Очевидные глупости нашей внешней политики

Больше всего мне нравится наша внешняя политика за 100 процентную предсказуемость результата. Если мы чего-то затеяли, то выйдет ровным счетом наоборот. Или с дурными последствиями, существенно превосходящими приобретенную нами выгоду.

Я думаю, что провальность плана Кофи Анана по разруливанию ситуации в Сирии была не очевидна только нашему министру иностранных дел Сергею Лаврову. И не только потому, что сей план после Ливийского урока был сродни плану наступить второй раз на те же грабли. Проблема в том, что российское руководство упорно не хочет замечать обстоятельство, которое и есть ключ к пониманию первопричин протестных вспышек в этих странах.

Зато наши политики любят рассуждать о попытках навязать чужую волю суверенным народам, о сырьевых интересах, об экономической экспансии Запада и пр. вещах подобного рода.

Не будем отрицать: все это издавна присутствует в глобальной политике и, собственно говоря, давно уже стало обычным фоном, на котором выстраиваются отношения между странами и союзными блоками. И надо быть трижды идеалистом, чтобы отрицать очевидный и проверенный веками факт: сие и есть естественная среда, в которой живет мир. И в этом мире «плохие» парни отличаются от «хороших» только тем, что у первых больше возможностей урвать у вас кусочек, на что пока не хватает силенок у вторых.

Сетовать на то, что чьи-то интересы не совпадают с вашими, то же самое, что ругать дождик, поленившись взять зонтик. И покажите пальцем на ту страну, которая не толкается локтями, умащиваясь поудобней на своем месте.

Куда разумней принимать жизненные реалии и определять свою линию поведения в соответствии с ними. По крайней мере, это будет продуктивней, чем причитать с кислой миной на лице по поводу несправедливости мироустройства. Подобные речи слушают с вежливым вниманием, однако дела ведут все же с учетом здравого политического смысла.

Здравый же смысл подсказывает, что курс выживания успешно проходят лишь те страны, которые не только прагматично подходят к выстраиванию своих отношений с другими, но и достаточно социально здоровы, чтобы противостоять чужой воле. Как только в какой-нибудь стране случается социальный недуг, всегда найдутся те, кто пожелает воспользоваться ситуацией. Причем как внутри этой страны, так и извне.

А потому в анализе причин приведших к революциям в Тунисе, Ливии, Египте, Сирии (уверен, список будет продолжен) стоит покопаться чуть глубже стандартного набора объяснений из пропагандистского арсенала нашего МИДа. Тем более, что на основе этого анализа выстраивается и наша внешняя политика.

Я думаю, что болезнь, которая пробудила у населения вышеперечисленных стран протестные настроения и сделала эти страны предметом пристрастного внимания сторонних интересантов, одна и та же и весьма проста. Имя ей – несменяемость власти.

Механизм поражения страны этой болезнью весьма прост. Несменяемая власть быстро обрастает кланом паразитирующих прихлебателей. Кум, брат, сват, а у того свата свой брат и так далее и в геометрической прогрессии.

И вся эта камарилья не только начинает беззастенчиво грабить свою страну, но и весьма строго следит, чтобы никто ей не мешал в этом. И чем дольше сохраняется statusquo, тем сплоченней становится клан особо приближенных, тем больше у них соблазн «железно» отгородить свою кормушку от тех, кто не сподобился благодати.

Однако же последние тоже хотят хорошо жить и начинают сопротивляться.

Энтузиазма добавляет и то обстоятельство, что на их глазах происходит циничная и ничем не прикрытая дележка благ между членами близкого круга.

И все же проблема доступа к механизмам распределения ресурсов и благ затрагивает в основном только элитные группы. И в принципе, грызня между ними могла бы длиться сколь угодно долго, если бы несменяемость власти не порождала и другую угрозу социальному здоровью страны. И угроза эта куда более опасна, чем борьба элит за кусок пирога управленческой ренты. Речь идет о так называемом законе ножниц социальных катастроф.

Упрощенно его действие можно представить так: темпы роста качества жизни всегда отстают от темпов роста общественных и индивидуальных потребностей. И чем шире между ними разрыв, тем сильнее нарастает социальная напряженность, которая при определенных обстоятельствах неизбежно завершится социально-политической катастрофой.

От чего же это зависит: быть катастрофе или нет? Вот здесь и проявляется преимущества моделей общественного управления, в которых заложен механизм регулярной и непреложной сменяемости власти, предохраняющий от революций.

Именно сменяемость периодически приводит к иллюзии «схождения» ножниц и временному снятию напряженности: старая власть уже ушла, а новая порождает надежды на изменение ситуации.

Иная картина в обществах с несменяемой властью. Раньше или позже раздвижка концов ножниц достигает критической величины, после которой они схлопываются, обрезая на корню действующий режим.

И попытки предотвратить такое катастрофическое «обрезание», пытаясь наладить результативный общественный диалог, бесполезны: интересы конфликтующих сторон совершенно полярны. Для действующей власти смысл диалога в сохранении statusquo, для непричастного к властным кругам общества цель прямо противоположна – добиться смены правящего режима. Компромисс в таких случаях принципиально недостижим.

Диалог возможен, когда власть изначально формируется на паритетных началах всеми заинтересованными общественными группами. При несменяемости режима источником власти выступает сама власть и добровольно она от этого не откажется.

А потому переговоры конфликтующих сторон, что в Тунисе, что в Ливии, что в Сирии, изначально были обречены на провал. И именно это, увы, никак не хотят признать правящие российские элиты.

Секрет такой очевидной и наивной «непонятливости» весьма прост и сам Сергей Лавров не так давно его раскрыл, объясняя позицию России в отношении Сирии: дескать, мы (то бишь наша власть) не хотим, чтобы односторонние санкции, побуждающие Асада уйти, стали моделью для решения подобных ситуаций в дальнейшем.

Кто бы сомневался! Ведь защищая сирийский режим, наша власть защищает, прежде всего, саму себя. Не дай Бог, модель общественного устройства, категорически не приемлющая несменяемость власти, утвердится как эталонная в отношении международного сообщества к тому или иному режиму. И что же тогда будет у нас, в России?