Черчилль о Cталине. К первоисточникам

В консервативно-патриотической среде в последние годы довольно часто циркулировала цитата, приписываемая Уинстону Черчиллю как его отзыв об Иосифе Сталине, якобы взятая из выступления Черчилля 21 декабря 1959 года в Палате Общин (иногда указывается, что в Палате Лордов) Британского Парламента. Также указывалось, что это выступление было приурочено к 80-летию со дня рождения Сталина. Последний раз эта цитата была приведена в статье «О Сталине и глобальной политике 1938–1941 гг» 21 января 2008 года на патриотическом известнейшем интернет-сайте «МЕРА: Форум сторонников КОБ» (концепция общественной безопасности - прим.) — www.mera.com.ru

Александр Вдовенко,
специальный корреспондент газеты «Общество и Экология»,
профессор Международной Славянской Академии

Ниже я привожу эту цитату полностью.

О Сталине и глобальной политике 1938 — 1941 гг.
Британская энциклопедия издания 1964 г, том 5, страница 250, информация о Сталине.
Из речи У.Черчилля в Палате лордов 21 декабря 1959 г. по случаю 80-летия со дня рождения И.В.Сталина:
Большим счастьем для России было то, что в годы тяжёлых испытаний Россию возглавил гений и непоколебимый полководец И.В.Сталин. Он был выдающейся личностью, импонирующей жестокому времени того периода, в котором протекала вся его жизнь.
Сталин был человеком необычайной энергии, эрудиции и несгибаемой воли, резким, жёстким, беспощадным как в деле, так и в беседе, которому даже я, воспитанный в английском парламенте, не мог ничего противопоставить.
Сталин, прежде всего, обладал большим чувством сарказма и юмора, а также способностью точно выражать свои мысли. Сталин и речи писал только сам, и в его произведениях всегда звучала исполинская сила. Эта сила была настолько велика в Сталине, что он казался неповторимым среди руководителей всех времён и народов.
Сталин производил на нас величайшее впечатление. Его влияние на людей было неотразимо. Когда он входил в зал Ялтинской конференции, все мы, словно по команде, встали и, странное дело, почему-то держали руки по швам.
Он обладал глубокой, лишённой всякой паники, логической и осмысленной мудростью. Сталин был непревзойдённым мастером находить в трудные минуты пути выхода из самого безвыходного положения. В самые трудные моменты, а также в моменты торжества, он был одинаково сдержан, никогда не поддавался иллюзиям. Он был необычайно сложной личностью. Он создал и подчинил себе огромную империю. Это был человек, который своего врага уничтожал руками своих и заставил нас, которых открыто называл империалистами, восстать против империалистов.
Сталин был величайшим, не имеющим себе равных в мире, диктатором. Он принял Россию с сохой, а оставил оснащённой атомным оружием.
Нет! Что бы ни говорили о нём, таких история и народы не забывают».
(Источник: Сайт «Мера»)

По просьбе Юрия Васильевича Крупнова я попытался определиться с тем, насколько достоверна эта цитата. Должен сказать, что навскидку, по стилю, по теме, по дате и по месту выступления эта цитата выглядит весьма подозрительной.

Давайте подумаем. Декабрь 1959 года. Никита Хрущёв полтора года как сконцентрировал в своих руках власть в партии и правительстве. Этот критик культа личности Сталина несколько недель тому назад совершил поездку в США наводить мосты понимания с Президентом Эйзенхауэром, посмотреть на Голливуд и начинать говорить о разрядке. В таком контексте любое подобное высказывание сэра Уинстона Черчилля просто немыслимо. Трудно себе также представить, что Палата Общин (или Лордов) Британского Парламента созвала бы специальное заседание по случаю 80-летия Сталина, да ещё в момент наметившегося в холодной войне первого потепления. Подобные мероприятия, приуроченные к чьей-либо круглой дате — это чисто наше, отечественное.

Теперь давайте обратимся к труду официального биографа Черчилля, Мартина Гилберта, «Уинстон Черчилль, 1945-1965 «Никогда не отчаивайся»« (1). Там указано, что 30 ноября Черчилль праздновал своё 85-летие. В этот день он посетил Палату Общин, где на засединии был встречен овацией, на что ответил кратко словами благодарности. 15 декабря он сказал своему адвокату, Энтони Муру (Anthony Moir), что хочет быть похоронен не в Чартвелле (своей резиденции), а в Блейдоне, возле своих родителей.

29 декабря сэр Уинстон написал Емери Ривс (Emery Reeves): «Я очень сожалею, что не ответил на твои письма, но я себя неважно чувствовал.» И добавил, что доктор не разрешал ему путешествовать, но что он собирается ехать в Монте Карло 2-го января.

Из приведенного выше следует, что Уинстон Черчилль между 15 и 29 декабря чувствовал себя настолько неважно, что не мог собраться написать письмо, не мог путешествовать, а только смог распорядиться на случай своей кончины. Ни о каком выступлении в Парламенте здесь не упоминается.

Далее, возьмём в руки 8-томное полное собрание выступлений Черчилля с 1897 по 1963 год, изданное в 1974 году в Нью Йорке в издательстве Боукер под редакцией Роберта Роудса Джеймса. В восьмом томе приведены девять выступлений за 1959 год:
1) 6 января в отеле Кенсингтон Палас в Лондоне на собрании Вудфордской консервативной ассоциации;
2) 20 марта в Хоуки Холле в Вудфорде с обращением к избирателям;
3) 20 апреля в Вудфорде с обращением к избирателям;
4) 6 мая в Вашингтоне (Союз англоязычных народов);
5) и 6) 29 сентября в Хоуки Холле в Вудфорде дважды;
7) 6 октября в Уальтхэнстоу перед избирателями;
8) 17 октября в на посадке саженца дуба и закладке Черчилль-Колледжа Кембриджского Университета;
9) 31 октября в Вудфорде на открытии своей статуи.

Никаких выступлений Черчилля в Парламенте в 1959 году не было, а были только выступления перед избирателями и на почётных церемониях в его честь.

В одном из своих выступлений 29 сентября 1959 года перед избирателями в Вудфорде Черчилль сказал о Сталине следующее:
«С грустью я смотрел на долгие годы холодной войны и на разрушение надежд времён весны 1945. Я принял участие в пробуждении свободной Европы к осознанию необходимости объединения усилий с Соединёнными Штатами и Британскими доминионами ради защиты своей свободы. Но я не стремился к холодной войне и я никогда не стремился к её поддержанию или продлению. В апреле 1945 года, когда победоносные силы Запада и России объединялись в общей победе, я писал Сталину:
«Я умоляю Вас, мой друг Сталин, не недооценивайте появляющихся разногласий. Не много радости в таком будущем, в котором Вы вместе с подвластными Вам странами и вдобавок с коммунистическими партиями во многих других странах, все вместе встанете по одну сторону, а те кто тяготеет к англоязычным нациям, их союзникам и доминионам, будут по другую сторону. Очевидно, что эта ссора разорвёт мир на части и что все мы, лидеры, причастные к этому по обе стороны, будем опозорены судом истории. Даже развязывание долгого периода подозрений, нападок и контр-нападок и политики противоборства станет разрушительным для широкомасштабного развития и мирового процветания, которые могли бы быть достинуты в нашем триединстве».
Сталин не послушал. Все мы очень хорошо знаем трагическую цепочку последовавших за этим событий. Однако, в этом году мы всё же увидели некоторые признаки того, что долгий период подозрений и нападок может быть подходит к концу». (2)

Последнее предложение — это ссылка на наметившуюся положительную динамику (с позиций Запада) в отношениях между Россией и Западом в связи с визитом Хрущёва в США. Отсюда вполне здраво предположить, что Черчилль не мог в то же самое время прославлять уже заочного, покойного противника Хрущёва — Генералиссимуса Сталина, — не нанося тем самым непоправимый вред отношениям между Хрущёвым и политической элитой Запада.

Так откуда же взялась эта цитата? Британская Энциклопедия, 32-е издание 1964 года, на которую ссылается "МЕРА: Форум сторонников КОБ", статьи о Сталине в 5-м томе содержаться не может (этот том можно приобрести на amazon.com, в нём содержится информация на английскую букву «С» (си), от Carthusians (католический орден картузианцев) до Cockroft (сэр Джон Дуглас Кокрофт, английский физик). Информация на «St...» находится в 21 томе. У меня этого тома нет, но я имел возможность просмотреть восьмитомное полное собрание выступлений Черчилля, на которое я выше ссылался. Там, в 6-м томе, приведено выступление Черчилля от 8 сентября 1942 года перед Палатой Общин озаглавленное «О военной ситуации». В этом выступлении, помимо других детально рассматриваемых военно-политических вопросов, премьер-министр Черчилль рассказывает о своём путешествии в Москву с Авереллом Гарриманом, личным представителем Президента США, и делится своими впечатлениями от первой встречи со Сталиным в Москве:

«Большой интерес вызвала у меня встреча с Премьером Сталиным. Главной целью моего визита было установление таких же отношений полной уверенности и совершенной открытости, которые я выстроил с Президентом Рузвельтом. Я думаю, что, не взирая на тот несчастный случай с Вавилонской Башней, который остаётся очень серьёзным препятствием во многих сферах жизни, я в большой мере достиг успеха. Большой удачей для России в её агонии было оказаться под началом этого великого, закалённого военачальника. Человек этот -внушительная, выдающаяся личность, соответствующая тем серьёзным и бурным временам, в которых прошла его жизнь; человек неисчерпаемого мужества и силы воли и человек прямой и даже бесцеремонный в манере общения, что меня, выросшего в Палате Общин, совсем не покоробило, особенно когда мне тоже было что сказать. Что наиболее важно, это человек с тем спасительным чувством юмора, которое так важно для всех людей и всех наций, но в особенности для великих людей и великих наций. Сталин также произвёл на меня впечатление своей глубокой и хладнокровной мудростью и полным отсутствием любых иллюзий. Я думаю, что я дал ему почувствовать, что в этой войне мы добрые и верные товарищи — но это в конце-концов такая вещь, которая доказывается не словами, а делами».

Ниже я привожу эту цитату на языке оригинала:

“It was an experience of great interest to me to meet Premier Stalin. The main object of my visit was to establish the same relations of easy confidence and of perfect openness which I have built up with President Roosevelt. I think that, in spite of the accident of the Tower of Babel which persists as a very serious barrier in numerous spheres, I have succeeded to a considerable extent. It is very fortunate for Russia in her agony to have this great rugged war chief at her head. He is a man of massive outstanding personality, suited to the somber and stormy times in which his life has been cast; a man of inexhaustible courage and will-power, and a man direct and even blunt in speech, which, having been brought up in the House of Commons, I do not mind at all, especially when I have something to say of my own. Above all, he is a man with that saving sense of humour which is of high importance to all men and all nations, but particularly to great men and great nations. Stalin also left upon me the impression of a deep, cool wisdom and a complete absence of illusions of any kind. I believe I made him feel that we were good and faithful comrades in this war — but that, after all, is a matter which deeds, not words, will prove.” (3)

Как видим, эта часть выступления 1942 года почти целиком перекочевала в циркулирующую у нас цитату из 1959 года. Откуда же взялось ставшее крылатым выражение «взял с сохой, а оставил с атомной бомбой», само по себе, не вполне корректное, так как Россия на протяжении обозримой истории соперничала на равных с ведущими индустриальными и военными державами.

По данным Wikiquote, автор этого выражения — Исаак Дейчер (Issak Deutscher, 1907-1967) - журналист, троцкист, исключённый из Коммунистической партии Польши, эмигрировавший в Великобританию (4) и написавший в 1953 году некролог о Сталине, а позже и статью о Сталине для Британской Энциклопедии 1956 года издания (том 21-й, стр. 303) и в монографии «Ирония истории. Сборник эссе о современном коммунизме», Oxford University Press, 1966.
В этих статьях есть строчки «он получил Россию, пользующуюся деревянными сохами, а оставил оснащённой атомными арсеналами» (в оригиналах «…He found Russia working with wooden plows and left it equipped with atomic piles..» (5).

На основании вышеприведенного я берусь утверждать, что Черчилль 21 декабря 1959 года в Палате Общин (Лордов) Британского Парламента по случаю 80-летия Сталина не выступал и ничего похожего в тот день (и вообще - в 1959 году) не говорил. А циркулирующая у нас цитата почти целиком относится к выступлению Черчилля перед Палатой Общин 8 сентября 1942 года и отражает его впечатления от первого знакомства со Сталиным в Москве. Ну, и высказывание Черчилля кто-то слегка «подперчил» Дейчером.

Этот отзыв Черчилля о Сталине 1942 года нуждается в комментарии. Отношение Черчилля к большевизму, Советской власти и её лидерам традиционно было крайне негативное. Чего стоят его меткие высказывания о Троцком или о Ленине (Троцкого он сравнивал в числе прочих исторических персонажей с Макиавелли и Джеком Потрошителем, а о Ленине, среди прочего, он написал следующее: «С чувством благоговейного страха они (немцы) направили на Россию наиболее страшный вид оружия. Они переправили из Швейцарии в Россию в запечатанном контейнере, как чумную бациллу, Ленина» (6).

Черчилль решил самолично отправиться в довольно рискованное путешествие в августе 1942 года в Москву на встречу со Сталиным. Он, предвидя перелом в войне на Восточном фронте в пользу русских, хотел сам на месте оценить обстановку в высшем руководстве СССР и навести личный контакт со Сталиным. Для Сталина на тот момент самым главным вопросом к союзникам был вопрос о скорейшем открытии второго фронта в Европе. А Черчилль приехал с пустыми руками. Его план операции «Факел» на околосредиземноморском театре Сталин не оценил, и на каждой встрече с Черчиллем маршал становился всё мрачнее и мрачнее, позволяя себе даже высказывания - в том смысле, что англичане и американцы просто трусят высадить свои войска во Франции, а то снаряжение, которое они поставляют в Россию, малопригодно.

Дошло до того, что Черчилль засобирался домой и (через Молотова) передал Сталину, что тот сделает непоправимую ошибку, если и дальше будет так грубо обращаться с ним, Черчиллем. После этого Сталин стал несколько милостивее к своему гостю и начал вникать в детали того, что предлагал ему Черчилль, выказывая при этом, по словам Черчилля, поразительную способность моментально оценить суть замысла, на разработку которого потребовалось несколько месяцев. Окончательно лёд между ними растаял только в последний момент. 16 августа Черчилль зашёл к Сталину, чтобы попрощаться, а тот, по нашему обычаю гостеприимства, пригласил его к себе в кремлёвскую квартиру, где к ним потом присоединился и Молотов (который, по словам Сталина, «умел пить») и где они за обильным застольем просидели до утра, так что, сев рано утром 17 августа в самолёт, Черчилль проснулся только на траверсе горы Эльбрус (7).

Поэтому добрые слова в адрес Сталина, сказанные в британском Парламенте через несколько недель после этой встречи — это и дань зародившимся личным отношениям боевых товарищей, но, в большей мере, это попытка славословием заполнить зияющую пустоту в вопросе о втором фронте.

Уинстон Черчилль — это личность громадных масштабов, один из нескольких наиболее влиятельных мировых лидеров прошлого столетия. Его активная политическая жизнь на протяжении полстолетия проходила на вершине власти Британской Империи в периоды её расцвета и заката. Во время Первой Мировой войны он был Первым лордом Адмиралтейства и министром по вопросам военного обеспечения, во время Второй Мировой войны — премьер-министром и, по совместительству, министром обороны. Когда он не занимал видные посты в правительстве, Черчилль погружался в плодотворную публицистику. Он как-то сказал: «История будет снисходительной ко мне... Потому что я сам напишу её».
После Второй Мировой войны, используя громадный личный и правительственный архив, Черчилль в течение нескольких послевоенных лет написал и опубликовал шеститомную историю войны, ставшую первой фундаментальной работой на эту тему.

Его выступления и публицистика отличаются красивым, живым стилем, умным юмором и присутствием огромного количества достоверной информации.

Его высказывания и шутки стали афоризмами и снискали ему славу в лице почитателей во всём мире. В англоязычном мире безусловно существует культ Черчилля, там его любят цитировать (мода на Черчилля может проклюнуться и у нас в России, и уже мы слышим то тут, то там ссылки на Черчилля).

Никто из последующих политических лидеров англоязычного мира не превзошёл его по красноречию, остроумию и влиянию. Им оставалось лишь изучать, цитировать и имитировать Черчилля. (В этой связи приходит на ум последняя такая попытка имитации со стороны действующего вице-президента США Ричарда Чейни в Вильнюсе 4 мая 2006 года, когда направленность, стиль, напористость, широкий охват и недвусмысленные ссылки на тираническое государство заставили вспомнить речь Черчилля 5 марта 1946 года в Вестминстерском Колледже в городе Фултон, штат Миссури, США. Кстати сказать, в этой известной речи Черчилль, призывая сконцентрировать все военные усилия англоязычного мира против «тирании», всё же отзывается о Сталине лично как о своём «боевом товарище» (8)).

Высказывания Черчилля ещё при его жизни впервые были систематизированы и опубликованы в виде книги в 1947 году (9). Там приведены острые высказывания Черчилля о разных выдающихся персонах, таких как Кайзер, Николай II, Троцкий, Ленин, Бернард Шоу, Президент Вильсон, Ганди, Гитлер и др. Сталина в этом списке не было, впрочем, как и президента США Рузвельта. Эта сдержанность понятна - по отношению к главам союзных государств, с которыми он тесно сотрудничал в годы войны.

После смерти Сталина в 1953 году Черчилль в своих публичных выступлениях несколько раз коснулся личности Сталина, его политики и наступивших после его смерти перемен.

Первая осторожная и туманная публичная ссылка прозвучала 17 апреля 1953 года в выступлении на ежегодном собрании Ассоциации шотландских юнионистов в Глазго:

«Под конец войны, восемь лет назад...я не мог понять почему Советская Россия не присоединилась к Западным союзникам в поисках справедливого и устойчивого мирного договора. Вместо этого, эта огромная ветвь семьи народов была уведена в болото безграничного стремления к триумфу и распространению не только коммунистических доктрин, но и коммунистического контроля. И только постепенно западный мир пришёл к осознанию этой новой опасности, и спустя несколько лет стал собираться с силами. Много несчастий произошло с достойными и древними нациями и тяжёлая ноша испытаний и страха была возложена на плечи человечества.
Но теперь, может у нас появится ещё один шанс. Может он действительно уже появился. Трудно предсказать будущее. Но, как очень часто бывает, путь, по которому мы должны следовать, ясен. Нам нельзя сбрасывать со счетов даже единственной, малейшей надежды, до тех пор пока мы верим, что имеет место добропорядочный и искренний подход» (10).

Здесь он ещё не вполне уверен в факте и обстоятельствах смерти Сталина.
11 мая, в своём выступлении перед Палатой Общин, посвящённому международному положению, Черчилль уже выражается более определённо:

«Самым важным событием, случившимся после того, как мы в последний раз обсуждали вопросы международного положения, стала, конечно же, смена подходов и, как мы все надеемся, смена настроения происшедшая во всех Советских владениях и, в особенности, в Кремле после смерти Сталина.

Мы, в обеих палатах Парламента, с глубоким вниманием наблюдали за происходящим. Политикой Правительства Её Величества является всемерное избежание любых действий или высказываний, которые могли бы быть истолкованы как позитивная реакция, и (только) приветствовать каждый признак улучшения наших отношений с Россией.
Серия дружественных жестов со стороны нового Советского Правительства оказала на нас позитивный эффект...
...Было бы жаль, если бы естественное стремление достичь всеобщего международного соглашения помешало бы любой самопроизвольной и здоровой эволюции, имеющей место внутри России. Я считаю , что некоторые внутренние проявления и очевидная смена настроения намного важнее и значимей факторов внешних. Я переживаю, чтобы ничего в подаче своей внешней политики государствами-членами НАТО, как это случалось в прошлом, не верховенствовало и не принижало бы того, что может составлять суть глубинных озабоченностей русских.
Мы все желаем, чтобы русские по праву заняли высокое место в международных отношениях и не испытывали волнений по поводу своей собственной безопасности...» (11)

Обращает на себя внимание деликатность Черчилля и Правительства Великобритании, присущая традиционной дипломатии между мировыми державами при освещении вопросов, связанных со сменой власти. Любое высказывание или действие может вызвать обратную реакцию или интерпретировано как вмешательство во внутренние дела с негативными последствиями. Именно так и должно быть истолковано приведенное в начале этой статьи и приписываемое Черчиллю высказывание 1959 года в контексте специального выступления в Парламенте.
3 ноября 1953 года в выступлении перед Палатой Общин Черчилль сказал:

«...Событием в мире стала смерть Сталина и приход к власти в Кремле другого режима. Я хочу остановиться на минутку на этом ... знаменательном событии. Почти восемь месяцев прошло с тех пор, и везде стоял и сейчас стоит единственный вопрос — приведёт ли окончание эпохи Сталина к смене политики Страны Советов? Намечается ли другой подход?
Я не берусь просить Палату или кого-либо, к кому мои слова донесутся за этими стенами, дать положительный ответ на эти загадки. Вполне может быть, что произошли далеко идущие перемены в настроениях и взглядах огромных людских масс, теперь уже преимущественно грамотных, населяющих все России, и что их мысли обратились скорее к вопросам улучшения внутреннего положения, чем к внешней агрессии... Я нахожу вполне не противоречащим здравому смыслу или опасным вывод, что внутреннее процветание, а не внешние захваты являются не только внутренним стремлением русских, но и служат долгосрочным интересам их правителей» (12).

25 февраля 1954 года в выступлении перед Палатой Общин, посвящённой Берлинской конференции (13), Черчилль заявил:

«Огромную по территории империю и многообразное количество подданных, которые Советы захватили в своё подчинение в момент союзнической победы и составляет главную причину разделения, существующего на сегодня между цивилизованными нациями.
С другой стороны, то, как Сталин использовал плоды своего триумфа, привело также и к иным результатам, которые будут ещё долго живы и которые, конечно же, не возникли бы в наше время, если бы не давление и угрозы со стороны Советов. Никто кроме Сталина, и ничто кроме действий России под его началом, не способствовали бы такому скорому возникновению прочного союза и братства англоязычных народов, от которого зависит жизнь свободного мира. Ничто кроме ужаса от сталинизированной России не могло способствовать продвижению концепции объединённой Европы из мечтательного состояния на передовые рубежи современной мысли.
Ничто кроме политики страны Советов и Сталина не могло бы стать фундаментом глубокого и прочного единства, которое теперь существует между Германией и Западным миром, между Германией и Великобританией и, я верю, между Германией и Францией...
Абсолютно необходимо, чтобы эти факты, хорошие и плохие, были поняты обеими сторонами... Я не могу поверить, что люди с такими большими умственными способностями как у советских правителей не просчитали ту цену, которую им пришлось заплатить за достигнутые прибретения в результате сталинской политики...Я уверен, что такое (понимание) в России существует. Осмотревшись вокруг, они осознали, что хоть и завоевали много власти над миром, они также и потеряли много из того, что в другом случае было бы для них доступно. Такие вот обстоятельства конца режима Сталина и прихода к вершине власти в Кремле новых людей дали нам основания надеяться, что новые настроения возобладают в России и наступит рассвет нового дня для всех людей в мире, в том числе и для добрых, работящих и храбрых русских людей» (14).

Критики обвиняли Черчилля в том, что он меняет своё мнение также часто, как и шляпу. 9 октября 1954 года в своём выступлении на конференции Консервативной партии в Бэкпуле Черчилль уже радикально поменял свой тон и поставил «своего друга Сталина» в одну строку с Гитлером:

«Пусть диктаторы, чьё злонравие породило страшные дела — дела, которые никогда бы не совершились без их деспотичной личной власти — несут свой ужасный список содеянного в историю. Пусть Гитлер заберёт свой позор с собой в ад... Но в этот знаменательный момент мировой истории и может быть судеб всего человечества я имею ввиду не только Германию и Гитлера. Сталин был на протяжении многих лет диктатором России, и чем больше я изучал его карьеру, тем больше я был шокирован ужасными ошибками, которые он допустил, и совершенной безжалостностью, которую он проявил к отдельным людям и людским массам, с которыми он действовал. Сталин, когда Россия подверглась нападению, был нашим союзником против Гитлера, но когда Гитлер был уничтожен, Сталин стал для нас главным источником ужаса. После того, как наша совместная победа стала очевидной, его поведение снова разделило мир. Кажется, что он чрезмерно бредил идеей мирового господства. Он действительно низвёл треть Европы к состоянию советского сателлита, которому вменялась идеология коммунизма. Эти события, после всего того, что мы прошли вместе, нас глубоко огорчили. Но полтора года тому назад Сталин умер — это достоверно установлено — и, начиная с того самого момента, я искренне надеялся, что в России существует новый взгляд на вещи, и новая надежда на мирное сосуществование с русским народом и что мы обязаны терпеливо и настойчиво выяснить — есть ли такая перемена или её нет» (15).

10 мая 1956 года в выступлении в Аахене (Германия) на вручении приза Карла Великого, Черчилль ссылается на инициативу Хрущёва по развенчиванию культа личности Сталина:

«Новые вопросы встали на повестку дня в связи с недавним развенчиванием Сталина в России. Если это делается искренно, то мы имеем дело с новой Россией, и если это так, то я лично не вижу причин, почему бы новой России и не присоединиться (к нам) в духе этого торжественного соглашения (имеется в виду НАТО). Нам нужно понять насколько глубоки и искренни чувства беспокойства в России относительно предохранения своей страны от внешнего вторжения. Россия должна участвовать в построении истинно Единой Европы.» (16).

Черчилль для англоязычного мира является идолом и вполне современным идеологом. В большой мере Черчилль и есть создатель современного англоязычного мира. Видя, что Британская мировая империя идёт к закату, он попытался её реанимировать в виде если уже не расовой, то культурной и глобальной геополитической общности — англоязычного мира. Он начинает активно педалировать эту тему сразу после войны в своём выступлении в Фултоне и в последующих речах. Он пишет и издаёт в 1956 году четырёхтомную «Историю англоязычных народов», много выступает на тему единства, общности и предназначения англоязычных народов — пионеров, хранителей и защитников свободного мира. Ему принадлежит первенство продвижения этой напористой англоязычной глобалистской концепции по обе стороны Атлантики, плавно переросшей в умах американских неоконсерваторов/неотроцкистов в концепцию агрессивного Pax Americana, замешанного на несколько иных отличительных чертах избранности и основанного на превосходящей имперской экономической и военной мощи. Внешняя агрессивность, вера в собственную непогрешимость и твердолобое неприятие всего инородного, а попросту стремление к безраздельному доминированию являются отличительными и объединяющими чертами англоязычного мира Черчилля и Pax Americana.

«Мы не можем закрывать глаза на то, что те свободы, которыми пользуются граждане во всей Британской Империи, не действуют в значительном числе стран... Сейчас, когда у нас много трудностей, мы не можем вменять себе в обязанность силовыми методами вмешиваться во внутренние дела тех стран, которые мы не завоевали в результате боевых действий. Но мы обязаны беспрестанно и бесстрашно пропагандировать великие принципы свободы и прав человека, которые являются общим наследием англоязычного мира и которые через Магну Карту, Билле о Правах Человека, Habeas Corpus, суд присяжных и английское общее право нашли наиболее знаменитое своё выражение в американской Декларации о Независимости» (17).

Ведь и показное миролюбие Черчилля всегда подразумевало военную мощь (Peace through strength).

«Когда я выступал в Палате Oбщин 11 мая прошлого года, Сталин только что умер, и новые умы стояли у контроля над богатствами России. Я надеялся, что мы увидим от них более реалистичный и менее педантичный подход к мировым проблемам, но я добавил:
«Было бы в высшей степени фатально для свободных наций ослабить между собой чувство товарищества и готовности. Поддержание наших оборонительных усилий ниже уровня наших крайних возможностей означало бы паралич каждой позитивной тенденции к миру и в Европе, и в Азии...».
За прошедшие двенадцать месяцев не произошло ничего, что бы заставило меня изменить мои взгляды на то, что только достижение мира через мощь должно быть нашей путеводной звездой...».
(Выступление 8 июня 1954 года на ужине в честь генерала Груентера в Союзе англоязычных народов) (18).

В последующем эта идея достижения мира с помощью военной мощи будет звучать всё настойчивей и насыщенней в его выступлениях. Подразумевается, что вектор этой мощи направлен на Восток, на Россию.

Когда Черчилль в своей телеграмме от 25 апреля 1945 года увещевает «своего друга Сталина» не пренебрегать мелкими разногласиями со своими англоязычными союзниками — «...Я умоляю Вас, мой друг Сталин, не недооценивайте появляющихся разногласий, которые Вы можете посчитать для нас небольшими, но которые являются символичными относительно взглядов на вещи в среде янголоязычных демократий» — он это делает уже задним числом, перед этим отдав приказ не расформировывать части вермахта и быть готовыми использовать их против русских. В этом он публично признался 23 ноября 1954 года в Вудфорде на презентации леди Черчилль своего портрета:

«Я думаю, что я был первым известным человеком, который публично заявил о том, что мы должны взять Германию в наш лагерь против русской коммунистической агрессии. Ещё перед концом войны, когда немцы сдавались сотнями тысяч, а наши улицы были заполнены ликующими толпами, я отправил лорду Монтгомери телеграмму с приказом аккуратно собирать и складировать немецкое вооружение так, чтобы оно с лёгкостью могло быть снова выдано немецким солдатам, с которыми мы должны работать в случае, если советское наступление будет развиваться и дальше» (19).

Очевидно, что такие решения за один день не принимаются. Им предшествует длительный процесс изучения обстановки, консультаций, а главное — внутренняя готовность Черчилля и его окружения в высшем руководстве пойти на такой радикальный шаг, когда сегодняшние ещё враги уже становятся потенциальными союзниками, а сегодняшние союзники уже рассматриваются как потенциальные враги.

Вечером 8 февраля 1945 года в Юсуповском дворце Ялты, где находилась советская делегация, состоялся ужин. На этом ужине Черчилль поднял тост в честь Сталина:

«Не будет преувеличением или слишком приукрашенным комплиментом сказать, что мы ценим жизнь маршала Сталина, как наиболее драгоценную для всех нас. В истории было много завоевателей, но немногие из них оказались государственными деятелями и большинство из них растратили плоды своей победы на послевоенные смуты. Я от всей души надеюсь, что судьба сохранит маршала для народа Советского Союза и для содействия нашему продвижению вперёд в менее несчастные времена, по сравнению с теми, через которые мы недавно прошли. Я иду по этому миру с большей решимостью и надеждой, когда я осознаю себя в дружеских и глубоко доверительных отношениях с этим великим человеком, слава о котором обошла не только всю Россию, но и весь мир» (18).

Через два дня, под конец Ялтинской конференции, Черчилль снова поднял тост в честь Сталина:

«Я поднимал этот тост уже несколько раз. Но на это раз я пью с более тёплым чувством, чем на предыдущих встречах, не потому что он (Сталин) сейчас триумфатор, но потому что большие победы и слава русского оружия сделали его добрее, чем в те трудные времена, через которые мы прошли. Я думаю, что, несмотря на некоторые разногласия, которые могут быть между нами по отдельным вопросам, у него в Британии есть хороший друг. Я надеюсь на яркое, цветущее и счастливое будущее для России. Я сделаю всё что угодно, чтобы быть полезным, и я уверен, то же самое сделает и Президент. Было время, когда маршал был к нам не так добр, и я помню, что и я сказал несколько грубостей "v yego adres", но наши общие опасности и общие приверженности смели всё это прочь. Все прошлые недопонимания выгорели в огне войны. Мы чувствуем, что имеем друга, которому мы можем верить, и я надеюсь, что он и дальше будет испытывать такие же чувства по отношению к нам. Я молюсь, чтобы он дожил до того дня, когда его любимая Россия будет не только пожинать плоды славы в войне, но и быть счастливой в мирное время» (21).

Сталин также поднимал похвальные тосты в честь Черчилля, но у него были причины для озабоченности, и он посчитал необходимым сказать следующее:

«Я говорю как старый человек; поэтому я и говорю так много. Но я хочу выпить за наш союз, чтобы он не утратил своей доверительности и свободного обмена мнений. Мне неизвестен в истории дипломатии такой тесный союз трёх великих держав, как наш, когда союзники имеют возможность так открыто выражать свои взгляды. Я знаю, что в некоторых кругах это высказывание посчитают наивным.
Союзники не должны обманывать друг друга. Может быть это наивно? Опытные дипломаты могут сказать: «Почему бы мне и не обмануть моего союзника?». Но я как наивный человек думаю, что лучше не обманывать союзника, даже если он глупец. Может быть, наш союз так крепок, потому что мы не обманываем друг друга; или может быть потому, что обмануть друг друга не так-то просто? Я предлагаю тост за единство нашего Тройственного Союза. Пусть он будет сильным и стабильным; пусть мы будем настолько откровенны, насколько это возможно» (22).

Сказанное и написанное Черчиллем публично наводит на мысль о том, что несмотря на разительные различия в их происхождении и в том как Черчилль и Сталин пришли к вершинам власти, на разность и некомплиментарность культур, политических систем и политических традиций, разность задач которые они преследовали для своих держав, Черчилль при жизни Сталина испытывал искреннее личное уважение и симпатию к нему. То есть, они, к удивлению Черчилля, в личном общении находили общий язык и могли быстро договариваться по сложным межгосударственным вопросам (Сталин в Москве в октябре 1944 года на встрече с Черчиллем в неофициальной обстановке, только взглянув на клочок бумаги, пододвинутый ему Черчиллем, где карандашом была представлена тут же набросанная схема разделения влияния в государствах юго-восточной Европы, сразу же с этим согласился и завизировал этот клочок бумаги. Немного покоробленный Черчилль спросил, не стоит ли сжечь эту шпаргалку, на которой так запросто решалась судьба миллионов людей? «Нет, пусть она останется у Вас», — ответил Сталин (23)).

После Ялты военный союз начал постепенно сходить на нет, ну а в Потсдаме, после того, как американцы возвестили мир о новой сверхмощной бомбе, Сталин, по признанию Черчилля, утратил переговорные позиции времён Ялты. США и Великобритания в войне с Японией уже в России не нуждались. Англоязычный мир Черчилля теперь уже начинал разворачиваться против очередного своего врага для которого сэр Уинстон придумал название — «тираническая, сталинизированная» Россия.

1. Martin Gilbert. Winston S. Churchill 1945-1965 “Never Dispair”, Heinemann :London, 1988, p. 1307.
2. WINSTON S. CHURCHILL: HIS COMPLETE SPEECHES 1897-1963, Robert Rhodes James, editor, NY: Bowker, 1974, vol. 8, p. 8703.
3. там же, том 6, стр. 6674.
4. Gale Reference Team. Contemporary authors on line-2007, Biography-Deutscher, Isaak (1907-1967), Thompson Gale, 2007.
5. Wikiquote.
6. Winston S. Churchill. The World Crisis — 1918-1928. The Aftermath, Charles Scribner’s Sons, New York, 1929, p. 63.
7. Winston S. Churchill. The Second World War. Cassel & Co. Ltd, 1951, vol. 4, p. 445-440.
8. WINSTON S. CHURCHILL: HIS COMPLETE SPEECHES 1897-1963, Robert Rhodes James, editor, NY: Bowker, 1974, vol. 7, p. 7290.
9. Maxims and reflections of the Rt. Hon. Winston S. Churchill, C.H., M.P. Arranged and provided with an Introduction by Colin Coote and selected by him in collaboration with Denzil Batchelor, Eyre and Spottiswoode, London, 1947.
10. WINSTON S. CHURCHILL: HIS COMPLETE SPEECHES 1897-1963, Robert Rhodes James, editor, NY: Bowker, 1974, vol. 8, p. 8470.
11. там же, том 8, стр. 8483.
12. там же, том 8, стр. 8503-04.
13. Берлинская конференция продлилась от 25 января до 18 февраля 1954 года. На ней встретились четыре министра иностранных дел — Молотов от СССР, Иден от Великобритании, Даллес от США и Бидо от Франции. Рассматривались вопросы связанные с недавней войной в Корее, продолжающейся войной в Индокитае и статусом Германии и Австрии (Wikipedia).
14. WINSTON S. CHURCHILL: HIS COMPLETE SPEECHES 1897-1963, Robert Rhodes James, editor, NY: Bowker, 1974, vol. 8, p. 8532-33.
15. там же, том. 8, стр. 8598-99.
16. там же, том 8, стр. 8675.
17. там же, том 7, стр. 7288.
18. там же, том 8, стр. 8574.
19. там же, том 8, стр. 8604.
20. Winston S. Churchill. The Second World War, Vol. VI, Triumph and Tragedy, Cassel & Co. Ltd, 1954, p. 315.
21. там же, стр. 316.
22. там же, стр. 315.
23. там же, стр. 198.