ЛУЧШЕ СИДЕТЬ ЗА ПРАВДУ ТОВАРИЩА, ЧЕМ СТОЯТЬ ЗА ВОДКОЙ ДЛЯ НЕГО.

ЛУЧШЕ СИДЕТЬ ЗА ПРАВДУ ТОВАРИЩА, ЧЕМ СТОЯТЬ ЗА ВОДКОЙ ДЛЯ НЕГО.
валерий рыженко написал сегодня в 15:42
0 оценок, 1 просмотр Обсудить (0)

   ЛУЧШЕ СИДЕТЬ ЗА ПРАВДУ ТОВАРИЩА, ЧЕМ СТОЯТЬ ЗА ВОДКОЙ ДЛЯ НЕГО.

Олегу Рахту.

------------------

Он был там, где не был я,

Но его, как и меня.

Вынес ветер океана,

Из свинцового тумана.

-------------------------

Действующие лица.

Гришин – генерал – майор. До назначения его начальником Вышки служил в танковых войсках. Был помешан на танках

Гамбуржец – бывший разведчик – резидент в Гамбурге. Преподаватель специдисциплины в Вышке.

Олег Рахт – бывший слушатель Вышки.

Возможно, что кто-то не поверит, но это быль, а не вымысел. Впрочем, мне это безразлично: поверят или не поверят. Хотя, честно сказать, обидно. Нам мало кто верит, а почему? Мы были обыкновенными ребятами, пацанами, которые, как и другие, могли чувствовать и чувствовали, влюблялись, переживали, плакали…Да что объясняться, а то что попадались подлецы. Так что ж нам голову из-за них пеплом посыпать. Времени не хватает. Не успеваем выносить из госпиталя на Пехотной.(госпиталь)

----------------------------------------------------------------------------------------------------​--------------------------------------------------.

Слушатели Вышки долго считали Рахта флегматичным и вялым парнем, единственным развлечением которого на лекциях была игра в морской бой на деньги и водку. В этом ему не было равных. Мнение о Рахте изменилось после приговора Зорину (бывший слушатель Вышки, а потом зэк. Ни за что, ни про что).

Рахт числился в товарищах Зорина, но не в его друзьях, а поэтому поступок Олега слушатели оценили по его   словам: лучше сидеть за правду товарища, чем стоять за водкой для него, что недалеко отстоит от изречения отца Филарета: лучше сидя думать о Боге, чем стоя о ногах.

Если Громов (бывший слушатель Вышки) потрошил стипендии слушателей пятнадцатью кружками пива за пятнадцать минут, то Рахт морским боем. Он всегда выигрывал.

-Ну, паразит, - ворчали слушатели. - Телепат. Мысли читает. Наверное, потому, что близко сидим.

Рахта сажали на самую заднюю парту. Слушатели отходил к доске и оттуда через всю аудиторию орали координаты кораблей. Рахт все равно выигрывал.

К словам о паразите они добавляли.

-У нас два мародера – контрразведчика. Один нажирается пива за наш счет, заливает глаза, и еще деньги захапывает. Другой нахлебается водки тоже за наш счет и тоже деньги хапает. Вы попробуйте с Гришиным потягаться.

Идея была замечательная, но выманить генерала в пивбар, где слушатели собирались после лекций, а иногда и уходили с лекций, было не возможно. По агентурным сведениям, полученным от Гамбуржца, генерал принципиально не пил пиво, так как на одной вечеринке с высшими чинами он услышал, что пиво это лошадиная моча, и тот, кто пьет пиво, может стать буденовским кавалеристом, но никак не настоящим танкистом. Правда, один раз он все – таки зашел в пивбар, видимо, затем, чтобы убедиться: правы ли высшие чины, но лучше б не заходил, так как оказался под случайным ударом Громова, который мчался с вздутым от пива животом в туалет. От громовского удара генерал проехал на спине до туалета и потерял сознание. Когда генерал пришел в себя, пивбар был пуст. За время вынужденной лежки на полу слушатели унесли свои ноги от Белорусского вокзала до Шаболовки. Расстояние приличное, но слушатели в нестандартных ситуациях умели хорошо налегать на ноги и прилично работать локтями в метро. В крайних ситуациях заваливались в такси, показывали корочки и орали ошалевшему таксисту: гони вон за той машиной. Преследование.

Машин на улице Горького было много.

-За какой? - спрашивал таксист.

-Ты рули и газ топи. А мы будем тебе подсказывать. За черной «Волгой»

Черная «Волга» через пару минут уходила в бок.

- За ней?

- Да на хрена она нам нужна. Там наши сидят. Теперь за белой.

Белая тоже через пару минут уходила в бок.

- Тоже Ваши.

- Наши. За красным «Москвичом».

Но и красный уходил в бок и голубой, и серебряный.

- Это что же выходит, - бормотал таксист. - Во всех машинах ваши или во всех машинах преступники?

Вопрос был сложным.

- Потом объясним, - отмахивались слушатели. – Главное, чтоб не заметили слежки.

   Когда таксист достигал точки назначения, слушатели выскакивали из такси.

- А деньги? – кричал таксист.

- Какие к черту деньги, - огрызались слушатели. - Госпреступника ловим. Пока мы будем тут с тобой расплачиваться, он смоется.

Стипендия слушателей по тем временам была большая. 100 рублей, но иногда, как правило, часто, деньги уходили на подружек, пиво…, и карманы свистели, словно лопнувший пузырь.

- Гони на Лубянку. К Центральному зданию КГБ. Там тебе заплатят. Мы сейчас позвоним по телефону кому нужно и скажем номер твоей машины. Подъезжай и все получишь.

Таксисты попадались разные. Иное говорили:

-Моя фамилия Кузнецов. Не забудьте.

Забывали и Кузнецова, и Столбцова. Памятью страдали.

Подъезжали таксисты или не подъезжали, спрашивали о деньгах или не спрашивали – не знаем.

Если таксист не отставал и требовал деньги, в ход пускались корочки.

- Корочки видишь. Что не понял, откуда мы.

Корочки в то время играли роль. Таксист матерился, но возражать против корочек не осмеливался. КГБ. Звучное и темное слово.

Танковое сражение под командованием Рахта с Гришиным не давало покоя слушателям. Они осаждали Гамбуржца, пока полковник не выдержал. Разрабатывать операцию под кодовым названием: броня крепка, но Вышка еще крепче, на которой настаивали слушатели, он не стал, а пошел к Гришину и заявил, что один слушатель помешан на изучении танков и просит генерала посвятить его в тонкости работы механизмов боевой машины.

- А почему он сам не пришел и не попросил?

- Да он стеснительный. Овечка.

- А почему только один? – Генерал был недоволен мизерным количеством. - А остальные?

- Подтягиваются, но пока не доросли.

- Медленно растут. Плохо воспитываете, полковник.

- Так мы же воспитываем контрразведчиков.

Контрразведчики остались для Гришина тайной за семью печатями, которые он так и не сломал за все время пребывания в должности начальника Вышки.

Слова полковника поднапрягли Рахта.

- Я открыл тебе коридор к генералу. Можешь хоть строевым, как пехотный офицер к генералу, хоть ползком, как разведчик, это - твое дело, но если не выигрываешь, то   становишься постоянным слушателем генерала. И будешь ходить к нему на лекции о танках до выпускного вечера. Я потрудился, теперь ты потрудись. Договор, брат, святое дело.

Рахт попытался отказаться, но сдался после упреков слушателей.

- Ты – же вышак, а не войсковик. Честь и славу нашу не позорь. Докажи,  броня крепка, но Вышка еще крепче. Если не докажешь, все деньги, которые оттяпал у нас за морские бои или вернешь, или будешь водить по ресторанам и пивбарам до выпускного. Мало того, мы еще выведем тебя на ковер под зоринскую свечку.

Зоринская свечка это был прием, который использовал Зорин в рукопашном бою. У него, словно были пружины в ногах. Он взмывал над противником и одновременно наносил удар ногой в промежность противника, а правой рукой гвоздил по голове.

Что мог ответить Рахт? Сопротивляться было бесполезно. Пробить стену из ста курсантских твердолобых «бычков»? Эта задача было неподъемной даже для Гамбуржца, который все больше и больше приходил к твердому убеждению, что работать разведчиком в Гамбурге ему было во сто крат легче, чем воспитателем этих…

Характеристику этих… Гамбуржец держал в тайне, так как опасался, что эти… будут страшно недовольны ей и либо навешают ему, когда он броситься разнимать их на занятиях по рукопашному бою, где слушатели молотили друг друга, либо… Полковник даже не хотел думать, что еще может быть, потому что знал: все может быть.

Ведь доставалось ему и не раз на занятиях по рукопашному бою

Когда во время драки начинал кипеть даже воздух, Гамбуржец не выдерживал.

-Перестаньте морды бить друг другу, - кричал он. – Пятерки ставлю.

-Нам не пятерки нужны. Приемы. Подключайтесь, товарищ полковник.

Гамбуржец, хотя и был бывший, но если кто – то из слушателей налетал на его кулак, то отскакивал, как мячик от стены. Иногда слушатели, видя подкрадывавшегося во время драки полковника, бросали драться между собой и как коршуны налетали на полковника.

- Зверье, - говорил полковник. – Что ж Вы преподавателя колотите.

--Ну, - разводили руками слушатели, - если мы будем выяснять, кого колотить, а. кого нет, то нас точно в гроб заколотят.

Гришин прочитал лекцию Рахту в своем кабинете. Показал даже диафильм. Это практиковали и преподаватели спецдисциплин, но что не было в практике преподавателей, так это лекций без перерыва, завтрака, обеда и ужина.

- Вы не представляете, - жаловался Рахт, - как мне хотелось жрать на лекции генерала. Я готов был сожрать танк вместе с его гусеницами, пулеметами, пушками, приборами ночного видения и точного боя, - в этом месте слушатели отдавали должное Гришину, генерал сумел напичкать слушателя знаниями, - а заодно съесть и танкиста Гришина вместе с его указкой и диафильмами.

- А как чувствовал себя генерал? Как держался? Какой аппетит?

- Не знаю, как чувствовал себя генерал, и какой у него был аппетит, я к нему в брюхо не залазил и в рот не заглядывал, но у меня был аппетит не в брюхе, а в мозгах на мешок пороха, чтоб взорвать всех вас вместе с наушниками в лорингофонных кабинетах.

Под впечатлением вынужденных восторженных отзывов Рахта о сумасшедших возможностях боевых машин Гришин после лекции согласился поиграть в танковый бой. Как сказал Рахт: для закрепления знаний и проверки, как слушатель усвоил тактику танкового боя.

Олег чуть не прокололся. От голода и злости он ослаб в памяти: забыл, что перед ним был не слушатель, а генерал.

- Я на дураков не играю, - сказал Рахт, - только на деньги и водку. Ставь водку и гони бабки.

Генерал не понял, зачем, почему и главное кому он должен ставить водку и гнать бабки. И попросил слушателя объясниться не только по поводу водки и бабок, но и тыканья. Олег от такого поворота событий забыл даже о голоде, но он же был слушателем Вышки, а поэтому, несмотря на свою флегматичность, мгновенно переориентировался на дураков, которые играют на водку и деньги.

А к дуракам нужно относиться не на «Вы», а на «ты». А мы же не такие..

Речь Рахта генералу и понравилась, и не понравилась. Не понравилась, потому что высшие чины постоянно говорили ему: ты. Он решил потыкать в Вышке, но попал в беду, так как не верно выбрал первый объект тыканья. Преподавателя английского языка Веронику Петровну, бывшую разведчицу, которую за все время разведслужбы наградили именным медным портсигаром.

Не знаем, что за разговор был у генерала с Вероникой Петровной, и как он протекал, но точно знаем и не раз наблюдали, что после этого разговора генерал, если видел шагающую по коридору бывшую разведчицу с папироской в зубах и с медным портсигаром, зажатым в руке и похожим на кастет, поворачивался спиной и заскакивал в первое попавшееся помещение. А однажды ему то ли померещилось, то ли привиделось от нервного напряжения, но он принял надвигающуюся на него Нину Евгеньевну, преподавательницу немецкого языка, за Веронику Петровну и заскочил в   лорингофонный кабинет, где на его беду Вероника Петровна вела занятия по английскому.

Что происходило в этот раз – мы в курсе.

Вероника Петровна разговаривала с генералом десять минут на английском. Гришин английским не владел, но он улавливал все тонкости интонации бывшей разведчицы и понимал, что единственно правильный ответ заключается в слове: понял, Вероника Петровна, все понял…

Мнение о себе, как о выдающемся полководце, бронетанковые войска которого наголову разбили войско генерала Гришина, Рахт подкрепил еще и мнением о невинной жертве, пострадавшей от рук неизвестных.

Невинная жертва в лице Рахта, невинный Олег, было что-то новенькое для слушателей, поскольку они придерживались точки зрения, что, если среди них и есть невинная жертва, то справедливо признать статус невинной жертвы за Гамбуржцем -разведчиком, которого вывезли из Германии по дипломатическим каналам в деревянном ящике.

Как рассказывал Гамбуржец, метки на ящике, где голова, а где ноги поставили, но перепутали, где его голова, а где ноги и ему пришлось все время стоять на голове вверх ногами.

Информация о невинном Олеге поступила от полковника. Оказалось, что Рахт через два дня после приговора Зорину заявился к следователю Ермакову, который раскручивал по партийному поручению дело Зорина об «убийстве» Малышева (слушателя Вышки), под видом пострадавшего, которого якобы ограбили неизвестные.

Не будем рассказывать, как встречают пострадавших в милиции, поскольку мы туда еще не попадали, хотя слышали, что высшие милицейские чины установили обычай для сотрудников по отношению к пострадавшим: хлеб отбирать, а соль оставлять.

Заметим только,   что следователь Ермаков, выслушав всхлипывающие слова Рахта об ограблении его незнакомыми, повел себя в высшей степени беспечно.

- Вы попали не по адресу, - сказал он, после слов Рахта о мифическом ограблении. – я рекомендую..…

Что хотел рекомендовать Ермаков, осталось тайной, потому что Олег не согласился с мнением следователя и отпечатал свой адрес ударом кулака в висок Ермакова.

Следователь, как и положено, завалился, а Рахт спокойно вышел, как и вошел.

- Тебя ж могли посадить, - говорили слушатели. – Или убить. Ты же в банду ментов пришел.

- Лучше сидеть за правду товарища, чем стоять за водкой для него, - флегматично отвечал Рахт, - да и вы зачем? По ресторанам и пивбарам шататься или друзей защищать?

- А как ты туда пошел?

-Ногами.

-Не боялся?

-Да я шел, шел и зашел.

- Ну, - Гамбуржец разводил руками, - я, брат больше тебя видел, но такого, как ты, еще не встречал. Тебя ни один детектор лжи не расколет.

Это был флегматичный и вялый Рахт? Что говорить об отношениях слушателей к Рахту, если сами преподаватели отдавали боевым заслугам Олега должное в виде отличных оценок. Даже в том случае, когда они спрашивали, а Рахт молчал.

Каким образом Ермаков догадался, что пострадавший был слушателем Вышки, бог его знает. Олега пытались привлечь к уголовной ответственности, но не тут то было. Все слушатели вместе с преподавателями во главе с Гамбуржцем утверждали: в день избиения Ермакова Рахт был на занятиях, никуда не отлучался и в то время, когда на висок Ермакова наносили адрес, он был в наушниках в лорингофонном кабинете.

В качестве доказательства была представлена оценка «пять», которую ему поставила Вероника Петровна за отличный рассказ на английском о туманном Лондоне.

Рахта попытались проверить на рассказе, но так как ни Ермаков, ни другие сотрудники милиции английский не знали, дело не выгорело.

- Они туманным Лондоном прикрываются, - орал Ермаков, - я же помню, как

Обрисовки точной ситуации он избегал, поскольку боялся, что слишком живые воспоминания могут уложить его на пол посильнее удара в висок, от которого у Ермакова покрошился волос и на виске образовалась лысина.

- Как же ты можешь помнить, - отвечал Гамбуржец, взявший на себя роль адвоката, - если сам утверждаешь, что пролежал целый час без сознания. Спроси у психиатра, может ли человек, потерявший сознание, помнить, сколько он времени пролежал без сознания. Я могу тебя на своей машине в Кащенко отвезти, чтоб ты поверил моим словам.

Полковник дружески трепал Ермакова по плечу и подталкивал его к двери. Кто знает. Если б полковник находился один на один с Ермаковым, может быть, он выбросил бы его из окна, а потом сказал бы: да откуда я знаю, почему он выпрыгнул из окна. Я ему такого приказа не давал

- Я помню, - надрывался Ермаков.

- Значит ты перед тем, как сыграть потерю сознания, засек время?

- Я не засекал.

Он показывал на лысину, которая была размером с кулак, но кому принадлежал кулак.

       Пробить словом полковника было невозможно. Ермаков, исчерпав все доводы, шел на крайний шаг. Он требовал сличить размеры кулака Рахта с размерами лысины. Сличили, но лысина оказалась гораздо больше кулака Рахта и укладывалась в размеры кулака Ермакова.

- Выходит, что я сам себя лишил сознания. Это ваш слушатель…

- Вот тут ты говоришь правду, - жестко замечал полковник, - он действительно наш.

PS. На встречах, которые мы проводим каждый год, Олег приезжает редко. Мы не спрашиваем: почему? Это не в наших правилах. Если посчитает нужным, то скажет, а если молчит, то тоже так нужно.