"На Новой Земле. Рассказ о зимовке". Отрывки.

                                          Солнце.

     Свет начал возвращаться ещё в конце декабря. Сначала просто над горами на востоке небо днём стало светлеть, голубеть, зеленеть; потом в зелёное снизу добавилось лимонно-жёлтое. Смотришь, а днём уже не ночь, а синие сумерки. Потом они стали сизыми, как голубиное крыло; и вот уже настоящий дневной свет вернулся. Сперва ненадолго; но свет всё ширится и ширится, как будто кто-то раздвигает руками чёрные стены ночи, и дневной проём становится всё глубже, всё объёмнее....

     А небо над горами разгорается, разгорается, переливается утром и вечером всеми цветами побежалости: раскаляет его невидимое солнце...

     И двадцать пятого января оно, наконец, явилось. Буквально на короткий миг; но это ведь уже начало! Это ведь уже красота!

     Солнце вернулось. Снег засверкал новыми искрами, и преобладают уже цвета янтарный, алый, розовый и золотой. Нобо же и воздух стали ярко-синими, как медный купорос.

     Заходишь с улицы в помещение, и если даже все лампочки горят, всё равно кажется, что темень; несколько мгновений ничего не видишь после ослепительно синего и ослепительно белого дня. Солнечные лучи проникают сквозь любые щели; на стенах - солнечные зайчики, на полу - тёплая лужа солнечного света. Кот Трактор любит нежится в этой луже; он даже хвостик свой ловит лениво, так его расслабляет.

     Солнцем подсвечены стены и крыша моего грота. Я больше не беру снег с потолка, сквозь него и так уже просвечивает что-то голубое. Я теперь делаю ниши в стенах, а они быстро зарастают ледяными сталактитами.

     Собаки забираются на свою лёжку только в пургу, а во все остальные дни гоняют по сугробам и зарываются носом в снег. Неужели они сквозь такую толщу пресных запахов чуют лемминга? Какой же совершенный нюхательный аппарат эти влажные чёрные пупочки - собачьи носы!

     На крыше огттаивают деревянные планки, и местами обнажился рубероид. Я устраиваюсь на одном таком островке, подстелив ватник, и собаки рядом. Голову кладу на тёплый бок одной из них, две другие под руками; а Трактор, котишка ревнивый, устраивается на моих ногах. И всех нас греет солнышко. Иногда я беру какую-нибудь книгу; но читать лениво, как на пляже.

     И вот смотрю однажды - снег в мелких крестиках птичьих следов. Ура! Пуночки прилетели! Вон я вижу одну... ещё одну... целая стайка! Ура!

     Затаяла верхушка одного из сугробов, и южный склон его подтаял, и я смотрю - а оттуда сухие былинки высовываются! А южный склон весь в зернистой сеточке, немного ржавой. И вот раскинулись такие же сеточки по южным склонам соседних сугробов. И вот по всему пространству тундры как будто бы зеркала разложили - блестят и переливаются солнечные сеточки, и отсвечивают голубым и золотым: это отражается в них небо. Сверкает бескрайнее снежное море; но до весны ещё плыть и плыть...

Поднимается позёмка, снег приходит в движение. Хочется под крышу. И правильно: собаки вон домой побежали, сейчас начнётся...

     Я спешу к себе, запираю двери. Начинается пурга. Снег снова восстал до неба, всё собою заслонил. Но сугроб у окна, оказывается, уже сильно осел, и на стекле сверху образовалась проталинка. Эта проталинка пропускает дневной свет. Сквозь неё я вижу пролетающие клочья снега. И что всего интересней - сквозь неё, преодолевая снежное течение, проходит солнечный луч, и на стене у шкафа дрожит солнечное пятно, а по нему струятся тени. Настроение поэтому такое, как будто нет никакой пурги, хотя мой дом качает, как корабль, и выйти из него нельзя, некуда; хотя снаружи слышен этот вой - то злорадный, то тоскливый, то яростный. Когда солнце - ничего не страшно. Наоборот, даже весело, отчаянно как-то - здорово, что пурга! Здорово, что воет! Здорово, что качает!..

      И приходит пурге конец. Всё улеглось, на улице морозно. Розово, злато-серебряно всё, всё янтарно и в синий объём помещено. Снег плотный, иней хрупкий. Пока вырубаю ступеньки, согреваюсь, мне жарко, но щёки всё равно твёрдые и туго обтянуты кожей, потому что мороз. Свет от солнца волнами, кольцами - с неба до самого нашего донного мира, заросшего розовыми кораллами инея. Солнце побеждает, иней начинает опадать, осыпаться. Снова появляются зеркала-сеточки на сугробах, снова оттаивают на крышах островки рубероида. Беру ракетницу, зову собак, иду гулять за взлётку или в сторону Белушки.

     Бульдозер чистит дорогу, сдвигает сахарные глыбы, его тарахтенье звучит красиво - свежо, и бодро, и чисто.

     Чужая стая собак справляет свадьбу. Они грызутся, шерсть клочьями. Побеждённые жалко визжат и поджимают хвосты. Мои собаки туда не идут и вообще от меня не отходят: здесь чужая территория, и свадьба не своя, чужая...

     Возвращаюсь с прогулки, а дома моего не узнать: сугроб настолько осел, что уже не достаёт до крыши. И с гаражом то же самое, и с помещением нашей кухни-столовой. И вон верхняя часть цистерны видна, со знакомым пятном ржавчины. Работает солнце, да как быстро работает!.. Пуночка мимо летела, что-то пискнула мне - и дальше, быстрая в полёте, точно пулька....

      Солнце работает. Ночная темнота отступала, отступала понемногу, и вот её уже не стало совсем. Солнце теперь и на ночь не уходит.

     Я люблю этот свет солнечной ночи; он не такой дерзкий, как днём, а какой-то задумчивый, тихий. Но с крыш всё равно всё каплет да каплет, и нарастают сосульки.

     Сижу на крыше, как на плоту, собаки рядом. Плыву куда-то сквозь зеркальные снега, сквозь синеву весеннего воздуха. Пуночки прыгают на снегу, раскрывают свои крылышки, изящные, как у бархатных китайских птичек, которыми мы играли в детстве. Отсюда видны уже и кусочки оттаявшей земли - бугорки, а где и целые гряды. Но дойти до них трудновато: снег-то рыхлый теперь, проваливается, а в сугробах глубоко... Хочется землю живую потрогать, да, видно, надо ещё подождать. Ничего, теперь уже скоро! Monte video!