ЧТО ТАКОЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ СВОБОДА

ЧТО ТАКОЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ СВОБОДА

Свобода – это отсутствие каких-либо препятствий или ограничений для движения, развития и деятельности, присущих объекту. Любой объект или субъект нашего мира движущийся, развивающийся и действующий беспрепятственно – свободный объект (субъект).

Как следует из этого определения, понятие свобода приложимо практически к любому предмету, начиная с формального математического объекта и кончая человеком. В соответствии с этим разнообразием можно увидеть и разные типы свободы. Однако в любом случае свобода стоит в оппозиции к необходимости. Рассмотрим природу этой оппозиции.

1. Формальная свобода

Формально свободными называются математические конструкции – алгебры, в которых не предусмотрены ограничения. Простейшей и важнейшей алгеброй является свободная полугруппа слов в заданном алфавите.

Пусть дан некоторый алфавит, например, все буквы, знаки и пробел на клавиатуре компьютера. Произвольная последовательность символов алфавита (в том числе и пустая, т.е. без символов) называется словом. На множестве слов определена операция приписывания слов друг к другу – конкатенация. Например, конкатенация двух слов «ми» и «мо» даст слово «мимо». Множество слов замкнуто относительно этой операции, т.е. конкатенация двух слов – тоже слово. Кроме того, конкатенация ассоциативна, так что (ab)c = a(bc) = abc. Множество, на котором задана ассоциативная операция, называется полугруппой. Множество непустых слов с конкатенацией – свободная полугруппа слов.

Ясно, что свободная полугруппа слов – это математическая модель текстов, которые получаются на знаменитой Лапутянской машине. Её колёса вращают обезьяны в надежде получить текст, содержащий новое знание. Свифт, между прочим, посмеялся в этом путешествии Гулливера в Лапутию над многими реальными проектами тогдашней науки. Упомянутая Лапутянская машина – насмешка над проектом машины Луллия, устроенной точно так же, но с амбициозной целью – решить проблему индукции.

Для того чтобы получать осмысленный текст, необходимо избавиться от «свободы хаоса», заключённой в свободной полугруппе. Для этого следует ограничиться только осмысленными сочетаниями букв – словами человеческого, например, русского языка. И сами эти слова соединять не просто как попало, а через пробел и в соответствии с грамматикой русского языка. Теперь будут получаться синтаксически правильные, но по-прежнему бессмысленные тексты.

Попробуем, добавить ещё и семантические правила словосочетаний. О да! Теперь можно получать «осмысленные» тексты следующего типа [Е.Рерих. Иерархия]:

«Так нужно выполнять всё предуказанное, прилагая понятие лучшего времени. Так нужно помнить, насколько меняется узор песчинок от ударов разными пальцами; даже пальцы одной руки под одну песню дают разные узоры, тем более у разных людей различный ритм. Но огненное сердце признает тонкие отличия ритма. Чувствознание есть зажженный огонь сердца, но Иерархия может указать этот час преображения».

Не правда ли, красиво? Но каждый понимает, как хочет. Поэзия этим и хороша. Но этим она и опасна. Под эту велеречивую музыку слов легко внедрять в сознание всё, что угодно манипулятору.

 А как сказать что-либо адекватное природе и однозначно понимаемое? Может быть, стоит формально ограничить длину слов или сделать длинные слова маловероятными? Некоторые авангардисты от поэзии так думали и получали поэтические шедевры типа:

Бор был сыр,

Дол был сух.

Из-за чего же

Сыр бор загорелся?

Или попробовать выбирать слова, начинающиеся только с буквы «о»? Тогда получатся известные истории про «олуха Обухова» и «отца Онуфрия», но не более.

Итак, формальная несвобода всё ещё слишком свободна, чтобы отображать природу. Только научная культура мышления позволила выработать ограничения – методы и критерии – для получения истинных высказываний. Это сложный научный метод и язык науки.

Вывод из наших размышлений однозначен. Формальная свобода сродни объёму высказывания в логике – «чем больше объём, тем меньше содержание понятия». Так и со свободой – чем больше свободы в языке, тем меньше точного смысла в высказываниях.

Оказывается, что это правило относится и ко всем другим видам свободы.

2. Механическая свобода

Механическая свобода – это свобода физического процесса развиваться по своим внутренним законам без внешних помех. Так по 1-му закону Ньютона, если на тело ничего не действует, то оно движется равномерно и прямолинейно по инерции и всегда найдётся инерционная система отсчёта, в которой это тело покоится. Полная механическая свобода равносильна полному покою. Поэтому сколько-нибудь интересные физические явления получаются под действием каких-то сил. Если этих сил одна-две, и ничего более не мешает, физики говорят о свободных колебаниях, свободном падении, свободном полёте и т.п.

Дело, однако, в том, что свободных движений в природе не существует. Это гениальные абстракции отцов науки, которые позволили им сформулировать простые законы природы. В реальных системах действуют консервативные силы – силы трения, которые преобразуют кинетическую энергию движения в хаотическую тепловую, и движение прекращается.

С другой стороны, в инженерной практике, чем сложнее требуемое движение, тем больше ограничивает инженер механическую свободу. Таким образом, возникает противоречие между свободой и полезностью механизма. Инженеры пытаются освободить движение от сил трения, смазывают механизм, и в то же время ограничить свободу его движений для получения требуемого полезного эффекта. Чем больше механической свободы, тем примитивнее получаемая механическая система.

Яростное стремление к механической свободе наблюдается в мире зелёных растений.

Все они так тянутся вверх, к Солнцу, что даже асфальт пробивают. К механической свободе стремится всё живое: и животные, и люди. Для субпассионарных субъектов (по Л.Н. Гумилёву) она почти достаточна.

3. Свобода выбора и воля

Свобода выбора – это возможность поступать, так или иначе, в зависимости от внутреннего состояния и наличной модели внешнего мира. Свобода выбора – это само собой разумеющийся атрибут царства высших животных, обладающих сложным поведением. Для этого им, конечно же, нужна, во-первых, механическая свобода для движений и, во-вторых – адекватная модель внешней среды. Без первого условия нет вообще никакой свободы, без второго условия выбор вырождается в действие наугад. Вот почему многие животные постоянно исследуют окружающий мир и не любят жить в клетке. Животное, обеспеченное механической свободой и свободой выбора, пребывает на воле. Воля – свобода для исполнения любых желаний. Требование воли для человека равносильно свободе произвола. Воля  является пределом желаний людей, лишённых механической свободы и свободы выбора, находящихся в тюрьме или в кабале. Народы России многие века мечтали о воле и отождествляли волю со свободой вообще. Это всё, о чём может мечтать раб.

Что касается человека, то вопрос о свободе выбора является, чуть ли не основным в требованиях «демократической общественности». Тут вам целый список свобод: совести, места жительства, магазина, политических лидеров, сексуальной ориентации и т.д. и т.п.

Но вдумаемся! Если у человека нет адекватной картины мира и прогноза на будущее, то его выбор – всё то же действие наугад. Если полная картина мира и прогноз есть, то о каком выборе может идти речь? Между жизнью и смертью? Между истиной и ложью? Между честью и бесчестием? Между тюрьмой и волей? Выбора в таких ситуациях нет!

А когда выбор есть? Когда у человека несколько взаимоисключающих желаний, каждое из которых он хотел бы удовлетворить, но не может. Вот почему человеческий выбор так мучителен! Никогда нет уверенности, что он сделан правильно и свободно: либо нет нужной информации, либо желаемое недостижимо в данных обстоятельствах и надо отказаться от мечты, либо, наконец, выбора делать не хочется, а надо. Здесь работает всё тот же закон противоречия свободы и содержательности выбора.

А что касается демократических выборов органов государственной власти, то это почти всегда заведомо ложный выбор. Какая разница, кто будет манипулировать обществом? В лучшем случае выбор политического лидера происходит на основании его харизматичности. Но представим себе тот небывалый случай, когда выбор свободен и сознателен. Эта ситуация вполне устроит обывателя. Ему сказали, он поверил и «сделал выбор», т.е. согласился исполнять чужую программу. Однако пассионарный творец вечно желает того, чего нет, а иногда и быть не может. Какая же ему нужна свобода?

4. Внутренняя свобода

Внутренняя свобода – это свобода думать и чувствовать так, как подсказывает опыт, знание и совесть человека независимо от того, что и как думают, чувствуют и делают другие. В негативном смысле внутренняя свобода напоминает внутреннюю эмиграцию – отказ от активного соучастия в деятельности окружающих, которую субъект считает недопустимой. В позитивном смысле внутренняя свобода, так или иначе, сталкивает человека с его социальным окружением, поскольку независимое мышление зачастую приводит к таким решениям и действиям, которые не приняты в обществе. Ясно, что такая свобода доступна только пассионариям, способным преодолеть суггестию своей референтной группы: семьи, друзей, начальства. За внутреннюю свободу приходится платить и иногда очень дорого.

5. Творческая свобода и воля

Творческая свобода – это свобода выполнения своей программы действий. Это та свобода, без которой пассионарий жить не может. Это та свобода, которая исключает произвол и требует подчинения собственной воли поставленной цели. Это высшая свобода. Творческая свобода придаёт термину воля смысл силы духа, тормозящей произвол инстинктов. Теперь воля – это целеустремлённость, побеждающая даже страх смерти.

И вот именно творческая свобода то и дело натыкается на установленный порядок, традицию, закон, веру, мораль… и, самое главное, на творческую свободу других людей. Поэтому творческий человек – личность трагическая. Он никогда не бывает до конца свободен в своём творчестве. Ему всё время приходится согласовывать свои действия с интересами и творческими замыслами других людей.

С другой стороны, что будет, если дать полный простор творчеству каждого человека – дать волю? Будет разрушение наличной социальной дисциплины – социальный хаос. Дело в том, что на конструктивное творчество способны очень немногие, понять и оценить их новаторство тоже доступно немногим. А на разрушение способны почти все и, особенно, субпассионарии. И всегда есть возможность выдавать деструкцию за творчество, следование самым низким инстинктам – за новое слово в политике и в искусстве. И эта деструктивная деятельность будет с восторгом принята субпассионарной толпой, т.к. оправдывает её неспособность преодолеть свои животные инстинкты, позволяет следовать им без ограничений. Не это ли мы наблюдаем в эпохи нравственного разложения великих некогда народов?

Итак, налицо прежняя дилемма. Отсутствие творческой свободы – отсутствие развития и прогресса, полная свобода – подмена творческой свободы произволом, обскурантизмом и социальным хаосом. Кто разрешит этот конфликт между творческой свободой и вседозволенностью? Конечно же, высшие социотипы: подвижники, творцы, пастыри и пророки. Вот для чего нужна идеология и, в частности, религиозная идеология. Идеология даёт критерии – заповеди – допустимого поведения и границы творческой свободы, проверенные тысячелетиями. К сожалению, реальные пастыри и пророки, достигнув власти, не ограничивают себя провозглашаемыми заповедями. Таковы люди.