Почему Сирия добивается фрагментации Турции

“Сирийские притязания на часть Турции являются одним из многих тлеющих фоновых конфликтов региона, конфликтов, которыми Ближний Восток буквально нашпигован (достаточно вспомнить об иракской претензии на Кувейт, в качестве “девятнадцатой провинции”). Турция и Сирия взяли курс на конфронтацию, и для Дамаска это может иметь самые зловещие последствия”.

На протяжении многих лет отношения Турции и Сирии характеризовались как “наихудшие из возможных” между двумя соседними государствами. Существующие противоречия в нескольких критически важных областях лишь усиливаются. Годы споров и отсутствия переговорного процесса наполнили эти противоречия взрывоопасным потенциалом.

У режима Асада есть три главных претензии к Турции: он претендует на турецкую провинцию Хатай, он хочет прекратить турецкий контроль над водами Евфрата, и он боится членства Турции в НАТО.

Со своей стороны, турки страдают от сирийской контрабанды, и, в еще большей степени, от поддерживаемого сирийцами терроризма.

Сирия требует “возвращения” провинции Хатай (Александретта, Искандерун). Провинция была передана туркам накануне второй мировой войны контролировавшими Сирию французами. Ни одно правительство Сирии не признало законности этого договора. Каждый вечер во время трансляции прогноза погоды сирийским государственным ТВ, Хатай показывается как сирийская территория. Каждый год сирийский представитель в ООН требует возвращения Хатай. Кроме Хатай, сирийцы иногда демонстрируют желание “получить обратно” территории (по площади несколько превышающие Англию), лежащие к югу от гор Таурус. Эти территории стали частью Турции в 1921 году – опять-таки, в результате франко-турецкого соглашения.

Несмотря на то, что эти претензии кажутся теоретическими, анахроническими и нереализуемыми, они лежат в основе многих аспектов сирийской внешней политики, и, прежде всего, в основе сирийской кампании терроризма. Турецкий журналист Али Ончу сформулировал многолетние территориальные турецкие страхи следующим образом: “Сирия поддерживает антитурецкую активность с тем, чтобы добиться фрагментации Турции и аннексии Хатай”.

В ноябре 1989 года было завершено строительство “Дамбы Ататюрка” – пятого по величине подобного сооружения в мире. Турки получили возможность контролировать поток Евфрата, контролировать, сколько воды попадет в Сирию и Ирак. До строительства дамбы из Турции в Сирию попадало 850 кубометров воды в секунду. В 1987 турки взяли на себя добровольное “обязательство” – поставлять в Сирию минимум 500 кубометров в секунду, и данное обязательство они, более или менее, выполняют.

Несмотря на это, сирийское правительство винит турок в том, что их контроль над Евфратом является причиной множества энергетических и сельскохозяйственных проблем в Сирии.

В любом случае, турки располагают уникальным рычагом давления на Сирию, и технически в состоянии лишить ее значительного, и, возможно, критически важного количества воды. Многие турки идут еще дальше, и говорят, что не понимают логики, согласно которой они должны платить за арабскую нефть, в то время как арабы “получают нашу воду бесплатно”. Сирийцы пытались осуществить диверсии против дамбы ( в декабре 1988 были захвачены 11 членов Курдской Рабочей Партии, намеревавшиеся взорвать плотину, и косвенные доказательства указывали на участие Сирии), но не преуспели в этом деле. Любопытно, что в зеркальном отражении водного конфликта на другой границе – с Израилем, сирийцы, в буквальном смысле, говорят турецкими выражениями. Вице-президент Хаддам заявил: “Вода, происходящая из сирийских источников – сирийская вода”.

Членство Турции в НАТО, в период существования СССР, и, соответственно, советско-сирийского альянса, поставило оба государства по разные стороны баррикад. Режим Асада всегда подозревал и продолжает подозревать, что Анкара (как и Иерусалим) “выполняют прямые приказы Вашингтона”.

Туркам не нравится транзитная роль в контрабанде наркотиков из долины Бекаа в Европу, которая отведена им нелегальной активностью сирийского государственного аппарата. В июле 1990 года в Конгрессе США прошли слушания о законопроекте по введению эмбарго против “гангстерского государства Сирия”. На слушаниях были оглашены следующие факты: в долине Бекаа выращивается до 80% потребляемой в мире марихуаны. При активном сирийском содействии начата культивация опиумного мака. Прибыль от продажи наркотиков, выращенных в Ливане, составляет около 4-6 миллиардов долларов в год. Из них минимум 1 миллиард получают сирийские военные и разведка. Этими деньгами оплачивается покупаемое в СССР современное вооружение, включая баллистические ракеты и реактивные истребители. За процессом выращивания и контрабанды наркотиков наблюдает лично шеф сирийской военной разведки генерал Гази Кенаан.

За годы сирийской оккупации доля пахотных земель, отведенных в Бекаа под выращивание наркотиков увеличилась с 10 до 90%. К середине 80-х более половины марихуаны и гашиша, перехваченных в Западной Европе , происходили из Бекаа – и поставлялись через Турцию.

До создания сети заградительных сооружений вдоль 800-километровой границы с Сирией, даже сельскохозяйственная контрабанда представляла для турок серьезную проблему. Сирийские фермеры, пытаясь избежать высоких сирийских тарифов, иногда перегоняли на турецкую территорию целые стада коров. Сирийский демпинг бил по интересам турецких сельскохозяйственных производителей.

Но самым важным и самым большим противоречием между двумя государствами, с точки зрения турок, является поддержка сирийцами курдского терроризма. С момента провозглашения турецкой республики курды периодически бунтовали. Бунт приобрел организованный и системный характер после того, как в 1974 году Советский Союз создал и начал финансировать марксистско-ленинскую Курдскую Рабочую Партию (РКК). Целью являлось создание марионеточного сепаратистского режима в восточной Турции. К началу 80-х террористическая деятельность РКК превратилась и остается главной угрозой внутренней стабильности Турции.

В 1979 году глава РКК Абдулла Оджалан обратился за помощью к Хафезу Асаду, и эту помощь он получил. В 1980 Оджалан фактически превратился в сирийского вассала. Его деятельность контролировали братья Хафеза – Джамиль и Рифат (последний также надзирал за ливанской наркоторговлей и контрабандой). Оджалану были предоставлены трехэтажный особняк в Дамаске, бронированный Мерседес и охрана из вооруженных сирийских курдов. Турецкая разведка в 1983 утверждала, что “подразделения РКК возглавляют сирийские офицеры” и оценивала количество сирийских участников в боевых действиях на территории Турции в 300-500 человек. РКК превратилась в филиал сирийского государства, получая от него оружие, боеприпасы, деньги, жилье и фальшивые паспорта.

В 1982 РКК продемонстрировала свою лояльность в боях с израильтянами на территории Ливана. Тренировочные лагеря в Ливане были потеряны, но сирийцы компенсировали РКК крупным лагерем в долине Бекаа. К 1984 году РКК “потеряла всякую оперативную свободу и была вынуждена согласовывать все свои действия с сирийской разведкой”.

С точки зрения Сирии, проблема Евфрата и проблема поддержки курдов и РКК тесно связаны между собой. Асад рассматривал РКК как свой козырь против козыря турецкого – воды. С точки зрения турок, эти проблемы никак между собой не связаны. Раздел воды является предметом типичного дипломатического торга, в то время как проблема курдов – государственным терроризмом. До 1987 года сирийцы вообще отказывались признать тот факт, что Оджалан находится на их территории. В 1987, когда турецкая разведка предоставила им домашний адрес Оджалана в Дамаске и подробности его передвижений, Сирия была вынуждена начать процесс переговоров. В теории он закончился подписанием Протокола Безопасности, в котором стороны обещали взаимное прекращение поддержки террористических групп. На практике Оджалана переселили в другой дом, а курдские тренировочные лагеря перенесли из Бекаа, где они могли подвергнуться нападению турецких коммандос, на территорию Сирии.

Все вышеописанное относится к началу 90-х годов – периоду, когда человечество жило в мире, весьма отличавшемся от привычного нам. Никто еще не слышал о “Талибане”, мало кто мог вообразить американскую оккупацию Афганистана или Ирака, поимку того же Оджалана или свержение режима президента Мубарака в Египте. Тем не менее, в перспективе, следующая цитата из Даниэля Пайпса, датированная 1996 годом, представляется пророческой: “Несмотря на интенсивность конфронтации с Израилем, немедленный всплеск враждебности между Сирией и Турцией представляет собой немедленную опасность. Оцените разницу: Конфликт с Израилем – старый, и давно проигранный Дамаском. В военном отношении, сирийцы не могут ждать на этом фронте победы. В то же время, конфликт с Турцией развивается по нарастающей, и новые проблемы (вода и поддержка РКК) наслаиваются на старые (претензии на Хатай). Сирийские притязания на часть Турции являются одним из многих тлеющих фоновых конфликтов региона, конфликтов, которыми Ближний Восток буквально нашпигован (достаточно вспомнить об иракской претензии на Кувейт, в качестве “девятнадцатой провинции”). Турция и Сирия взяли курс на конфронтацию, и для Дамаска это может иметь самые зловещие последствия “.

По материалам:

Daniel Pipes. Syria beyond the Peace Process. Washington Institute Policy Papers. Number Forty. 1996
Gary C. Gambill. Middle East Quarterly Syria after Lebanon: Hooked on Lebanon. Fall 2005

THE WORLD’S LARGEST DRUG FIELD — (BY DENNIS EISENBERG) (Extension of Remarks – July 27, 1990) US Congress