогда не будешь так делать. Обещай мне! — потребовал он, не поднимая головы.
— Еще как буду! Когда вырасту и влюблюсь, буду обязательно. А иначе как мои детки родятся?
— Тогда влюбись в меня.
— Ну... не знаю. Ты ведь брат. А в братьев не влюбляются.
— Но ведь я ненастоящий брат.
— Ага, уже ненастоящий! Значит, отрекаешься? Больше не хочешь быть мне братом?
— Нет, хочу, хочу! Но я не хочу, чтобы ты...  с каким-нибудь другим гадом...  так делала.
— Но ведь это когда еще будет! Зачем сейчас об этом думать? Сто лет пройдет, пока мы вырастем. И потом — ты ведь тоже можешь влюбиться в какую-нибудь другую девочку.
 — Если через сто, тогда ладно. Но, смотри, не раньше! И никаких других девочек, не надейся.
 — Послушай, Гена. — Лена вспомнила разговор с мамой. — Реваз с Джаватом тоже мои братья. Они сыновья сестер моего папы. Я их очень люблю. И они меня любят. Поэтому ты должен с ними подружиться. Почему ты на них волком смотришь? Разве нельзя дружить всем вместе?
— Да, а чего они! Сами сели рядом с тобой, а я как отверженный. Это они на меня смотрят, как на врага. Пусть только попробуют тронуть!
— Гена, как тебе не стыдно! — с отчаянием воскликнула девочка. — С какой стати они будут тебя трогать? Ты сам не задирайся, тогда и тебя никто не тронет. Дай мне слово, что ты с ними подружишься. Ну, по крайней мере, постараешься подружиться. Иначе я не буду с тобой разговаривать. Ты этого хочешь?
— Нет-нет! — пошел на попятную Гена. — Конечно, не хочу. Но как я с ними подружусь? Ты же видишь — я им не нравлюсь.
— А ты будь поприветливее. Улыбнись, скажи что-нибудь хорошее. Или спроси про что-нибудь. Спроси, где ежевика растет? Или когда на рыбалку поедем?
— Не умею я так, Лена. И не буду к ним подлизываться. Первым не задираться обещаю, а там — как получится.    
Реваз и Джават оказались легки на помине. Они появились на пляже и стали, озираясь по сторонам.
— Мальчики, мы здесь, здесь! — закричала Лена и замахала рукой.
Они заулыбались, заметив ее, и тут же нахмурились, увидев рядом Гену.
— Что я тебе говорил? — Гена встал и демонстративно отошел от нее подальше. Сел возле самой воды и стал бросать в море камешки.
— Вот что, братики! — решительно сказала Леночка. — Гена мой друг. Мы живем в одном доме и ходим в один садик. Он меня защищает и не дает никому обижать. Он очень смелый. Один кинулся на взрослого хулигана, когда тот меня за руку схватил. Сам весь в крови был, а все равно бросался, пока того в милицию не забрали.
Гена гость. Бабушка и дядя Отар пригласили его поехать с нами. У него мама в больнице, а папы нет. Поэтому я вас очень прошу, не обижайте его. Пожалуйста, подружитесь с ним — он очень хороший и умный!
   — Да, а чего он себя твоим братом называет? — возмущенно спросил Реваз. — Какой он тебе брат? Твои братья мы. Самозванец он, а не брат!          
— Это мы с ним договорились, что будем как будто брат и сестра. Когда только познакомились. А вам что, жалко? Какая вам разница? Ну и пусть тоже считает себя братом. Что, трех братьев у сестры не бывает, что ли?
Мальчики недовольно молчали.
— Значит так, братики! — рассердилась Лена. — Или мы будем дружить вчетвером, или я буду везде ходить только с мамой. Я Гене обещала, когда мы ехали сюда, показать, где ежевика растет и кизил. Он же их никогда не пробовал. Обещала, что пойдем в горы и на рыбалку съездим. Выходит, я все наврала? Грузины все гостеприимные, а вы что же — не грузины?
— Ладно, девочка, — согласился Джават, — зови его. Будем мириться.
— Гена, иди сюда! — позвала Лена. — Ну иди, не бойся.
— Когда это я боялся? — буркнул Гена. Но подошел. Они взялись за руки, и Лена, положив сверху свою ладошку, торжественно объявила:
— Мир, мир навсегда! Ссора с дракой никогда!
Так был положен конец вражде. Ольга разрешила Лене с Геной еще раз искупаться, и вся компания ринулась в море. Реваз с Джаватом и Леночкой быстро поплыли от берега, а Гене осталось только с завистью наблюдать, как они удаляются. За дочку Ольга не беспокоилась — знала, что та научилась превосходно плавать еще в их прошлый приезд. Как зашла в воду, так сразу и поплыла − видно, способность держаться на воде передалась ей от отца. Да и братья ее были отличными пловцами и не спускали с Леночки глаз.
Но Гену Ольге стало жаль. Она представила, какие чувства испытывает верный друг ее дочери, и поняла, что надо ему помочь.
— Геночка, хочешь научиться плавать? — спросила она,  заходя в воду. И получив утвердительный ответ, сказала:
— Самое главное: почувствовать, что вода может тебя держать. Что ты можешь лежать на ней и не тонуть. Тогда ты перестанешь ее бояться.
— А как? — спросил Гена. — Я и руками, и ногами гребу, а все равно тону. Сразу захлебываюсь.
— А ты сначала попробуй полежать на спинке. Иди сюда, где поглубже — чтобы тебе было по горлышко. Ложись на спинку и расставь руки и ноги пошире, не бойся. Не надо головку задирать — смотри в небо. Вот так. Видишь, у тебя уже получается.
И правда, Гена почувствовал, что лежит на воде и она его слегка покачивает. Это было очень приятно.
— Лежи, лежи, привыкай, — подбодрила его Ольга. — Ну, как, нравится?
— Очень! — с восторгом отозвался мальчик.
— Вот теперь, когда ты почувствовал, что вода тебе друг, а не враг, попробуй грести руками и помогай себе ногами. Давай, давай, не бойся — я буду тебя страховать. Только голову не поднимай, а то сразу станешь погружаться. Можешь ее поворачивать, смотреть по сторонам, но поднимать не надо. А если почувствуешь, что погружаешься, закрой рот, задержи дыхание и прими прежнее положение. Полежи, подыши и греби снова. Главное — не бойся! Ничего, я тоже сначала училась плавать на спинке.
Сдерживая желание задрать голову, чтобы осмотреться, Гена заработал руками и ногами − и поплыл. Это было так здорово! От восторга он закричал и повернул лицо к Ольге —  убедиться, что она видит, как он плывет. И сразу погрузился. Однако не испугался — лег на спину и снова поплыл.
— Очень хорошо! — похвалила его Ольга. — Не устал?
— Ни капельки! — гордо ответил мальчик.
— Теперь попробуем упражнение потруднее. Сначала выслушай меня. Лежи и слушай, пока не дам команду. Я буду тебя поддерживать, а ты перевернешься на живот.  Снова широко расставишь руки и ноги, а дыхание задержишь, насколько сможешь. И опустишь лицо в воду. Ты будешь лежать на животе, а вода тебя будет держать. Как только захочешь вдохнуть воздух, повернешь голову набок, не поднимая ее из воды, вдохнешь, а затем снова опустишь. Главное помни, что в этой позе ты погружаться в воду не будешь.
Ну, что, давай попробуем? Готов? Переворачивайся, я тебя держу. Только голову не задирай.
Гена выполнил ее советы − и у него все получилось. Главное, он почувствовал, как должно располагаться в воде тело, чтобы она его держала. Остальное было делом техники.
Когда братья с сестричкой приплыли обратно, они с удивлением увидели самостоятельно плывущего Гену. Леночкина мама плыла рядом, время от времени подбадривая его словами одобрения. Так благополучно была разрешена и эта проблема.  
Отару, убедившемуся, что мальчик неплохо держится на воде, осталось только совершенствовать его умение плавать. И вскоре Гена, овладевавший искусством плавания с присущим ему упорством, как всегда, когда дело касалось его взаимоотношений с Леночкой, стал плавать не хуже ее братьев. Ну почти не хуже. Если и хуже, то только чуть-чуть.   
Утром следующего дня они пошли на кладбище — навестить могилы Серго и его отца. Ольга с трудом заставила себя туда идти. Ей очень этого не хотелось.
Давно, еще в Ленинграде, убежав раздетой из дому после памятного разговора с отцом и сидя окаменевшей на остановке, она вдруг каким-то внутренним зрением увидела у самых ног своих бездонную пропасть, в которой притаилось Безумие. Балансируя на ее краю, Оля почувствовала, что, если сейчас туда сорвется, то обратно, в мир людей, ей уже не выбраться − Безумие поглотит ее целиком. В тот миг только мысль о ребенке да прибежавшая мать помогли ей отойти от края страшной пропасти. Но та не исчезла — ее край черной полосой постоянно маячил где-то поблизости, то удаляясь, то снова приближаясь, когда она позволяла отчаянию овладевать собой.
И в их прошлый приезд, когда, стоя у его могилы, она представила себе Серго в этой страшной яме — его лицо, его золотые волосы, все его тело, так любимое ею и постепенно превращающееся в прах, — вдруг снова увидела прямо у ног своих змеившийся край той бездны. И когда, побледнев, как полотно, она стала падать туда, ее, помертвевшую, подхватил Отар, а сзади обняла плачущая Леночка. Они медленно повели, повели, повели ее прочь от края бездны − и Безумие нехотя отпустило ее.
И теперь по дороге на кладбище она собирала все свои силы, чтобы не позволить себе сорваться. Она уговаривала себя, что нужна Леночке: ведь их дочь еще так мала. И столько не сделано в жизни дел. И самое главное, там нет Серго, в той яме. Он здесь, он всегда рядом. Да, она почти перестала слышать его голос. Но ей этого и не надо было — она постоянно чувствовала присутствие Серго и знала точно, что бы он сказал или сделал в том или ином случае. Его фотография была всегда с ней. Но чтобы увидеть любимого, ей не надо было ее доставать — внутренним зрением она видела его сразу,  как только ей этого хотелось.
Чем дальше уносило ее время, тем ярче и отчетливее становился его образ. Как будто она поднималась высоко в гору — и чем выше она оказывалась, тем сильнее рассеивался туман, скрывавший прошлое. И тем больше подробностей открывалось ее взору. Она видела и родинку у правого плеча, и шрам на руке от падения в детстве с дерева, и его затаенную улыбку, прячущуюся в уголках губ. И этот быстрый взгляд из-под ресниц, от которого у нее слабели колени. Все — и его голос, и каждое слово, и каждое прикосновение, и его доброта,  и его мысли — все жило в  ней. А не в той черной яме, которая звалась его могилой.
Но на кладбище присутствие духа вновь покинуло ее. Как только она увидела портрет Серго на плоскости мраморного памятника, зияющая бездна стала стремительно приближаться, грозя затянуть ее туда, откуда не выбраться.
И снова внимательно следивший за ней Отар успел обнять ее и, прижав к себе, повел прочь со словами: “Его там нет, родная моя! Он здесь, с нами — он с нами всегда. Он любит нас, и мы любим его. А это только холмик и памятник, простой мрамор — и все.”
И Леночка держала ее за руку, прижималась к ней и заглядывала в глаза.
Снова край бездны отошел от нее и ушел далеко-далеко — куда-то к горизонту. Но совсем не исчез.          
— Любишь Ольку? — без тени ревности спросила Юлька Отара, когда они остались одни. — Вижу, следишь за ней — глаз не спускаешь. Как доктор.
— Люблю, — легко согласился с Отар. — Люблю вас обеих очень сильно. Но по-разному. Тебя люблю как жену, как мать моих будущих детей. А ее — как сестру. Нет, больше. Как возлюбленную моего лучшего друга. Я поклялся у его могилы, что буду любить их — ее и девочку — и заботиться о них до самой смерти, чего бы мне это ни стоило. А ты меня знаешь — я слово свое держу.
— Тогда ты меня поймешь, должен понять. Отар, она ведь не живет. Она живет с тенью, как с живым человеком. Спит в его постели, и во сне у них любовь. Ты можешь себе это представить? Как у нее крыша еще не поехала — не представляю. Я бы точно свихнулась.                                  
— Юлечка, она его любит, до сих пор любит. Так бывает. Слишком сильно он ее тогда поразил. А Оля очень цельный человек и потому отдалась этой любви целиком. И держится за нее, как за соломинку.
— Но его ведь нет! — закричала Юлька с отчаянием. — Нет и больше никогда не будет! Хоть ты это понимаешь? Нет никаких голосов и его присутствия ни в его доме, ни в ней самой. Это все только ее воображение. Надо же ей это как-то объяснить. Она же не видит никого вокруг, потому что видит только его. Отарик, так жить невозможно — у меня сердце разрывается при взгляде на нее!
— Но что мы можем поделать, дорогая?
— Надо с ней серьезно поговорить. Пусть мать и сестры Серго тоже поговорят. Они что же, не видят, что она губит себя этой любовью? Только девочка и держит ее. Не будь дочери, она — здоровая, прелестная молодая женщина — отправилась бы следом за Серго, не раздумывая. Как же, его душа ее ждет – не дождется. Нет никакой души — все это выдумки! А все кругом молча одобряют ее, словно с ума посходили! Пусть объяснят ей, что она свободна. Его мать для нее — святая, может хоть ее послушает?
В тот же день после обеда мать Серго позвала Ольгу в свою комнату. Там находились его сестры и Отар с Юлей. От выражения их лиц у Ольги похолодело внутри.
— Доченька! — обратилась к ней мать. — Мы знаем, как ты любила и любишь Серго. Но Бог забрал его к себе, а ты осталась здесь. Нельзя любить мертвого, как живого, — это нехорошо. Сходи в церковь, попроси Серго, чтобы он отпустил тебя.
— Но я не хочу, не хочу, чтобы он отпускал меня!

— горячо возразила Ольга. — Мне хорошо только с ним! Без него кругом пустота. Как жить в пустоте?
Этого Юлька вытерпеть уже не смогла.
— Да пойми ты: он умер! Его нет! Почему же в пустоте? Ты живешь среди людей, живых людей. Только ты их не видишь.
— Почему не вижу — вижу. У меня с людьми нормальные отношения.
— Ты прекрасно понимаешь, о ком я говорю. О мужчинах! Неужели за все это время тебе не хотелось обнять живого мужчину? Я даже представить себе этого не могу!
Конечно, хотелось, подумала Ольга. Еще как хотелось!
Она вспомнила, как в Ленинграде начал за ней ухаживать доцент Заславский — славный человек, овдовевший года три назад. Ухаживал он ненавязчиво и красиво. То она обнаруживала  букет свежих роз у своих дверей. То на ее столе в кабинете появлялась огромная коробка шоколадных конфет. А как-то под Новый год посыльный принес к ней домой небольшую корзинку, полную свежей клубники.
Наконец она сдалась и согласилась с ним встречаться. Они подолгу бродили по городу, и Ольга с удовольствием слушала рассказы Кости — заядлого альпиниста — о походах в горы. Костя Заславский был умен и имел приятную внешность. А самое главное, он был деликатен и великолепно чувствовал ее настроение. Всегда знал, что ему можно в данный момент, а чего нельзя.
И их первый поцелуй не был ей неприятен. Поэтому, когда он пригласил ее к себе, она, сделав небольшое усилие, согласилась. Ольга ясно понимала, что ее ждет у него дома. Но Константин был во всех отношениях подходящей партией — так ей внушали все доброжелатели. И она стала надеяться, что может у них и сладится.
У Кости была семилетняя дочь. В тот день она гостила у бабушки. Ольга тоже отвела Леночку к матери, поэтому ничто не могло помешать им провести вечер, а может и ночь, вдвоем.
Когда она, сняв в его прихожей пальто, подошла к трюмо, он решил, что ей захотелось поправить прическу или привести себя в порядок. Со словами “надо посмотреть, что на кухне делается” он оставил ее на пару минут одну.
И тут в зеркале трюмо она увидела Серго. Он стоял у противоположной стены прихожей, скрестив руки на груди, как тогда на пляже. И молча смотрел на нее. Тихо, как вор, сняла она с вешалки пальто и, не одеваясь, выскользнула за дверь. Прибежала домой и, задыхаясь от рыданий, упала на диван. Она заплакала в голос, и тотчас же раздался звонок в дверь − это бабушка привела раскапризничавшуюся Леночку, та никак не хотела оставаться  на ночь. Все требовала, чтобы ее отвели к маме.         
На следующий день Ольга попросила прощения у Константина. Обиженный, он только молча кивнул, и на этом их отношения прекратились.
— Юля, ты же знаешь, я не могу просто так...  с мужчиной, у меня не получается. Ты же помнишь тот случай с Костей Заславским — я тебе рассказывала. Ничего не вышло, а как потом было неудобно.
— Она пришла к мужчине и увидела в зеркале Серго, —  пояснила Юля. — И позорно сбежала. Но только я уверена: никакого Серго там не было, тебе просто показалось. Надо было чуть-чуть подождать. Вернулся бы Костя, и все было бы хорошо. Такой отличный парень, и вы так подходили друг другу.
— Ничего мы не подходили! Я, как перестала с ним встречаться, такое почувствовала облегчение. Не любила я его, потому так и получилось.
— Да ты никогда никого не полюбишь! Потому что рядом с каждым мужчиной видишь Серго. Конечно, он был лучше всех. Но такие, может, раз в сто лет рождаются. Так что теперь — ни на кого не смотреть?
— Юля, не мучай меня! — заплакала Ольга. — Мне никто не нужен, кроме него. Я хочу мужчину, но чтоб это был Серго. Мне плохо, оставь меня.
И смертельно побледнев, она медленно стала валиться на бок. Но не спускавший с нее глаз Отар мгновенно подхватил ее и, зажав между ладонями помертвевшее Ольгино лицо, стал целовать в закрытые, заплаканные глаза.
— Немедленно прекрати! — приказал он Юльке. — Живи, Оленька, как подсказывает  тебе  сердце. Любишь Серго и люби — он заслужил такую любовь. Чтоб я больше не слышал этих разговоров, Юля! Тысячи женщин живут с ребенком без мужчин. И Оля с Леночкой будут жить — и неплохо будут жить. Уж я позабочусь.
И со словами “не плачь, детка, я с тобой” он прижал Ольгину голову к себе и стал медленно покачивать ее, пока она не успокоилась.
Надутая Юлька выскочила из комнаты. Следом вышли сестры Серго и Отар. Ольга осталась наедине с матерью.
— Прости меня, деточка! — Мать Серго печально глядела на нее запавшими, обведенными черными кругами глазами. — Но хочу важное сказать. Пока жива.
Оленька, ты должна знать: Леночка включена в наше завещание. Ей принадлежит часть наследства. Это большие деньги. Ведь род Джанелия  очень древний и имущества у нас накопилось много.
— Спасибо, мама, но у вас есть законные наследники: сестры Серго и их дети. Мы с Леночкой итак вас любим. Нам ничего не нужно.
— Зачем обижаешь, дочка? Разве Леночка мне не такая же внучка, как дети моих дочерей? Она дочь Серго — моего единственного сына  и такая же законная наследница, как ее братья. Хочу, чтобы она носила фамилию Джанелия. Как на это смотришь?
—  Мама, пусть она останется Туржанской до совершеннолетия. А когда будет получать паспорт — если захочет, возьмет фамилию отца. Сейчас нам удобнее иметь одну фамилию.
— А может, ты тоже сменишь фамилию на Джанелия? Отар быстро паспорт выправит.
— Нет, мама, меня в научном мире знают как профессора Туржанскую. У меня статьи вышли под этой фамилией и книги. А вот в документах Леночки надо бы Серго отцом записать, а то у нее там прочерк.
— Скажу Отару — все сделает, — заверила ее мать. — А про наследство помни, не забывай.
Да не нужно нам с дочкой никакого наследства, думала Ольга, поднимаясь к себе. Еще поссорит оно нас с сестрами Серго. Надо с ними поговорить, сказать, чтобы они не беспокоились, что все останется им.
— Воля родителей — закон для нас, — сухо ответила ей старшая сестра Нино. — Серго наш любимый младший брат, а его дочь наша племянница, и она получит  то, что ей принадлежит  по праву.
Больше они к этой теме не возвращались.
Благодаря связям Отара их с Юлькой быстро зарегистрировали, и стали они, наконец, законными мужем и женой. По этому поводу сыграли грандиозную свадьбу. Правда, Юлька категорически отказалась от белоснежного наряда невесты. Да Отар и не настаивал.
Пировали три дня и три ночи. Родители Отара светились от счастья, ведь они уже и не надеялись, что их старшенький когда-нибудь женится. А тут такую красавицу привел в дом — просто загляденье. Правда, русскую, но это ничего. Она черненькая — на грузинку похожа. Внуки у них уже были — от младших детей. А теперь можно было надеяться, что и старший с этим делом не задержится.
Сразу после свадьбы молодые впервые крупно поссорились. Приближалось первое сентября, и Юлька, не говоря Отару ни слова, пошла устраиваться на работу в школу. Там ее охотно взяли. Еще бы — выпускница ленинградского вуза да с хорошим стажем.
Узнав об этом, Отар рассвирепел.
— Кто тебе разрешил это делать? — кричал он на перепуганную Юльку. — Я тебе разрешил это делать? Ты теперь моя жена и должна со мной советоваться! Тебе надо к дому привыкать, к хозяйству. А ты будешь в школу бегать да над тетрадками сидеть? Никакой работы! Сиди дома, а семью я буду обеспечивать.
— Но, Отарик, как же я без школы? — лепетала несчастная Юлька. — Первое сентября, а я в школу не пойду — это просто невозможно представить! Я же математик, я потеряю квалификацию. И потом, я без детей не могу.
— Своих будешь воспитывать! А пока их нет, учись быть моей женой. Все, никакой школы. Я сказал!
Кажется, повторяется ленинградская история, расстроилась Ольга, узнав от плачущей Юльки о ее беде. Кто бы мог подумать, что Отар так себя поведет. Но с другой стороны — а чего Юлька ожидала? Тут тебе не Ленинград, тут свои обычаи. Хотя, ведь работают же грузинские женщины и учителями, и врачами. Надо с ним поговорить.
— Отарик, — осторожно начала она, когда они вдвоем сидели на пляже, наблюдая за плавающей наперегонки ребятней, — мне кажется, что с Юлькой ты не совсем прав. Нельзя так сразу лишать ее любимого дела. Пойми, она все эти годы жила школой. Ее прежний муж попробовал ее этого лишить — и что вышло?
Отар с недовольным видом слушал ее, но не перебивал.
— Отарик, — продолжила она, вдохновленная его вниманием, — появятся дети — один, другой, — она сама бросит работу. Но пока... ну дай ей возможность хоть четыре часа в неделю иметь. Это всего один класс. Только на полгода. После Нового года она сама его оставит, вот увидишь.
— Почему так думаешь?
— А ты дай мне слово, что ей не скажешь − что я выдала ее секрет. А то она потом со мной делиться не будет.
— Что еще за секреты? Детство какое-то. Ну хорошо, даю.
— У нее задержка.
— Правда? — Он вскочил и обнял Ольгу так, что у той захрустели кости. — Правду говоришь? И тут же нахмурился: — Но почему я об этом от тебя узнаю? Почему она сама мне не сказала?
— Она не уверена — слишком мало времени прошло. Скажет еще. Не сердись. За такую новость обещай мне разрешить ей один класс взять, а, Отарик?
— А если с ней что случится? Дети баловаться будут, а ей плохо станет? Я с ума тогда сойду!
— Да ничего с ней не случится! С какой стати ей должно стать плохо? Она совершенно здорова. Посмотри на нее — кровь с молоком. Разреши, Отарик. Она так будет рада! Ты же не хочешь, чтобы на первое сентября она проревела весь день? Вот тогда точно случится.
— Ладно, подумаю, — смягчился он. — Но только до Нового года. А потом пусть готовится матерью стать, и никакой школы. Скажи ей, что один класс пусть берет.
— Сам скажи.
— Получится, что я, мужчина, женщине уступаю? У нас так не принято.  
— А почему женщине нельзя уступить? Если любишь ее. Скажи: — Юлечка, из любви к тебе я согласен, чтобы ты вела один класс. Чтобы чувствовала себя как дома. Знаешь, как она обрадуется!    
 — Хорошо, скажу.
И то ладно, подумала довольная Ольга. Вот и стал он свой характер показывать, как обещал. Еще тот характер! Покруче Юлькиного будет.
А как бы Серго повел себя в такой ситуации? Тут и думать нечего. Сказал бы, делай, как считаешь нужным, лишь бы тебе было хорошо, дорогая. Он все делал, чтобы мне было хорошо. Для него это было самым главным. Всегда спрашивал — тебе хорошо? Малейшее мое недовольство чувствовал мгновенно, даже объяснять не нужно было, в чем дело. Правда, и я всегда понимала его с полуслова.  
Тут ее внимание привлекли купавшиеся ребята. Они придумали новое развлечение: брались за руки, а на них, как на трамплин, взбиралась Леночка и прыгала солдатиком в воду. Такое неподдельное веселье царило в их шумной компании, такую радость излучали мордашки, что у Ольги посветлело на душе.
Все у Юльки образуется, успокоилась она. Отар любит ее и она его, это главное. Уже ребеночка ждут — как славно. И родится он у них тоже в июне.
— Как сыночка назовете? — замирая, спросила она. — Вот если бы...  —  успела подумать.
— Конечно, Серго! — угадал он ее мысли. — Только так! А если будет девочка, — Олей. Мы с Юлей это уже решили. Она согласна. Ведь Серго был моим лучшим другом. А ты ее любимая подруга. Ты рада?
— Ой, Отарик! — кинулась она ему на шею. — Ой, спасибо! Господи, какое это будет для меня счастье — сказать  твоему сыночку: “Здравствуй, Серго!” Непременно родите сына.
— Пока не родится сын, не остановимся, клянусь. Хоть десять дочек будет, — засмеялся он. — Но я уверен: первенец будет Серго.
Услышав позади знакомый голос, Ольга обернулась и увидела Каринэ.  — Рева-аз! Джава-ат! — позвала та братьев. — А кто помидоры будет собирать? Уже почти все поспели, скоро портиться начнут. Сегодня надо все убрать. Ну-ка быстро на огород!
Недовольные мальчики нехотя вылезли из воды.
— А можно мы будем им помогать? — спросил Гена. — Я никогда не видел, как помидоры растут.
— Я тоже хочу на огород мальчикам помогать, — поддержала его Лена, — можно мы все туда пойдем, тетя Каринэ?
— Вы же отдыхать сюда приехали, — с улыбкой возразила та, — запачкаетесь там, запылитесь. Устанете с непривычки.
— Ничего, мы потом еще раз искупаемся.
— Ладно, идите, раз вам хочется.   
— Ура-а! — закричала вся четверка. Они быстро оделись и побежали на огород. Ольга с Отаром пошли следом.
— Чем Юлька занимается? — спросила Ольга. — Почему на море не пошла?
— Родителей развлекает. Мама за ней хвостом ходит, все ей рассказывает да показывает. Дома прохладно, а у Юли с утра что-то голова побаливала. Вот я и решил, пусть  дома посидит, а как жара спадет, сходим с ней на море. Завтра я обещал ребят на рыбалку свозить, если море будет спокойным. Сейчас самое время черноморских акул — катранов — ловить, на голые крючки бросаются. Только вот не знаю, как с Леночкой быть. Жестокое это зрелище. У них на спине ядовитый шип — его надо еще в воде выломать, чтобы не уколоться. А они рыбины здоровенные и шершавые, как наждак. В лодке так прыгают — еще испугают девочку или поранят.
— Ничего, она со мной останется. Пойдем с ней и Юлей за ежевикой. А вернетесь, рыбы нажарим. Если поймаете. Не бойтесь, мы без вас скучать не будем.
Рыбалка удалась на славу. Гена с горящими глазами, захлебываясь словами, опережавшими его мысли, и отчаянно жестикулируя, рассказывал Леночке, как они сначала ловили на удочку со множеством голых крючков маленьких блестящих рыбок, с жадностью глотавших эти крючки. И как потом на этих рыбок набрасывались здоровенные катраны. Только опустишь удочку в воду — и уже на ней катран. Сильная рыба ходила вокруг лодки − да так, что лодка крутилась на месте. Потом у нее, уставшей, дядя Отар выламывал ядовитый шип, а затем забрасывал ее в лодку. Они поймали восемь рыбин. Как прыгали они, как били хвостами! Как одна рыбина оцарапала своей наждачной чешуей Гене ногу — пришлось даже царапину йодом смазывать.
— Понравилось тебе рыбу ловить? — спросила Лена.
— Очень-очень! Мне дядя Отар обещал настоящую складную удочку подарить. Буду на Дону удить — там тоже много рыбы водится.
— Да кто тебя одного туда пустит?
— Почему одного? Можно с кем-нибудь. А может, вместе с твоей мамой туда сходим. Я буду удить, а вы потом рыбу поджарите или уху сварите.
— А тебе не жалко рыбок? Я видела: тут рыбалил на волнорезе один мальчик. Пойманные рыбки так бились и ротики разевали! Мне их очень жалко стало.
— Конечно, мне тоже жалко. Но знаешь, когда держишь удочку и чувствуешь, что там, в воде, за другой конец тянет рыба, об этом не думаешь. Обо всем забываешь, только бы ее вытащить оттуда. Так здорово! И потом — это ведь еда. Ведь ешь же ты колбасу и котлетки, хотя свинок тоже жалко. И коров. 
— А мы ежевики набрали. Два ведра! Я заметила, что на маленьких кустах ягоды крупнее, чем на больших. Мы нашли много-много ежевики на склоне горы. Там кустики невысокие, а ягоды на них крупные-крупные и такие... длинненькие. А вку-усные! Давай уговорим всех завтра еще раз за ежевикой пойти — мы не все собрали. Там много ягод осталось.
— Давай! А за кизилом когда пойдем?
— Можно завтра и за кизилом.
Пойманную рыбу с собранными помидорами и выкопанной на огороде картошкой, вкусно поджаренной и посыпанной своим луком и зеленью, ребята уплели с таким аппетитом, что огромная сковорода мигом опустела.
На следующий день все отправились в горы по ягоды. Собрали еще несколько ведер ежевики, из которой сестры Серго сварили изумительное варенье. На поиски кизила у них уже не хватило сил — решили отложить на потом.
Так весело и с пользой летел отпуск. На десятый день пребывания на море Ольга дозвонилась до бабушки Гены. Звонила со страхом, уговаривая себя, что о самом худшем им бы уже сообщили. Ведь плохие вести приходят быстро.
— Мальчики! У нас мальчики родились, Миша и Гриша! — радостно закричала в трубку Людмила Ивановна. — Скажите Гене, что у него теперь два братика. Света чувствует себя хорошо. Еще пока в больнице, но уже скоро выпишут, дней через десять. Их отец объявился. У него с женой детей нет. А тут, как узнал, что два сына родились, прибежал, ног под собой не чуя. Ему Светина подруга рассказала, у которой они любовь крутили. Мои, говорит, дети, хочу их воспитывать. Интересно, как он собирается это делать. Ну да ладно, поживем — увидим. Коляску приволок для двойни. Во отец выискался!
— Так ведь и вправду отец! — обрадовалась Ольга. — Пусть помогает, раз охота есть. Вы не прогоняйте его, Людмила Ивановна.
— Да кто ж его прогоняет? Пусть ходит, коли так.
Гена обрадовался, что мама жива и здорова, но известие о рождении братиков принял равнодушно.
— Если бы они были большими! — протянул он с досадой. — А так... что с ними делать?  Ни поговорить с ними, ни поиграть. Когда еще они вырастут. Но мне и тогда с ними будет неинтересно — я еще старше стану.
— Гена, нельзя быть таким прагматичным: интересно, неинтересно — укорила его Ольга. — Это твои родные братья, поэтому ты должен их любить и заботиться о них.
Гена хмуро выслушал ее и ничего не ответил. Зато Леночка пришла в бурный восторг.
— Ой, Гена, какой ты счастливый! Ой, как я хочу их поскорее увидеть! А мне тетя Света разрешит их понянчить, как думаешь?
— Не знаю, — проворчал Гена, —  ты, наверно, теперь с ними больше будешь возиться, чем со мной.
— Но ты же не маленький, чтобы с тобой возиться! Будем возиться с ними вместе. Чем ты недоволен? Еще не видел их, а они тебе уже не нравятся.
— Мне не нравится, что вы все так им радуетесь, будто они это заслужили. Ну родились, ну и что? Лучше бы ты мне радовалась, а не им.          
— Да ты просто ревнуешь к ним всех! Стыдно так говорить! Если ты не будешь их любить, я не стану с тобой дружить, так и знай.
— Да буду, буду, куда я денусь.
— Вот ведь какой эгоист! — говорила Ольга Отару. — С cамого начала не хотел их рождения. Чтобы все только ему. Хотя, конечно, живут они бедно, а теперь еще труднее будет. Может, хоть отец малышей поможет. Но для Гены это новый повод для ревности — их то он будет любить, а его нет. Бедная Светлана, как у нее хватит сил на всех, не представляю.
— Помогай ей.
— Обязательно буду. И Лену приучу. У меня много детских вещей осталось и игрушек. Все для Юлькиных будущих малышей собирала. Платьица мальчикам не пригодятся, а половину костюмчиков,  комбинезонов и других вещей им отдам.
— Отдай все. Я своим новое куплю.
— Хорошо. Как замечательно, что ваш малыш тоже в июне родится. Правда, жаль, что с разницей в восемь лет. Может, вместе с Леночкиным их день рождения справлять будем? Надо было вам еще тогда — в Пицунде — последовать нашему с Серго примеру.
— А ты что же думаешь, — засмеялся Отар, — мы не последовали? На следующий же день последовали. И потом еще несколько раз "Золотая рыбка" нас на тот пляж возила. Но мы были тогда такими глупыми. И Юля противилась, да и я не хотел. Столько времени потеряли. Спасибо тебе, а то вообще могли больше не встретиться. Помню, я все удивлялся: как ты решилась оставить ребенка? И родителей не побоялась, и диссертацию надо было писать. Отважная  ты, Оля.
— Знаешь, чего я больше всего боялась? Что ребенка не будет. Я так его хотела! Думала: если мне с Серго быть не суждено, пусть хоть ребенок останется. Не могла с ним расстаться, чтобы ничего не осталось. И очень боялась, что он догадается, подумает, что хочу его этим привязать к себе.
— А ты думаешь, он не догадался? Да в первый же ваш день догадался. Еще на том пляже.
— Нет, правда? Откуда ты знаешь? Он тебе говорил?
— Не говорил. Но я тебе скажу что-то — и ты сразу поймешь, что он знал о твоем тайном желании и тоже хотел этого. Серго очень любил наши хорошие вина и сам умел делать их. У них дома всегда было свое вино, из своего винограда.
— Я знаю, он мне рассказывал.
— Ну вот. И пиво чешское тоже любил. Мы до того как с вами познакомились, частенько в местный бар захаживали пивка попить. Пьяным он никогда не был, но выпить в хорошей компании был не прочь.
— И что?
— А то, что с того дня, как вы уплыли на "Золотой рыбке", он спиртного в рот не брал. До самого твоего отъезда. Хотел, чтобы ребенок здоровым и умным родился. Сколько я его ни уговаривал — ни в какую! Он знал, что ты хочешь ребенка, не сомневайся. Уже потом, когда ты уехала, он мне сказал об этом.
А ведь правда, вспомнила Ольга, чувствуя, как ее пробирает озноб. Мы с ним в те дни пили только сок. Даже в ресторане. И когда он меня возил показывать форелевое хозяйство, и в деревне у знакомых. Я еще радовалась, что никогда от него спиртным не пахнет. Думала, знает, что не люблю запах алкоголя. А выходит, он догадывался.
— Почему не написала ему, что ждешь? Он, может, раньше бы приехал. Все надеялся, что ты сообщишь ему об этом. Это был бы такой аргумент в его споре с родителями!
— Боялась. И Юлька не советовала. Мы думали, что у него уже другая девушка есть, что он не может так долго быть один. Вдруг бы он рассердился, подумал, что я его шантажировать буду? Конечно, если бы он приехал, обязательно сказала бы. Ошиблись мы с ней обе. Теперь что ж — прошлого не изменишь. Не будем больше говорить об этом, Отарик. А то меня что-то снова знобит и внутри все трясется.
— Не будем, дорогая, — сказал он, обнимая ее за плечи. — Пусть прошлое останется в нашей памяти. А мы будем жить будущим. Ты, главное, помни: мы с Юлей навсегда тебе родные. И Леночке тоже.
— Я знаю.
— Вот вы где! — незаметно подкралась к ним Юлька. — Обо мне говорили? Ну-ка признавайтесь. Я свое имя услышала.
— О тебе, о тебе, — засмеялась Ольга, — о ком же еще? Уговорила твоего мужа разрешить тебе один класс взять. Правда, Отарик?
— Ой, Отарчик, миленький! Эта правда? Разрешаешь?
— Я теперь тебе все разрешаю, счастье мое, — ласково ответил Отар. — Ты только не переутомляйся!
— Олька проговорилась? Ты же обещала! — напустилась на подругу Юлька. — Еще точно ничего не известно.
— А как бы я его уговорила разрешить тебе работать? Только за эту новость и согласился, — оправдывалась Ольга, любуясь похорошевшей подругой. — За это ты меня благодарить должна, а не бранить.
Они сидели на скамейке в саду возле дома Серго и уплетали виноград, роскошные кисти которого висели у них прямо над головами.
— Пойдемте, посмотрим, чем ребятня занимается, — предложил Отар, — что-то их не видно и не слышно.
Ребят они нашли в беседке. Сидя за круглым столом, те увлеченно писали на листах бумаги. Точнее, писала Лена, а Гена одновременно что-то объяснял ее братьям.
— Чем это вы тут занимаетесь? — поинтересовалась Ольга.
— Мамочка, оказывается у Джавата с Ревазом переэкзаменовка по математике. Через два дня. А они ну совсем не умеют решать примеры. Представляешь, их могут оставить на второй год. Вот ужас!
— Что же вы раньше ничего не сказали? — упрекнула Ольга мальчиков. — Я же могла с вами позаниматься. Столько времени потеряли. Показывайте, в чем у вас проблемы.
— Да нам Лена уже объяснила, — заговорили братья. — Мы не знали, как надо искать икс, когда он в скобках. А сейчас уже поняли. Какая она умная, тетя Оля! Ведь еще в школе не учится, а уже все знает. И Гена тоже. Они так все понятно объясняют, лучше учителя. У нас учитель был плохой — все время уроков не было. Из-за этого никто в классе математику не знает. А в конце года пришла молодая учительница и понаставила всем двоек. И на осень переэкзаменовку назначила. А кто с нами летом занимался бы? Никто. Спасибо Леночке, может, теперь что-нибудь ответим.
— Мы еще сегодня позанимаемся и завтра, — распорядилась Лена, — порешаем побольше примеров. Надо, чтобы вы сами научились решать, без нас. А потом вас мама проверит. Хорошо?
— Да, да, — кивнули обрадованные мальчики. — Теперь мы точно пересдадим. А то нас дома все ругают-ругают, а помочь некому.
Известие о том, что дошкольница Леночка объясняла как решать примеры будущим пятиклассникам, быстро облетело родных и знакомых. — Какая умница! — восхищались они. — Сразу видно: вся в отца. Тот тоже все книжки читал, каждую свободную минуту. Что ни спросишь, все знал.
— У нее и мать не из глупых, — замечал Отар, — доктор наук, как-никак. И заведующая кафедрой высшей математики в институте. Ей есть в кого быть умной.
Занимаясь с Ревазом и Джаватом, Ольга убедилась, что мальчики обладают живым умом и неплохой памятью. Но пробелы в знаниях у них были очень большие. Однако занимались они с охотой с утра до вечера и многое наверстали. Ольга пошла с ними на переэкзаменовку, а за ней увязались Лена и Гена.
Учительница Ольге понравилась. Она внимательно опросила ребят, отметила их успехи и недостатки, но в конце концов поставила обоим братьям по твердой тройке.
Радости мальчиков не было предела. Они сильно зауважали свою сестренку и ее приятеля и перестали смотреть на них, как на маленьких. Теперь братья стали во всем советоваться с Леной и Геной и прислушиваться к их мнению.
Нино и Каринэ тоже были очень довольны, что сыновья успешно сдали экзамен. В знак благодарности они купили Лене и Гене по большой шоколадке. Разделив каждую пополам, дружная четверка с удовольствием слопала вкусное лакомство.
— Как жаль, что вы живете так далеко, — вздыхали братья, — жили бы здесь, мы бы математику лучше всех знали. Тетя Оля очень понятно объясняет, и вы тоже. Не уезжайте, оставайтесь в Батуми. Будем в горы ходить. Мы вам такие места покажем! Очень красивые места.
— Это невозможно, — объясняла им Леночка, — у мамы в нашем городе важная работа. Она заведует  кафедрой математики в большом институте. А у Гены два братика родились — он теперь маме помогать должен. Как же мы останемся? Зато здесь останется тетя Юля, она тоже математик. Они с моей мамой учились в одном институте, а теперь она будет работать в вашей школе. Обещала, что будет вам помогать. Не горюйте — теперь у вас с математикой все будет в порядке. А вы нам письма пишите почаще. Мы с Геной тоже будем вам писать − да, Гена?
— Конечно! — солидно кивал Гена. Ему очень нравилось, как Леночкины братья  теперь к нему относились, — как к равному. А ведь они были намного старше. Правда, Гена за этот месяц так вырос, что стал почти одного с ними роста. Он продолжал каждый день отжиматься от пола, а еще начал упражняться с гантелями, которые подарил ему Отар.
Мальчик сильно загорел и окреп. Отар постоянно показывал ему разные приемы, и Гена так наловчился, что порознь ни Реваз, ни Джават одолеть его уже не могли.
Их пребывание на море близилось к концу, когда страшное происшествие едва не испортило им весь отдых.
За несколько дней до отъезда Ольга с Геной и Леной сидели на пляже под грибком. Отар с Юлей остались дома. Реваз с Джаватом тоже не захотели на море — у них были какие-то свои дела. Гена с Леной много плавали, ныряли и в итоге нагуляли зверский аппетит. Когда Ольга, наконец, выгнала их из воды, они стали хныкать и просить, им купили по бутерброду с сосиской.
Строго-настрого приказав не отходить ни на шаг от грибка, Ольга пошла за бутербродами. Очередь оказалась неожиданно длинной, и она простояла минут двадцать. На обратном пути она вдруг увидела бегущего к ней со всех ног Гену. Он размахивал руками и, обливаясь слезами, кричал на весь пляж:
— Лену... Лену... Лену... какой-то дядька увел! Сказал, что вы ее в автобусе ждете. Чтобы ехать в Сухуми. А мне велел домой идти. Он назвал ваше имя, и она пошла. Ой, тетя Оля, вон автобус, он уже уезжает! Бежим скорее!
Выронив бутерброды, Ольга бросилась за отъезжавшим автобусом. Но он уже выехал на проспект и стал быстро удаляться. Изо всех сил стараясь держать себя в руках, едва не теряя от ужаса сознание, она кинулась к дежурившему на пляже милиционеру. Услышав, что дочь Серго Джанелия похитили, тот остановил проезжавшее мимо такси. Усадив в него Ольгу с мальчиком, милиционер приказал водителю гнать за автобусом. С удивлением они увидели, что автобус не вывернул на трассу, ведущую из города, а направился к ближайшему отделению милиции, где и остановился, отчаянно сигналя. Из отделения выскочили два милиционера и подбежали к дверям автобуса − только тогда они открылись, и Ольга увидела, как из автобуса буквально выволокли высокого черноволосого парня и потащили в отделение. Следом выскочила Леночка и с криком: “Ма-ама! Ма-ама!” бросилась к ней. Неведомо откуда появился Отар. Велев им никуда не отлучаться, он тоже скрылся в отделении.
Пока он отсутствовал, Лена рассказала, что произошло. Чужой дядя подошел к ним, взял ее за руку, сказал, что мама Оля ждет в автобусе и потащил ее туда. А потом заявил, что мама отлучилась и он сам повезет Лену смотреть обезьянок. Когда она стала просить выпустить ее, он грубо толкнул девочку на сиденье и приказал молчать. Но тут на шум обернулся водитель и узнал Леночку. Он хорошо знал Отара и не раз видел его с ней. Услышав плач Лены, водитель погнал автобус к милиции, невзирая на уверения парня, что девочка его родственница. Когда тот понял, что его хитрость раскрыта, было уже поздно. Парень попытался выломать дверь, чтобы выскочить на ходу, но пассажиры ему этого не позволили.
Через некоторое время вышел хмурый Отар и отвез всех домой.
— Клялся мерзавец, что девочку только покатать хотел! — рассказывал он потрясенной Ольге. — Теперь он вообще не будет хотеть девочек. Ни катать, ничего другого делать.
От выражения его рысьих глаз, ставших при этих словах ледяными, у Ольги пошел мороз по коже..
Больше она не отпускала детей от себя ни на шаг, доверяя их только Отару и Юле. Но напуганная Леночка и сама не отходила от нее. А Гена, потрясенный тем, что чужой дядька чуть не украл его сестричку, все ходил за ней и твердил: — Я же говорил тебе: не ходи, не ходи! Почему ты меня не послушалась?
— Но ведь он назвал мамино имя, — оправдывалась Леночка, — и так быстро меня повел! Я думала, там мама в автобусе. А когда увидела, что ее нет, стала кричать, чтобы меня выпустили. А водитель захотел сдать дядьку в милицию. Чтобы больше детей не крал.
— Больше не украдет, — уверенно сказал Гена. — Я видел, какое у дяди Отара было лицо. Ох, и досталось, наверно, тому дядьке! Но так ему и надо. Знаешь, мне что-то уже домой захотелось.
— Мне тоже, — понизив голос, призналась Леночка, — только ты этого никому не говори. А то еще подумают, что нам здесь плохо. Еще обидятся. Мы итак уже скоро уезжаем. Через два дня. Надо побольше накупаться напоследок, чтобы потом долго не хотелось.
Как и все на свете, эти два дня прошли. Провожавшая их мать Серго, едва держась на ногах, все целовала и целовала свою внучку, словно прощалась с ней навсегда. Обнимая на вокзале своих грустных братиков, Лена сама чуть не расплакалась. С Геной мальчики тоже обнялись и крепко, по-мужски пожали друг другу руки. Горячо заверив друг друга, что будущим летом они непременно снова встретятся, друзья расстались.
Отар поехал с ними, чтобы помочь довезти до дому огромное количество узлов и корзинок, которыми их снабдили заботливые родственники. Юльке он велел никуда из дому не отлучаться, а родителям наказал не давать ей скучать.
Когда поезд тронулся и любимые лица поплыли мимо окон вагона, у Ольги сжалось сердце. Что ждет их всех? Увидятся ли они еще когда-нибудь? Как сложится у Юльки с Отаром жизнь? Какое будущее уготовано ей самой и ее девочке?
Ответы на все эти вопросы знала только судьба.