В Москве закрывают детские приюты

Пока Москва бунтует и/или празднует, в ней продолжают происходить незаметные перемены, и не всегда к лучшему. Первого мая закрылся старейший в Москве детский приют «Дорога к дому». Закрылся моментально, тихо и безвозвратно. Протестовать не имеет смысла: все уже сделано.

Детей перевели в другой приют. Персонал — сработавшуюся команду профессионалов, в которой не было текучки, — оставили без работы. Трудоустраиваться люди будут кто куда. Директор приюта Татьяна Харыбина в телефонном разговоре была крайне немногословна: подтвердила, что приют закрыт, дети, в зависимости от их семейной ситуации, или отправлены домой, или переведены в другой приют. Со всеми вопросами — почему, что будет с сотрудниками — переадресовала к начальству, в московский департамент здравоохранения. В департаменте на праздниках работают только оперативные службы, так что отвечать было некому.

Закрытие приюта прошло удивительно бесшумно. Не посмотрели ни на многолетнюю историю (в октябре «Дороге к дому» исполнилось бы двадцать лет), ни на огромный опыт. Был приют — и нету. Сотрудники молчат: им еще работу искать в том же ведомстве. Только сотрудники благотворительных организаций, сотрудничавших с приютом, недоумевают: как же так, ведь они — лучшие! неужели никому оказались не нужны?

Приют появился в 1992 году. Его организовал фонд «Нет алкоголизму и наркомании» (НАН). Изначально идея приюта была такая: родители ложатся на лечение в наркологический диспансер № 12, а детей на это время берет приют, чтобы не оставались без надзора. Основная идея, которой руководствовались в «Дороге к дому», — это вернуть детей домой, если это возможно, а не отправить в детдом. Хотя приют и подчинялся департаменту здравоохранения, в нем были и психологи, и педагоги, и социальные работники, и юристы: достаточно ознакомиться с запутанными историями подопечных, чтобы понять, что им нужна была комплексная, разносторонняя помощь. Приют был рассчитан на 35 человек, маленький и уютный. Дети сложные, собирать их вместе в большом количестве не стоит.

Со временем стало понятно, что детей, у которых родители хотят добровольно лечиться от алкоголизма, не так уж много — а много детей беспризорных, безнадзорных, бездомных из-за махинаций с жильем. Детей часто больных, с букетами хронических заболеваний; детей, выросших с пониманием, что человек человеку волк, привыкших никому не доверять и опираться только на себя; детей, отстающих от ровесников в развитии, стремящихся к опасной свободе; детей совершенно, естественным образом, асоциальных. Их в приюте лечили, учили индивидуально (кто мог учиться по массовой программе — ходил в соседнюю школу), занимались психологической реабилитацией; восстанавливали им документы, решали вопросы с жильем, гражданством, опекунством, чем угодно; налаживали отношения в семье, если это получалось, — словом, приводили ребенка в порядок, чтобы он мог вернуться в свою семью, обрести новую — или, в крайнем случае, отправиться в детское учреждение, но все-таки не в бега.

Собственно, это главное, что умели в «Дороге к дому»: не отнимать детей у скверных родителей, как это делается сплошь и рядом, а помогать этим скверным родителям бросить пить и наладить нормальную жизнь дома с детьми. За все время работы через приют прошло около тысячи детей, и примерно треть из них удалось вернуть домой. Идея реабилитации кризисной семьи родилась в приюте сама собой — идея, которая до сих пор не нашла никакого толкового воплощения в России.

Сапар Кульянов, восемь лет возглавлявший «Дорогу к дому», рассказывает: «Мы всегда принимали детей со всех территорий города и даже тех, кто сам стучал к нам в дверь. Дети приходили к нам сами, позже — случалось и такое — приводили братьев и сестер. Вообще официальная схема приема ребенка в социальное учреждение совершенно другая: сначала ребенка обнаруживают граждане или органы опеки и вызывают полицию; полиция (отдел по делам несовершеннолетних) составляет протокол, вызывается специальная медицинская служба перевозки, ребенка везут в специальное отделение одной из трех городских больниц, берут анализы (дети ждут в больнице результатов 1-2 недели), и только после этого ребенок поступает «по горячей линии» в то учреждение, где есть свободные места. Уже на середине этого конвейера, где одни чужие люди, в милицейской форме, передают детей другим чужим людям, в белых халатах, — дети пытаются убежать из него. Да и организации — те же больницы — как правило, совершенно не готовы работать с такими детьми. Они, бывает, просто выгоняют их и делают запись: «убежал». А мы принимали, устраивали в свой санпропускник и уже потом с ним работали».

Примерно с 2002 года, когда Путин назвал беспризорность позором России, государство стало в большом количестве создавать свои приюты. Опыт «Дороги к дому» оказался невостребованным: государство пошло по своему пути, создавая крупные приюты — на 150-200 мест.

Название приюта «Дорога к дому» — неофициальное, хотя его под таким названием знают все (он даже упоминается под этим названием в постановлении правительства Москвы от 12.02.2002 № 122-ПП (редакция от 31.12.2002), где речь идет об активизации работы с негосударственными приютами).

Официально он с 1995 года называется Отделением медико-социальной помощи детям и подросткам наркодиспансера № 12. «Приют успешно работал и как медицинское учреждение, и как социальный приют. Других подобных приютов, в которых были бы собраны все необходимые специалисты (медики, психологи, педагоги и социальные работники), которые могли с улицы принять ребенка и заниматься с ним до его благополучного жизнеустройства, в Москве нет», — говорит Сапар Кульянов.

Возможно, причина закрытия в том, что наркодиспансер был недавно реорганизован в филиал Института наркологии, а значит, встал вопрос, что делает при филиале Института детский приют. Тем более — приют занимает отдельно стоящее здание; возможно, корень бед именно в этом. Тогда начальственная логика совершенно понятна: зачем тут нужен этот приют с непонятным статусом, да еще на 35 человек, когда есть другие приюты, а в этом здании можно устроить, допустим, детсад на 350 человек. А фонд НАН в одиночку вытянуть финансирование приюта не может. Словом, как бы то ни было, аренду прекратили, и приют тихо исчез, как и не существовал никогда, — со всем своим бесценным опытом реабилитации трудных детей, который оказался не востребован, с тщательно подобранной командой, которую просто распустили, с двадцатилетней историей, которая оказалась никому не интересна. Как будто с беспризорностью и безнадзорностью уже вполне покончено.

А дети, которые как-то обжились в приюте, в одночасье лишились своего временного дома и людей, к которым успели привязаться, но об этом уж и вовсе никто не задумывается, когда принимаются такие удачные административные решения.

Тем временем из других приютов — так же тихо, почти неслышно — доносятся панические слухи об их скором закрытии.

Часть ли это кампании по обещанному закрытию детдомов в пятилетний срок, или просто укрупняют приюты (что им, кстати, совершенно противопоказано) и передают помещения другим организациям; значит ли это, что приюты сочтены менее полезными, чем, скажем, детсады, — все это еще предстоит выяснить.

Но «Дороги к дому» все равно уже не вернуть.

Ирина Лукьянова

ПОД ТЕКСТ

Еще один приют, чья судьба уже решена, — «Марьино». Его неприметное одноэтажное здание теряется на фоне бесконечных высотных строений одноименного района столицы, но среди всех этих строений именно у неприглядного приюта — самая большая история. 14 лет работы, сотни воспитанников из неблагополучных семей, коллектив преподавателей, способный помочь даже самым трудным детям. Теперь все это разведут по разным углам: детей — кого куда, преподавателей — в другие соцструктуры. А приюта не будет.

— У нас здесь все, как в школе, — рассказывает и.о. директора приюта Ирина Леликова. — Все обычные уроки есть: математика, биология, география… Но есть и другие — мы проводим курсы адаптации для детей, с ними работают психологи. Наша задача — создать для ребенка, жившего в сложных условиях, атмосферу уюта, дать понять ему, что он — нужен…

Сюда приходили сироты и те, кто бежал из дома. Здесь дети из неблагополучных семей учились понимать проблемы родителей и быть на них непохожими. Здесь принимали даже тех, чьи родители просто временно не могли быть рядом.

— Это было уже несколько лет назад, не помню, какой год, — рассказывает Ирина Леликова. — Мать ложилась в больницу, отца в семье нет, а ребенка негде оставить. Что делать? Мы взяли к себе на время — потом, когда мама из больницы вышла, отдали. Мы всем рады — это же наши дети, как родные…

О расформировании приюта здесь говорят вполголоса.

— Вы только уж ничего такого не пишите, — просит меня Ирина Леликова. — Приказа еще нет, но будет, конечно, скоро. Детей приютят в другом месте, нам обещают работу в разных социальных центрах. Конечно, немножко жаль…

И из того, как сказаны эти слова, понимаешь — не немножко… 30 детей, воспитанников приюта, которые уже один раз лишились своей семьи, могут лишиться ее снова.

Иван Жилин

КОММЕНТАРИИ

Татьяна ПОТЯЕВА, первый заместитель директора Департамента соцзащиты: «В соответствии с ходатайством префектуры ЮЗАО г. Москвы 13 несовершеннолетних из приюта «Марьино» переведены в социальный приют «Зюзино». В социальном приюте «Зюзино» ЮЗАО организовано временное проживание детей на полном государственном обеспечении в условиях, приближенных к домашним.

Также сообщаем, что Государственное казенное учреждение города Москвы Социальный приют «Марьино» в настоящее время функционирует в обычном режиме».

Пресс-секретарь Департамента имущества г. Москвы Татьяна ЗУБАНОВА сообщила газете, что решение по перераспределению площадей данных приютов еще не принято, а потому комментарии по этому вопросу пока давать рано.

В Департаменте здравоохранения г. Москвы, в подведомственности которого находится приют «Дорога к дому», сообщили, что предоставить информацию до подписания номера в печать не успевают. Также не нашел времени для ответа директор Московского научно-практического центра наркологии Евгений БРЮН.