ВОСПОМИНАНИЯ ЗЕЗЮЛИ ДМИТРИЯ НИКОЛАЕВИЧА

На модерации Отложенный

 

Окончил Томское артиллерийское училище в 1941г. за несколько дней до начала войны. Получил звание лейтенант.

Прибыл в Ачинск, где был полк, в котором мне предстояло служить. Был назначен командиром огневого взвода в гаубичной батарее. В первый же день войны полк погрузился в эшелоны и в первой половине июля мы уже были в боях за Днепром западнее г. Ярцево Смоленской области.

Наша батарея 321 легко-артиллерийского полка вела беспрерывный огонь с закрытой позиции в окрестностях Ярцево. Впереди, метров за 300 рвались немецкие мины и снаряды. С огневой позиции мы, кроме этих чёрных фонтанов земли, ничего не видели. Только, когда стало темнеть, прекратился обстрел, замолчали и наши орудия.

С НП ком. батареи был отдан приказ готовиться к ночной стрельбе. Старший на батарее отдал краткие распоряжения для освещения точки наводки и основного направления стрельбы. В деревне мы раздобыли фонари и через часа полтора доложили, что батарея к ночной стрельбе готова. Расставили охранение, расчёту разрешили уснуть, а телефонисту приказали не отнимать трубку от уха, ждать приказа. Но ночью стрелять не пришлось.

Только стал брезжить рассвет, как батарею обстреляли автоматчики с тыла, мы ответили огнём двух ручных пулемётов, и обстрел прекратился. Почему-то долго не было никакой команды с НП ком. батареи. Послали нашего связиста. В это время на бреющем полёте нас стали обстреливать и бомбить мелкими бомбами немецкие самолёты. Наконец связь с батарей установлена, у телефона старший на батарее л-т Боровик, он что-то с волнением несколько раз повторял: “Есть, есть, понятно!”. Был  получен приказ сниматься с огневой, т.к. прорвались немецкие танки, утюжат и расстреливают нашу пехоту и в стороне от огневых позиций движутся по дороге. Батарее приказано занять огневую позицию на опушке рощи за д. Крюково.

Батарея быстро снялась, но только поорудийно стали двигаться, как снова около десятка самолётов обрушились на нас. В стороне по мелкому кустарнику двигалась другая батарея нашего дивизиона. Её лёгкие орудия открыли стрельбу по самолётам, но бесполезно. Самолёты начинали следующий заход. Прямым попаданием бомбы было разбито одно орудие и зарядный ящик.

Прибыли к месту сосредоточения. В деревне горят дома, горят повозки, разбитые орудия, пулемёты, много воронок, лежат убитые солдаты, в мёртвых судорогах бьются лошади. При входе в рощу батарею встретил ком. дивизиона и приказал немедленно разворачивать орудия и открывать огонь по деревне на противоположной стороне оврага. Рядом с нами стали орудия других батарей полка.

В деревне, за оврагом, вражеские машины, танки, броневики, орудия, группы солдат. Прямой наводкой все орудия (их уже было 7-8) открыли огонь по деревне. Ошеломлённые внезапностью огневого налёта фашисты шарахнулись в лес, что справа от деревни, часть машин проскочила в широкий, заросший кустарником овраг.

В это время на дороге в стороне от деревни показалась колонна машин и танков противника. В бинокль хорошо было видно, как ровными рядами над кузовами блестят на солнце каски. Часть орудий перенесли огонь по колонне. С первых выстрелов загорелось несколько машин, началась паника, врассыпную бежала пехота от машин. Не успели мы сделать по 2-3 выстрела, как на нас обрушился мощный миномётный огонь. Разбиты несколько орудий, падают убитыми солдаты расчёта.

Остальные стали укрываться в воронках, а разрывы мин рушили деревья, и казалось, что стоит сплошной, ужасный, оглушительный треск и огонь горячего металла и воздуха сметает всё живое. Только утих огонь миномётов, как с опушки леса, от деревни, в рост пошли автоматчики, поливая длинными очередями.

Мы залегли, стали окапываться, открыли огонь. Залегли и немецкие автоматчики. Началась перестрелка. Продолжался миномётный обстрел. Так длилось более 2-х часов. Боеприпасы у нас заканчивались, решили прорываться вправо в овраг.

После короткой перебежки я лёг недалеко от неглубокой воронки, слышу свистит мина, приподнялся на локти и резко, сделав толчок всем телом, хотел прыгнуть в воронку. В это время раздался страшный треск и деревья, лес, земля стали как будто валиться на меня. Это последнее, что было в памяти.

Когда вернулось сознание, я увидел, что лежу на артиллерийской повозке, во всём теле всё горит, полный рот земли, весь в крови, в левом ухе какой-то странный писк, и стоит какая-то непонятная мне тишина. Попытался подняться – не могу, правое плечо перевязано, гимнастёрка в крови лежит под головой. С трудом повернулся на левый бок. Через овраг по мосту беспрерывно идёт немецкая техника. За оврагом несколько орудий извергают огонь из своих жерл и чудно подпрыгивают на больших чёрных колёсах. Это фашисты ведут огонь по нашим. Но странно, что я не слышу звука выстрелов. Лошади, перепутав постромки, таскают повозку со мной по оврагу и скоро, успокоившись, останавливаются в густом кустарнике, в тени.

Только к вечеру к повозке неожиданно подошли какие-то женщины, что-то мне говорят, но я ничего не слышу. Попросил воды, одна из женщин взяла мою каску и принесла полную воды. Я готов был одним махом выпить её, но не успел выпить и половины, как женщины каску у меня отобрали, стали лить воду на голову, промыли уши и я с трудом стал разбирать, что они говорят.

Из несвязных и взволнованных рассказов женщин я понял, что наши ещё утром отступили за реку Вопь, а фашисты в деревне ещё с ночи и теперь злые, как собаки, потому что похоронили много своих убитых. Женщины сообщили, что на скате оврага есть блиндаж, в котором лежат раненые наши бойцы. Перенесли в блиндаж они и меня.

В блиндаже было темно, я ничего не мог рассмотреть, но из разговоров понял, что здесь все раненые — артиллеристы из 1-го дивизиона нашего полка. Перед войной я был в полку только неделю и не знал даже из своего дивизиона всех командиров, а бойцов тем более никого не знал. Каждый день в блиндаже обсуждали нерадостные новости: наши отходят, немцы идут все время новыми силами на восток. Ночами я начал выползать из блиндажа, ходить ещё не мог (из-за ранения в бедро и сильной контузии). С замиранием сердца слушал отдалённые артиллерийские выстрелы.

На 5-й или 6-й день в блиндаж вбежали заплаканные женщины и рассказали, что немцы их всех угоняют куда-то в тыл. Они уговаривали положить нас на подводы и ехать вместе с ними. Никто, конечно, не согласился. Мы попросили оставить нам хлеба, отдали им свои часы и все деньги. А вечером в блиндаж ввалились гитлеровцы, жужжа карманными фонариками.

Здесь и взяли нас всех в плен.

На сборном пункте в лесу я встретился с многими попавшими в плен командирами и солдатами нашего полка. И начались страдания и муки в фашистской неволе.