Пощечина

Славик сидел, прикрывая ладонью горящую румянцем щеку, и делал вид, что углублен в чтение. Одноклассники за соседними партами, поглядывая на него, перешептывались и перехихикивались. А ему было обидно, обидно до слез. Впервые в жизни он получил пощечину. Звонкую, унизительную, а главное - незаслуженную. Нет, ну скажите, за что?

Если подумать, всё началось месяца за четыре до пощечины. Шестой "б" был обычным классом в обычной средней школе. Разве что учителя на собраниях в один голос говорили родителям: Класс "сильный", но - "недружный".

Две трети нынешних шестиклашек знали друг друга аж с младшей группы детского сада, когда их вереницей усаживали на зеленые эмалированные горшки. Потом почти вся их группа - "подготовишка" той же вереницей перекочевала в первый"б", где уже целых шесть лет и грызет как может гранит школьных знаний. Сидя рядами, но уже не на горшках, а за исписанными шариковыми ручками партами.

Уж какая тут особая дружба за десяток бок о бок детских лет?! Не было в их классе и всяких там "лямур – тужур", пока не угораздило злосчастного Сережку Елисеева влюбиться в Маринку Зябликову. Да не просто влюбиться – втрескаться по уши!

Собственно, влюбляться-таки  было в кого. Неприметная Зябликова вдруг, ни с того ни с сего, как-то по девически расцвела и похорошела. И уже не безобразили ее среднего роста фигуру ни коричневое форменное платье с  белым  воротничком, ни черный фартук, ни нитяные коричневые колготки. Аккуратная, с намечающимися "где надо" выпуклостями, с  собранными в каштановый хвостик волосиками на голове, не скрывавшими шею. А шея у Зябликовой приобрела гибко – удлиненный изгиб, да и глазки  еще более поголубели игриво. 
Короче, недоросток Елисеев ей  вроде бы и в подметки не годился, хоть и щеголял в последнее время в жестких темно-синих джинсах "Levis", привезенных ему из плаванья дядькой . 

Стал Сережка ежедневно после школы робко, но настойчиво «провожать» Зябликову до дома, а это аж  три троллейбусных остановки пехом.

Шел-то он, главное, не рядом с ней, а плелся сзади за добрых пяток метров, сгибаясь под тяжестью своего всегда набитого до отказа ранца. По дороге "Ромео" покупал в кафе "Ветерок" вафельный стаканчик с пломбиром (как бы для Зябликовой), но сократить дистанцию и угостить даму сердца не решался. А когда девочка входила в подъезд, Елисеев вставал на бортик песочницы в ее дворе и еще битых полчаса пялился, вытянув  шею, в Маринкины окна, рассеянно долизывая с липких пальцев растаявший пломбир.

Однажды Сергей  притащил в класс отцовский фотоаппарат "Зенит" с громадным объективом и попросил Маринку «попозировать», ему.  Та, вроде милостиво согласилась, но принялась паясничать, высовывать в объектив свой розовый язычок и строить прикольные рожицы. Бедный фотограф  после такой «фотосессии» разревелся при всем честном народе.

 Вошедшая не вовремя классная руководительница Марьиванна увидела «плач Елисеева» и сразу всем своим "заслуженноучительским" опытом почуяла, откуда-таки дует ветер.

Рассудив, что "время пришло", она начала воспитательный процесс. Ближайшей темой внеклассного часа стала  "Кто тебе нравится в классе ". Марьиванна подошла к вопросу творчески. "Вначале было слово", точнее,  теоретические данные о том, что рано или поздно у каждого подростка наступает момент, когда проявляется "чувство полов", "пубертат" и всякое такое.  Потом, окинув внимательным взором весь класс и каждого ученика в отдельности, она попросила высказаться по теме и девочек, и мальчиков. Класс смущенно похихикивал, каждый поглядывал на уже опытного в этих делах Елисеева. Красный же как рак Сережка, не привыкший к такому вниманию, почти всем телом съехал под парту.

Славик же, так и не оценивший серьезность темы, всё внеклассное занятие посвятил лежащему на коленях роману Дюма. И когда Атос в последний раз перед казнью увещевал Миледи, класс зашелестел «анонимными» мини-сочинениями на тему "С кем бы я хотел сидеть за одной партой и почему". 

Славик, нехотя уступив ситуации, быстро накарябал  пару строк о том, что любит всех девочек в классе и ему все равно, с кем сидеть за одной партой. Подписавшись, он сдал листок Марьиванне (всё равно же она, хитрюга, почерки учеников знает, что называется, навскидку).

Прозвенел звонок. Казалось бы, ситуация исчерпана. Ан не тут-то было! Классная руководительница просто представить себе не могла, какого джинна выпускает из бутылки!

Впоследствии она же и назвала этого джинна "новым поветрием".

Назавтра класс обсуждал всё хитросплетение детских любовей, о которых Славик и представления не имел! Оказалось, что еще раньше, чем Елисеев  влюбился в Зябликову, она влюбилась  в Каренина. А Каренин – втрескался в Воронову, а Воронова – в Чернова, а Чернов – в Журавлеву, а Журавлева вообще влюблена только в свои "пятерки" в дневнике. Откуда что взялось?

А потом задело-таки это «поветрие» своим амурным крылом  и Славика! В принципе, за два года он уже привык к своей соседке по парте – старосте класса Людке Глухаревой. Твердая "хорошистка", она была самой высокой в классе по росту, на физкультуре за ней стоял  Каренин, потом Чернов, а потом уж и Славка.

Широкая в кости, сильная от природы Глухарева была настоящей старостой! Славка хоть и учился лучше нее, но был неусидчивым, разговорчивым, смешливым и озорным. Именно для сдерживания Славкиного темперамента Марьиванна и усадила их со старостой за одной партой.

По должности на всех родительских собраниях Людка старательно клеймила Славкину бесшабашность, а также заучивала наизусть цитаты из писем Чехова ("в человеке всё должно быть прекрасно!") и выдавала их "нагора" одну за другой перед внимающими «предками». А те в свою очередь в один голос ставили Глухареву в пример своим непутевым чадушкам. И это было правильно.

 Зато во время контрольных по математике Славка нередко сам подшучивал над Людкой, закрывая от нее ладонью свою тетрадку. Тогда Людка невозмутимо, двумя сильными пальцами – большим и указательным, брала запястье соседа "в клещи" и крепко прижимала его ладонь к своей коленке, удерживая до тех пор, пока не спишет у него всё. 

А еще в классе начались "пересадки".  Людку Глухареву бросили на периферию - за парту в другом ряду, что ударило прежде всего по успеваемости самой старосты. Теперь ей не у кого стало списывать, потому что сидела она одна. Да и обязанность воспитывать Славку у нее вроде как сама собой отпала.

Новая соседка слева (Славка называл ее Светка левая) не имела  начальственных полномочий. Любительница бальных танцев, с круглым лицом, круглыми глазами и кругленьким же носом - картошечкой, она сразу предложила соседу стать ее партнером по вальсам и мазуркам. Фамилия ее была, как почему-то у большинства девчонок класса, птичья – Бусел. По-белорусски - аист. Светка левая, зная увлечение своего нового соседа марками, поначалу приносила на уроки альбомы младшего брата. Но Славке это было малоинтересно, ведь меняться марками ей всё равно не разрешалось.

 
Веселее было справа. А именно – Светка правая. Та сидела в параллельном через проход ряду.
Можно сказать, что Славка с ней даже дружил. Они постоянно хохотали на пару, передавали друг другу всякие там записки, и вообще… Светка была симпатяга с не сходящим со щек розовым румянцем. Когда рука мальчика с запиской на миг пожимала ее руку, румянец Светки правой усиливался и заливал все лицо. Поэтому Славка старался подольше не отпускать ладошку правой соседки. Ну, в рамках приличий, конечно.

Надька Коровина сидела на задней от него парте и постоянно буровила взглядом затылок Славика. Вообще-то она была подающей надежды пианисткой. Надька как могла пресекала дружеские рукопожатия со Светкой правой, то и дело несильно лягая сидящего впереди мальчика ногой по попе. 
Сама она была девочкой пышной, с рано оформившейся большой грудью и ножками - "бутылочками" . Когда она бегала, грудь ее смешно поколыхивалась. А бегала она от Славика постоянно. Заденет, побежит, а Славик бросается ей вслед. Догнав, что не составляло в общем-то большого труда, для смеху обхватывал ее сзади, сжимая одновременно ладонями оба мягких холмика. Надька на миг переставала дышать и прямо-таки застывала на месте, ловя "кайф", но через миг – другой "безвременья" начинала бурно вырываться из сцепки мальчишеских рук, разводя в стороны локти. Почувствовав себя свободной, Надька опрометью летела куда-нибудь в противоположный конец рекреации.

По мнению Славика, волей-неволей вовлеченного в новое "поветрие" класса, грудь Надьки, хоть и пышная, но все же уступала по совершенству "прелестям" другой одноклассницы - Кукушкиной. Та обладала просто – напросто красивой, отличающейся плавной женственностью фигурой с умеренными возвышенностями и изгибами - "легато". Наблюдать достоинства Кукушкиной (с ней уж не забалуешь - строга!), пока та молчала, даже доставляло Славику удовольствие. Мальчику казалось, что когда Кукушкина посматривала на беготню Славика за Надькой, то начинала дышать чуть глубже и чаще. Впрочем, стоило самой Кукушкиной открыть рот, как очарование пропадало напрочь. Свистяще – шипящий ее голос безнадежно портил томную музыкальность внешности.

Думая в последнее время о девочках класса, мальчишка иногда представлял себе идеал своей будущей возлюбленной. Профиль Зябликовой, формы Кукушкиной, приятный голос Журавлевой, легкий характер Светки правой, умение танцевать Светки левой и непосредственная чувственность Надьки.

 Вот с такой бы подругой можно было и на необитаемом острове поселиться. 
При всем при том, что девочки его, как ему казалось, любили (наверное, за легкий характер, веселый нрав, да и пацаном он был видным) Славке, правду сказать, тогда это было "по барабану". Не вообще, а в смысле "любовей - морковей", конечно. Его интересами были спорт, марки, кино, друзья во дворе и другие преимущества детской жизни.

Вот и сегодня, насмеявшись вдоволь со Светкой правой во время урока литературы, набегавшись за Надькой, остаток большой перемены Славка решил посвятить обмену марками с Мишкой Далем.

      Мальчишки сидели за партой и увлеченно рассматривали альбом, когда кто-то тронул Славку за плечо. Обернувшись, он увидел Снегиреву. Эту девочку он знал, можно сказать, с пеленок. Мало того, что они родились в одном роддоме, что в детском саду сидели на соседних зеленых горшках, а теперь учились в одном шестом "б", еще и его "предки" и родители  Снегиревой были приятелями - сослуживцами.

Девочка тем временем положила на парту два голубых билета в кинотеатр "Призыв", улыбнулась немного искусственно и громко, чтобы слышал весь класс, предложила:

- Слав, пойдем сегодня вместе в кино. В "Призыве" "Железная маска". Смотри – 6-й ряд, 10 и 11 места. Я вчера купила.

Славка от эдакой неожиданности выронил из рук Мишкину марку. Идти со Снегиревой в кино ему ох как не хотелось. Вот с Зябликовой или со Светкой правой - он бы еще подумал. Да еще так вот, перед всем классом приглашать?!
Помявшись, с натянутой на лицо "лыбой" ответил:

 - Ну ты знаешь, Наташ, я в общем не могу. У меня тренировка и всякое такое…

 - Я так и знала. И вообще, не ври - тренировка у тебя не сегодня, а завтра, - выпалила звенящим голосом Снегирева и неожиданно отвесила мальчику звонкую, совсем взрослую пощечину.  А потом повернулась и выбежала из класса.
Синий билетик в "Призыв" медленно планировал с парты на пол.
Гомон переговаривающихся ребят мгновенно стих, и было слышно, как в плафоне жужжит заблудившаяся муха. Славик сел за разрисованную шариковыми ручками парту, закрыл багровеющую щеку ладонью и уткнулся невидящим взглядом в раскрытый учебник. Было очень обидно и хотелось плакать.

За что?

*** 

Зябликова сладко потянулась в постели и толкнула Славика в бок.

- Слав, вставай, уже ночь за окном. Тебе пора.

Вячеслав открыл глаза и, увидев перед собой манящие губы Зябликовой, притянул ее к себе и поцеловал, ощущая их отзывчивую упругость.

 - Всё – всё, Казанова! Тебе давно пора. Наташка, наверное, места себе не находит. Да и Елиссеев вот – вот с вечернего дежурства нагрянет. Марафет навести нужно.

Слава подскочил как ужаленный:

- Да ты что! - и стал одеваться. Через пять минут он уже был, что называется, как огурчик.

- Что своей Снегиревой-то скажешь? – улыбнулась хитро Зябликова, подравнивая мизинчиком подкрашенные губы.

Стараясь не смотреть на прихорашивающуюся к приходу Елисеева Маринку, Вячеслав выдал экспромт:

- Как что? Операция на сердце затянулась.

- А что, почти правда. Затянулась, и надолго. Только вот не на сердце, - потянулась через него к бюстгалтеру Зябликова, - А щека-то у тебя пунцовая, совсем как тогда! Эх, Славка, врать-то ты никогда не умел.
Маринка прикоснулась губами к его левой щеке.

Вячеславу даже в зеркало смотреть не надо было – половина лица горела огнем.

Придя домой, он тихо открыл входную дверь своей квартиры, прислушался,  снял туфли и в одних носках пробрался в спальню.

Наташа уже спала.
Выйдя утром к завтраку, Славка широко улыбнулся и поздоровался с женой:

 - Доброе утро, Натусик.

 - Доброе утро, Славусик. Как спалось?

- Прекрасно.

- Знаешь, а у тебя опять вся щека румяная.

Но щека-то не горела! Он бы почувствовал! Славик потер ее рукой и посмотрел на ладонь. На ладони краснели следы помады Зябликовой ...