Ба, знакомые все лица… (генезис «болотной элиты») - 3

Продолжение, часть 1, часть2.

Убойная сила

Несколько тысячелетий назад наши предки «придумали» государство. Не будем углубляться в теоретические дебри: как оно было создано и в чьих интересах (теорий великое множество). Построенная людьми держава худо-бедно, но помогала им выжить в исторической сутолоке. Защищала от хищных соседей, позволяла жить, расти и размножаться, способствовала развитию общности людей, которая со временем стала нацией. Общность людей развивалась и усложнялась, в ней появлялись новые группы, социальные слои и прослойки. В обществе неизбежно возникла группа, вставшая над остальными и прозвавшая саму себя интеллектуальной элитой. К концу девятнадцатого века эти люди возомнили себя выше общества и его институтов и задумали сломать государство. Они развязали войну против своей страны, а в качестве убойного инструмента использовали два принципа, которые до сих пор являются «священными коровами» в среде либеральной интеллигенции. Это «свобода слова» и «независимость СМИ».

Как и та злосчастная, известная нам по недавнему времени, гласность девятнадцатого века началась со смерти первого лица государства и военного поражения страны. Если в 80-х гг. прошлого века понадобился уход в иной мир целого поколения «кремлевских старцев», то в 50-е гг. XIX столетия умер «злой», как принято у нас считать, император Николай I. И прежняя система рухнула: «Недовольство охватило все слои общества, вызвав к жизни поток обличительных рукописных записок и проектов реформ, «подземной литературы» (историк Л.Г. Захарова). Оскорбленное чувство подогревалось поражением царизма в Крымской войне: «Севастополь ударил по застоявшимся умам» (В.О. Ключевский).

После этого, почуяв свой шанс, внутри страны подняли голову ненавистники России. Они захотели воспользоваться искренним желанием народа к переменам и благородным негодованием в сторону властей, проигравших войну. Как всегда, застрельщиками выступили «друзья» из-за рубежа. В Лондоне (а где же еще, ничто не меняется в этом мире) стали издаваться А.И. Герценом «Полярная звезда»(1855 г.), «Голоса из России» (1856 г.), «Колокол» (1857 г.). Перемешивая правду и вымысел, используя такие средства манипуляции как недосказанность, огульность и умолчания, эти «вражьи голоса» формировали негативный образ о России в глазах, как тогда говорили, «читающей и передовой публики».

Удивительные совпадения внушают подозрения. Современный кумир околоболотной публики тоже начинал «трудовую» деятельность «борца с режимом» не у нас, среди березок средней полосы, а «за бугром». Йельский университет, где к тому времени как по заказу были собраны все будущие лидеры арабских революций, стал родным домом лже-адвоката Навального. Именно оттуда и раздался первый крик новорожденного оппозиционера: «Распил-л-л…». Так с забугорного университета к нам постучалась гласность в виде свободных СМИ (если считать ЖЖ средством массовой информации).

Но вернемся в век девятнадцатый. Набат «Колокола» расшевелил хомячков внутри страны. Как на дрожжах стали возникать новые газеты и журналы, соревнующиеся в оппозиционности и сенсационности: кто смачнее плюнет в ненавистный царский режим.

А о жизни в России – чернуха, чернуха и еще раз чернуха… «Под раздачу» попадает всё: государство, нравственность, семья, православие. Особенно «отличились» «Современник», «Русское слово», «Отечественные записки» и «Искра». А трогать их ни-ни, гласность на дворе, понимаешь ли. И вот уже студенты вместо занятий учатся изготавливать бомбы, Степан Халтурин таскает в подвал Зимнего дворца динамит, а в листовке «К барским крестьянам» Михайлов призывает «Русь к топору». Военный министр Д.А.Милютин писал: «…стремление к преобразованиям, к изобретению чего-то нового обуяло всех и каждого; хотят, чтобы всё прежнее ломали тут же, прежде чем обдумано новое». И всё это под сочувственное улюлюканье либеральной, мыслящей, передовой, продвинутой, креативной общественности.

Только не надо вздрагивать, прочитав имя мыслителя, который предупреждал об опасностях внедрения в русское общество ложных ценностей и чуждых идеалов, о пагубном для общества влиянии права свободы слова, воплощённого в принципе свободы, независимости и бесконтрольности СМИ. Да, это Константин Петрович Победоносцев, мракобес, ретроград и реакционер. Что поделать, если история нашего Отечества со школы преподносится сквозь призму либерализма и западоугодничества. Либеральной публике вообще свойственно тоталитарное мышление, готовность считать врагами всех инакомыслящих. На самом деле сей муж – «…один из ведущих деятелей плеяды «охранителей», боровшихся за независимое и самобытное развитие России на её собственных основах» (В. Афонина, к.ф.н.).

Нет, философ не против прессы, напротив, Победоносцев понимал её информативное и образовательное значение. Но, «По мере того как усложняются формы быта общественного, возникают новые лживые отношения и целые учреждения, насквозь пропитанные ложью… Так нам велят верить, что голос журналов и газет — или так называемая пресса, есть выражение общественного мнения… Увы! Это великая ложь, и пресса есть одно из самых лживых учреждений нашего времени», – писал Константин Петрович в статье «Печать», опубликованной в 1896 году в «Московском сборнике». Нам, рождённым на исходе двадцатого столетия, трудно согласиться с мыслями автора, настолько либеральные догмы въелись в наши плоть и кровь. А ведь зло заключается в том, что СМИ формируют общественное мнение. А «кто станет спорить против силы мнения, которое люди имеют о человеке или учреждении? Не было и нет человека, кто бы мог считать себя свободным от действий этой силы. Эта сила в наше время принимает организованный вид и называется общественным мнением. Органом его и представителем считается печать. Нет правительства, нет закона, нет обычая, которые могли бы противостать разрушительному действию печати в государстве, когда все газетные листы его изо дня в день, в течение годов, повторяют и распространяют в массе одну и ту же мысль, направленную против того или другого учреждения» (К.П. Победоносцев).

Так случилось, что СМИ присвоили себе права и полномочия править, судить и ниспровергать. «Четвертая власть», как льстиво именует эти учреждения «продвинутая» часть общества. А по какому, собственно говоря, праву? Действительно, если в ограничении свободы слова видеть ущемление прав большинства, насилие со стороны меньшинства, то стеснение свободы слова есть вред. Вот тут и кроются логические ошибки в концепции «свободы слова», которые выявил Победоносцев.

Во-первых, положение либерализма, о том, что ограничение свободы слова недопустимо, базируется на ложном основании: «Оно противоречит первым началам логики, ибо основано на вполне ложном предположении, будто общественное мнение тождественно с печатью» (К.П. Победоносцев). Достаточно просто рассмотреть, что такое СМИ, кто владеет СМИ, как они возникают и кто их делает. «Любой уличный проходимец, любой болтун из непризнанных гениев, любой искатель гешефта может, имея свои или достав для наживы и спекуляции чужие деньги, основать газету, хотя бы небольшую, собрать около себя по первому кличу толпу писак, фельетонистов, готовых разглагольствовать о чем угодно, репортеров, поставляющих безграмотные сплетни и слухи, — и штаб у него готов, и он может с завтрашнего дня стать в положение власти, судящей всех и каждого, действовать на министров и правителей, на искусство и литературу, на биржу и промышленность. Это особый вид учредительства и грюндерства, и притом самого дешевого свойства» (К.П.

Победоносцев).

Вот тут возникает и второе логическое противоречие. Принцип свободы слова противоречит базовому постулату демократии: о выборности в государстве. С одной стороны, требование учета народного волеизъявления, выборности власти, с другой – абсолютное отсутствие принципа отбора в журналистике, т. е. «мы распознаем в нем одно из безобразнейших логических противоречий новейшей культуры, и всего безобразнее является оно именно там, где утвердились начала новейшего либерализма, — именно там, где требуется для каждого учреждения санкция выбора, авторитет всенародной воли, где правление сосредоточивается в руках лиц, опирающихся на мнение большинства в собрании представителей народных. От одного только журналиста, власть коего практически на все простирается, — не требуется никакой санкции. Никто не выбирает его и никто не утверждает. Газета становится авторитетом в государстве, и для этого единственного авторитета не требуется никакого признания» (К.П. Победоносцев).

Третье. Константин Победоносцев видит несоответствие в том, что пресса, с одной стороны, претендует на звание органа, отражающего общественное мнение, с другой – является предприятием, которое должно приносить прибыль. Для достижения прибыльности используются такие принципы, как сенсационность, сплетня, оперативность, вымысел. «Вот почва необыкновенно богатая и благодарная для литературного промышленника, и на ней-то родятся, подобно ядовитым грибам, и эфемерные, и успевшие стать на ноги, органы общественной сплетни, нахально выдающие себя за органы общественного мнения. Не говорим уже о массе слухов и известий, сочиняемых невежественными репортерами... И она может процветать, может считаться органом общественного мнения и доставлять своему издателю громадную прибыль… И никакое издание, основанное на твердых нравственных началах и рассчитанное на здравые инстинкты массы,— не в силах будет состязаться с нею» (К.П. Победоносцев). Всё это далеко от объективности, а значит, СМИ не могут объективно отражать мнение общества.

В-четвёртых, пресса незаконно присвоила себе судейские функции. Вот как об этом пишет Победоносцев: «Судья, имея право карать нашу честь, лишать нас имущества и свободы, приемлет его от государства и должен продолжительным трудом и испытанием готовиться к своему званию. Он связан строгим законом; всякие ошибки его и увлечения подлежат контролю высшей власти, и приговор его может быть изменен и исправлен. А журналист имеет полнейшую возможность запятнать, опозорить мою честь, затронуть мои имущественные права; может даже стеснить мою свободу, затруднив своими нападками или сделав невозможным для меня пребывание в известном месте. Но эту судейскую власть надо мною сам он себе присвоил: ни от какого высшего авторитета он не приял этого звания, не доказал никаким испытанием, что он к нему приготовлен, ничем не удостоверил личных качеств благонадежности и беспристрастия, в суде своем надо мною не связан никакими формами процесса и не подлежит никакой апелляции в своем приговоре».

Важная особенность печати в том, что она не способствует серьезному обстоятельному изучению и неторопливому размышлению. Журналистика склонна упрощать, преувеличивать, отражать только крайние точки зрения и навешивать ярлыки. «Притом журнальный писатель, для того чтоб его услышали, чтобы обратили на него внимание, должен всячески напрягать свой голос; если можно — кричать. Этого требует ремесло его: преувеличение, способное переходить в пафос, становится для него второю натурой. Вот почему, пускаясь в полемику с противным мнением, он готов назвать своего противника дураком, подлецом, невеждою — взвалить на него всевозможные пороки: это ничего ему не стоит — это требуется журнальною акустикой. Это — искусство крика, подобного крику торговца на рынке, когда он заманивает покупателя» (К.П. Победоносцев).

«Итак — можно ли представить себе деспотизм более насильственный, более безответственный, чем деспотизм печатного слова?», – задает себе риторический вопрос Константин Петрович Победоносцев, удивляясь, что либералы, поборники свободы, больше всего хлопочут о поддержании этого деспотизма, супротив тому, что «в ежедневной печати скопляется какая-то роковая, таинственная, разлагающая сила, нависшая над человечеством».

Кроме того, СМИ поневоле превращают личность в потребителя готовых рецептов, концепций, мнений. Человек отучается думать самостоятельно, превращается, сорганизовывается в управляемую толпу, к которой применима характеристика, данная Гюставом Лебоном в книге «Психология народов и масс»: «Самый поразительный факт, наблюдающийся в одухотворённой толпе, следующий: каковы бы ни были индивиды, составляющие её, каков бы ни был их образ жизни, занятия, их характер или ум, одного их превращения в толпу достаточно для того, чтобы у них образовался род коллективной души, заставляющей их чувствовать, думать и действовать совершенно иначе, чем думал бы, действовал и чувствовал каждый из них в отдельности. Существуют такие идеи и чувства, которые возникают и превращаются в действия лишь у индивидов, составляющих толпу. Одухотворенная толпа представляет собой временный организм, образовавшийся из разнородных элементов, на одно мгновение соединившихся вместе, подобно тому, как соединяются клетки, входящие в состав живого тела и образующие посредством этого соединения новое существо, обладающее свойствами, отличающимися от тех, которыми обладает каждая клетка в отдельности». В наше время, когда информационное пространство постепенно перемещается в Интернет, это становится особенно актуальным. Недаром потребителей всевозможных социальных сетей и живых журналов прозвали «хомячками», именно из-за их абсолютной управляемости. Такова «болотная» публика, которая упорно не замечает, что ею умело манипулируют с одной целью: убить государство. Нельзя верить толпе, обожествлять ее. Михаил Калашников писал, что не верит в ум толпы: «Толпа будет умело превращена в митингово-сетевого коллективного идиота. Просто аморфные уличные массы неизбежно станут орудием в руках тех, кто в этот момент обладает СМИ, структурами организации и деньгами» (М.Калашников).

– Он всё лжет! Не верьте ему! Он тролль! Мы тоже за Россию, мы тоже патриоты страны, – раздастся из болотной жижи возмущенный хор оскорблённых в лучших чувствах хомячков.

Этому можно было бы поверить, если бы не горький опыт. Именно тогда, во второй половине девятнадцатого века компрадорская, антигосударственная элита, вооружившись убойной силой в виде свободной прессы, начала спецоперацию по разрушению русской цивилизации. Помните, классическое, многократно законспектированное: «Газета – не только коллективный пропагандист и коллективный агитатор, но также и коллективный организатор». История повторилась в 80–90-е годы минувшего века, когда интеллигентствующая толпа, объединившись вокруг «Огонька», «М.К,», «АиФ», «Московских новостей» и подобных изданий, вдоволь наплевавшись на Россию со страниц прессы и надругавшись над ней, с азартом Герострата приступила к ее демонтажу. С трудом за последнее десятилетие поднявшись с колен, Россия вновь столкнулась с этим монстром, продажной интеллигенцией, вооруженной к тому же новыми информационными технологиями. Это они всегда готовы предать, разорвать, уничтожить страну: «Русская печать и общество, не стой у них поперек горла „правительство“, разорвали бы на клоки Россию, и раздали бы эти клоки соседям даже и не за деньги, а просто за „рюмочку“ похвалы» (Василий Розанов, философ). Это про них Корней Чуковский, тогда еще не детский писатель, а литературный критик, в статье «Спасите» писал: «Вместе с газетой… в русскую литературу пришла сволочь, и всю ее, сверху донизу, окрасила собою».

(Продолжение следует)

Александр Позин,

Опубликована на сайте "Альтернатива"