Даешь партию "Чистые брюки"!

На модерации Отложенный

Могу сразу сказать: «Я ленива», особенно в зимние месяцы, и поэтому за продуктами хожу в ближайшую «Викторию».

Но так как солнце пригрело и как бы обозначило, что весна уже пришла, я решила съездить на рынок. Чем мне нравится моя лень, что она меня как бы выдергивает из контекста жизни, и когда я в нее возвращаюсь, у меня обостряется взгляд. Я подмечаю вещи, мимо которых прошла бы, в другое время, не заметив. Бросилась в глаза всеобщая пришибленность города пылью. Да и не пыль это вовсе, а поглощение улиц серостью и унынием, хотя и пыль присутствовала повсеместно, вместе с бумажками и окурками, прибитая ветром под стены домов. С пробудившимся от долгой спячки интересом, я рассматривала тротуар, проплывающий у меня под ногами. Будь у кого-нибудь хоть какая-то фантазия, он бы без затруднений смог написать фантастический рассказ. К примеру: «Космические взрывы ковровыми ударами уничтожили городской асфальт», - который стал не пригоден для хождения пешеходов. Тем не менее, я с удивлением заметила, что пешеходам это не мешает. С какой - то привычной увертливостью они проходили особо сложные участки, заметно расслабляясь на мелких неровностях.

 Рынок поразил небогатым подгнившим ассортиментом овощей и фруктов, где – то долго и самозабвенно хранившихся от покупателя, очевидно доводя их стоимость до уровня цены минимальной корзины. Этих самых покупателей было мало, и они были под стать этим овощам и фруктам, в лучшем случае, в одежонке  из секондхенда. На некоторых явно прочитывался крой времен СССР. Сказать откровенно рынок был пустоват.

Заглянув в кошелек и установив, что я являюсь обладателем двухсот рублей, я с бесстрашной застенчивостью пошла вдоль рядов. Помятые, и местами вздутые помидоры, по пятьдесят рублей, внушили мне ужас. Моя мнительность начала услужливо рисовать картины, что со мной произойдет, если я рискну потребить их в пищу. Мое подсознание истерично закричало: «Нет»!!! - и я прошла мимо. Неожиданно, мне показались безопасными уцененные шампиньоны по девяносто рублей. И я с большим удовольствием смогла набрать семьсот грамм, приличного вида. После долгих сомнений, я все-таки купила два пучка укропа такой крепости, которая возможна только при введении мощной дозы нитратов. Да ладно! Для той бреши в моем здоровье, которую я получу от удовольствия съесть этот укроп, двадцать рублей не такие уж и деньги!

Проходя мимо ларька, я уловила настойчивый и дразнящий запах хлеба. И, конечно, не устояла, зашла. Я долго приглядывалась к ценнику, соображая, почему крестьянский хлеб, который я частенько покупаю, стал на четыре рубля дороже? Потоптавшись, и напрочь убив в продавце надежду, что я что-нибудь куплю, я указала на приглянувшийся мне хлеб. Я заметила явное облегчение в глазах продавца. Как видно, эта добрая женщина молчаливо переживала за меня и я доброжелательно ее поблагодарила. Я вышла из палатки, задумчиво размышляя, что потратила сто восемь рублей на свои покупки. Мне досаждала мысль, могу ли я себя считать средним классом?

Как-никак, в голубом  целлофановом пакетике, попрошенном мною у одной из продавщиц, и милостиво данному мне бесплатно, я несла деликатес, который, если с умом приготовить с лучком и гречкой, может понравиться и гурману, особенно если его проморить несколько часиков без еды. И свежая зелень, опять же… Кто будет знать, что эта ароматная изумрудно зеленая травка опасна для жизни.

Так и не получив от себя твердого ответа к какому я классу принадлежу, я ободрилась и уверенно пересекла перекресток. Еще осенью, я написала стихи, которые чем-то трогали мое сердце:

 

«Все меньше и меньше нищих просящих,

На крыльце магазинов и у рынка стоящих,

В городе умершего милосердия,

Их прибирает бог…»

 

 И тут я поняла, что сильно поспешила с такими выводами. От рынка, через дорогу. тянулись с двух сторон заборы, ограждающие строительные площадки. Они образовали довольно узкий коридор, который миновать было просто невозможно. Вот тут-то я их и увидела.

 Безусловно, контингент нищих поменялся, стариков не было. Можно сказать, что их возраст удивлял своей молодостью - максимум до сорока!

Первыми сидели, а точнее, полулежали, облокотившись удобно на забор, три особы женского полу. Конечно, «женского» в них осталось мало, но по остаточным признакам можно было определить, что это были женщины. Две были худы и деятельны. Деятельность их заключалась в том, что то одна, то вторая приподнимались и настойчиво устанавливали высокий пластмассовый стакан из - под кока-колы, который постоянно падал от ветра. Он был вопиюще пуст. Третья, совсем молодая, маленькая и круглая, лежала подкрючив ноги и смотрела в небо отрешенным взглядом, замутненным всем чем угодно, но только не мыслью.

Прижавшись к ней, и положив голову ей на колени, в пол глаза дремала дворняга. Картина царапнула по душе, в моей голове закрутились философские вопросы, кто из нас лучше? Эти, сидящие под забором и пригревшие пса, или те, кто проходит мимо, полные равнодушия?

Следующим сидел мужик, подтянув колени и выставив на обозрение видавшие виды ботинки без шнурков. Он уткнул лицо в скрещенные на коленях руки и, по всей вероятности, спал. Перед ним стоял маленький стаканчик. Как видно, у него было намного меньше надежд на прохожих, чем у предыдущих женщин. На удивление, дно его стаканчика было закрыто белыми и желтыми монетами.

Поодаль стоял мужчина. Повернувшись к прохожим спиной, очевидно для того, чтобы не подглядели, он, наклонившись, самозабвенно рылся в своей сумке, не замечая холода. Это было тем удивительней, что его трикотажные штаны с растянувшейся резинкой и давно забывшие про свой цвет, соскочили с надлежащего для них места далеко вниз за округлости, являя собой загадку, что противореча всем законам физики, они как-то смогли удерживаться не падая

 Миру являлся полностью обнаженный, голый зад, глядящий на всех непорочно и смело. Он кивал всем, в такт движениям своего хозяина, и всем становилось понятно, что они оба занимаются важным делом и отвлекать их не следует.

Дальше сидел Петруха, стакана перед ним не было. Он уже ничего не ждал от людей, проходящих мимо. Он молча смотрел на мелькающие ноги, лишь иногда взглядывая на людей. Мимо спешили отобедавшие сытые «белые воротнички», служившие в ближайших офисах и банке. Петруха в очередной раз поднял глаза и произнес в пространство: «Пиdorасы-ы!»

И вдруг, напружинившись и налившись злобной силой, он с неистовостью прокричал: »Пиdo--сы-ы-ы-ы!!!» В этом крике смешались и безнадежность, и отчаяние, и жалоба, и злоба, смешанная с ненавистью, и рыдание! Он кричал не кому-то, он кричал в никуда!

И голова его снова поникла… Люди проходили мимо…

 Снова я искала ответы, прав Петруха или не прав? Своим криком он бросил миру вызов и жалобу, что так жить нельзя, невозможно!

 

Значит, Петька прозрел? - подумала я.

А нам жить так, как мы живем, можно???

Ходить в истертой одежде, покупать негодные продукты, не замечать грязи города, растерзанного асфальта, повсеместной нужды…

В таких размышлениях я дошла до остановки.

Трамвай, как всегда, не спешил. Я, в нетерпении, прохаживалась туда – сюда. Взгляд машинально остановился на цоколе здания выложенного плиткой, и я никак не могла понять, что за жирные штрихи и разводы покрывают плитку? И после долгих размышлений меня озарило: «Это плевки»! Да, подсохшие покрытые пылью плевки густо покрывали весь цоколь!

 Стало неприятно, я отвела взгляд в сторону и увидела ноги людей, ожидающих трамвай. В основном, в том числе и женщины, все были одеты в брюки. Согласна, вещь для холодных будней удобная. Но какие это были брюки! Это были брюки, давно и напрочь забытые своими хозяевами. Их не замечали, используя машинально, не разглядывая. Их вид просил стирки, ухода и утюга, но их никто не слышал. Изо дня в день в них впрыгивают, не видя их вытянутые колени, пятна, залоснившиеся места и даже отсутствующие фрагменты сзади, над ботинками.

Я замерла! Я поняла!

 Революцию нам надо начинать с приведения в порядок своих брюк! С отказа от плевков на стены! Когда мы в этом наведем порядок, мы, чистые и уверенные в себе люди, всем городом направим своих представителей к губернатору, и предъявим ультиматум, что мы отказываемся дальше видеть такие тротуары и дороги и потребуем отчета, где наши деньги, которые мы платим за дороги? Где деньги налогоплательщиков? Почему некачественный ремонт дорог идет по цене золота? И пойдем по цепочке исправлять все перекосы…

А кто нам сможет противостоять, если мы будем чистыми, честными, не равнодушными, и все заодно, без разногласий, без компромиссов?

 Или Петруха все-таки прав?

 

11.04.2012.                                                                                                  Сандра Глэд.