Без свободных мыслителей общество зачахнет и умрёт

Культуры, выдерживающие испытание временем, отстаивают защищённое пространство для тех, кто ставит под сомнение и оспаривает народные мифы. Художники, писатели, поэты, активисты, журналисты, философы, танцоры, музыканты, актеры и бунтари – все они необходимы обществу, чтобы спасти культуру от исчезновения. Её пророки -  интеллектуалы и артисты, не вхожие в унылые академические залы, где торжествует посредственность. Они или гонимы, или властные элиты клеймят их как «разрушителей», потому что они не принимают коллективный культ самих себя. Они сталкивают нас с непроверенными предположениями, которые, не будучи опровергнутыми, ведут к гибели.

Они обнажают лживость и порочность правящих элит. Становится очевидной бессмысленность системы, основанной на идеологии бесконечного роста, непрерывной эксплуатации и постоянной экспансии. Они предостерегают нас о яде карьеризма и тщетности поисков счастья в накоплении богатства. Они ставят нас лицом к лицу с собой – от горькой реальности рабства и законов Джима Кроу до геноцида коренных жителей Америки,  подавления рабочего движения, зверств империалистических войн, вторжений в экосистему. Они заставляют нас усомниться в своей добродетельности. Они оспаривают простые клише, которые мы привыкли использовать для описания своего общества – свободная, величайшая в мире страна, маяк свободы – чтобы обнажить нашу слепоту, преступления и невежество. Они указывают путь к осмысленной жизни и возможности для преобразований.

Человеческие общества обычно видят то, что хотят видеть. Они создают национальные мифы о характере нации из смеси исторических событий и вымыслов, игнорируя неприятные факты, не согласующиеся с самовосхвалением. Они наивно верят в понятие линейного развития и гарантированного превосходства. Это та самая ложь о превосходстве нации. Когда в культуре утрачена способность мыслить и выражать свои мысли, когда голоса инакомыслящих почти не слышны, тогда в обществе царят «отражённые воспоминания», как назвал это Зигмунд Фрейд – умиротворяющая смесь фактов и вымысла. И культура умирает.  Её внутренний механизм заменяется на разрушительный самообман. Отвергается самое священное. Образование подменяется обучением по определённой специальности. Это делает нас слепыми, и это то, что уже произошло. Мы затеряны в открытом бушующем океане. Мы не понимаем, где находимся, не знаем, куда движемся… и мы не осознаём, что ждёт нас вскоре.

Психоаналитик Джон Штейнер называет это явление «слепой глаз». Он отмечает, что зачастую, имея возможность получить необходимые сведения, мы бессознательно (а иногда и сознательно) предпочитаем игнорировать их, потому что они неприятны или непривычны. Он поясняет это на примере Эдипа. Он утверждает, что Эдип, Иокаста, Креон и «слепой» Тиресий понимали правду – что Эдип убил своего отца и женился на своей матери, как было  предсказано. Но они вступили в сговор по игнорированию этого. Как пишет Штейнер, так же и мы обращаем слепой глаз к стоящим перед нами опасностям, несмотря на множество свидетельств того, что если мы радикально не перестроим свои отношения друг с другом и с миром природы, катастрофа неминуема. Штейнер описывает устрашающую психологическую правду.

Я наблюдал этот коллективный самообман среди городской элиты в Сараево, а затем в Приштине, во время войн в Боснии и Косово. Эти образованные элиты упорно отказывались верить, что может начаться война,  хотя акты насилия соперничающих вооружённых формирований уже начали раздирать общественную структуру. Ночью были слышны выстрелы. Но они «узнали» о войне последними. Так же и мы находимся во власти самообмана. Вещественные доказательства упадка нации – рассыпающаяся инфраструктура, заброшенные заводы и другие объекты, пустые склады, закрытые библиотеки, школы, пожарные посты, почтовые отделения, то есть то, что мы видим своими глазами – по сути остаётся невидимым. Быстрое и устрашающее разрушение экосистемы, о чём свидетельствуют повышение температуры, засухи, наводнения, гибель урожаев, внезапные ураганы, тающие шапки полярных льдов и подъём уровня моря – всего этого люди «в упор не видят».

В конце пьесы Софокла Эдип выкалывает себе глаза и странствует по деревням в сопровождении своей  дочери Антигоны. Бывший царь стал чужим в чужой стране. По словам Антигоны, «он умер на чужой земле, но там, куда стремился».

В «Короле Лире Шекспир обращается к той же теме способности видеть и слепоты. Герои, имеющие глаза, не видят. Лишённый глаз Глостер находит и открывает правду. «Дороги нет мне, так не надо глаз: я зрячим спотыкался», – говорит Глостер, став слепым. Король Лир, изгоняя свою единственную верную дочь Корделию, которую обвиняет в нелюбви к нему, кричит: «С глаз долой!» На что Кент отвечает:

Вглядись получше, Лир, и мне позволь

Мишенью быть для глаз. 

Истории Лира и Эдипа, – о внутреннем прозрении. Это истории о морали и разуме, ослеплённых эмпиризмом и поверхностным зрением. О понимании того, что такое человеческое воображение – наше проявление вечности, как видел это Уильям Блейк.

«Любовь без воображения есть вечная смерть».

Шекспировед Гарольд Годдар написал: «Воображение – это не способность создания иллюзий; это способность к самостоятельному восприятию реальности. «Иллюзия» оказывается правдой». «Пусть вера вытеснит факт», – говорит Старбак в Моби-Дик.

«Именно наш абсурдный «научный» предрассудок, что реальность должна быть физической и рациональной, закрывает нам глаза на истину», – предостерегает Годдард. Есть вещи,  невидимые взгляду смертного, писал Шекспир. Это не профессиональные, или фактические, или эмпирические вещи. Их не найти в мифах о славе и мощи нации. Их нельзя получить силой. Они не приходят путём познания и логических выкладок. Они невещественные. Это реалии красоты, печали, любви, поиска смысла, усилий осознания собственной смертности и  способности смотреть правде в лицо. И культуры, отвергающие эти силы воображения, совершают самоубийство. Они лишены способности видеть.

«Уж если медь, гранит, земля и море Не устоят, когда придет им срок, Как может уцелеть, со смертью споря, Краса твоя – беспомощный цветок?» – написал Шекспир. Человеческое воображение, хрупкое, как цветок – это способность видеть, противопоставить осмысленную жизнь утилитаризму. И если цветок безжалостно раздавлен, если Шекспир или Софокл более не считаются полезными в практичном мире бизнеса, карьеризма и корпоративной власти, если в университетах Милтон Фридман и Фридрих Хайек более в чести, чем Вирджиния Вульф и Антон Чехов, тогда мы становимся варварами. Мы обеспечиваем своё вымирание. Студенты, отвергающие мудрость великих оракулов человеческой цивилизации – провидцев, призывающих нас не восхвалять себя, не пресмыкаться перед низменным человеческим чувством алчности – не могут стать образованными людьми.  Они не способны думать.

Чтобы мыслить, мы должны, в понимании Эпикура, «жить в тайном убежище». Мы должны воздвигнуть стены, чтобы защитить себя от лицемерия шумной толпы. Мы должны удалиться в культуру, основанную на печатном слове, где идеи не деформированы в расхожие реплики и бездумные клише. Мышление, как писала Ханна Арендт, «это беззвучный диалог между мной и моим «я». Но мышление всегда предполагает нашу многочисленность, пишет она. Мышление не имеет утилитарной функции. Оно не имеет завершения или цели вне себя. Оно не похоже на логические рассуждения, преследующие определённую конечную цель. Логические доводы, акты познания, служат эффективности системы, включая корпоративную власть, которая в лучшем случае морально нейтральна, а чаще несёт зло. Неспособность думать, пишет Арендт, «это не просто недостаток тех многих, кто  лишён силы мысли; такое не исключено для всех – специалистов по естественным наукам, учёных-гуманитариев и других участников   предприятий умственной деятельности».

Наша корпоративная культура фактически оторвала нас от человеческого воображения. Наши электронные устройства всё глубже проникают в пространства, ранее отведённые для одиночества, раздумий и уединения. Наш эфир наполнен безвкусицей и абсурдом. Наши системы образования и передачи информации презирают дисциплины, которые дают нам способность видеть. Мы прославляем прозаические профессиональные способности и смехотворные требования стандартизованных тестов. Мы бросили тех, кто способен думать, в том числе многих учителей гуманитарных наук, в пустыню, где они не могут найти работу, вознаграждение своего труда, или быть услышанными.

Жизненно важное значение мысли, пишет Арендт, явно ощутимо только в «переходный период, когда люди более не полагаются на стабильность мира и свою роль в ней, когда извечные вопросы человеческой жизни на земле встают с необычайной остротой». Мыслители и художники более всего нужны людям в критические времена, напоминает Арендт, чтобы появились ниспровергающие рассказы, которые позволяют наметить новый курс для нашего выживания.

«Что я должен сделать, чтобы спасти свою душу?» – спрашивает Дмитрий у Старова в «Братьях Карамазовых», и слышит ответ: «Прежде всего никогда не лгать самому себе».

И здесь мы как цивилизация сталкиваемся с дилеммой. Мы сообща идём к самоуничтожению. Корпоративный капитализм, неконтролируемый и предоставленный самому себе, убьёт нас. И всё же мы упорствуем, так как неспособны мыслить, и уже не слушаем тех, кто мыслит, чтобы увидеть то, что нас ждёт. Индустрия развлечений маскирует и заглушает суровую правду – от изменений климата до коллапса глобализации, порабощения всех нас корпоративной властью, равнозначного самоуничтожению. Даже если мы не можем сделать что-то из того, что необходимо делать, то хотя бы каждый как личность  должен развивать свой внутренний диалог, в одиночестве, освобождающем мысль. Лучше быть изгоем, чужим в своей стране, чем изгоем своего «я». Лучше видеть то, чтоготово произойти, и противостоять этому, чем быть в плену у фантазий, довлеющих над нацией слепых.