Социализм(типа СССР) vs Капитализм. Продолжаем разговор.

Итак. Ту по прочтении первого выступления у многих возник вопрос.

А был ли Социализм в СССР и ест Капитализм в Российской Федерации.

И таки знаете что. Социализм это капитализм с расчетом между субъектами сугубо по затратам. Да да. Та самая затратная экономика.

а поскольку писать мне лениво далее.

Вот вам огрызок статьи князя Петра Алексеевича Кропоткина(чьим именем станция метро в Москве названа при псевдокоммунистах, при том что сами они его идейных сторонников под корень вынесли).

Как раз про суть государства в его экономическом обосновании.

""Накопление капитала зависит, таким образом, не от его способности поглощать прибавочную

стоимость (само понятие о прибавочной стоимости уже включает недодачу, т. е.
эксплуатацию), а от того, что рабочий поставлен в необходимость продавать свою рабочую
силу, зная очень хорошо, что он не получит всего того, что она произведет: что его интересы
не будут соблюдены, что он станет по отношению к покупателю рабочей силы в положение
низшее. Если бы этого не было, если бы миллионы обезземеленных и обездоленных, рабочих
не были вынуждены закабалять себя на невыгодных условиях, капиталист никогда и не мог
бы купить или нанять рабочую силу. Катковская партия крепостников и московских
фабрикантов только о том и хлопочет, как бы обезземелить крестьян и обратить миллионы
населения (вдесятеро больше, чем их нужно на все фабрики) в голодных и обездоленных
батраков, которых можно закабалить за грош. Отсюда следует, что для перестройки
существующего порядка нужно уничтожить саму его причину, т. е. самый факт продажи и
купли рабочей силы, а не одни его последствия, т. е. капитализм.
Рабочие смутно понимают это; все чаще и чаще они говорят теперь, что, если социальная
революция не начнет с захвата всех средств жизни, т. е. с «распределения», как говорят
экономисты, и не обеспечит каждому все необходимое для жизни, т. е. жилище, пищу и
одежду, то это будет все равно, как если бы ничего не было сделано. И мы знаем также, что
при наших могущественных средствах производства такое обеспечение вполне возможно.
Если же рабочий останется рабочим наемным, то он останется рабом того, кому вынужден
будет продавать свою рабочую силу — все равно, будет то частное лицо или государство.
Точно так же народный ум, т. е. сумма всех бесчисленных мнений, возникающих в головах
людей, предвидит, что если роль хозяина в покупке рабочей силы и в наблюдении за нею
возьмет на себя государство, то результатом этого явится опять-таки самое отвратительное
крепостничество. Человек из народа рассуждает не отвлеченностями, а прямо фактами
повседневной жизни. Он чувствует поэтому, что то государство, о котором болтают в книгах,
явится для него в форме несметных чиновников, взятых из числа его бывших товарищей по
работе, а что это будут за люди — он слишком хорошо знает по опыту. Он знает, чем
становятся отличные товарищи, раз они сделались начальством, и он стремится к такому
общественному строю, в котором настоящее зло не было бы заменено новым, а совершенно
уничтожено.
Вот почему коллективизм так-таки никогда и не мог увлечь народных масс, которые в конце
концов приходят к коммунизму, но к коммунизму, все более и более освобождающемуся от
церковной и якобинской окрасок сороковых годов, т. е. к коммунизму свободному,
анархическому.
Мало того. Оглядываясь назад на все то, что мы пережили за последнюю четверть века в
европейском социалистическом движении, я положительно убежден, что современный
социализм вынужден непременно сделать шаг вперед в направлении к свободному
коммунизму и что до тех пор, пока он этого не сделает, та неопределенность в умах массы, о
которой я только что говорил, будет задерживать дальнейшие успехи социалистической
пропаганды.
Мне кажется, что силою вещей социалист вынужден признать, прежде всего, что
материальное обеспечение существования всех членов общества должно быть первым актом
социальной революции. Но вместе с тем ему приходится сделать и еще один шаг, а именно
признать, что такое обеспечение должно быть достигнуто не при помощи государства, а
совершенно вне его, помимо его вмешательства.
***
Что общество, взявши в свои руки все накопленные богатства, может свободно обеспечить
всем довольство, под условием четырех или пяти часов в день физического труда в области
производства — в этом согласны все те, кто только думал об этом вопросе. Если бы каждый
человек привыкал с детства знать, откуда берется хлеб, который он ест, дом, в котором он
живет, книга, по которой он учится, и т. д., и если бы каждый привыкал соединять
умственный труд с трудом физическим, в какой бы то ни было отрасли производства,—
общество могло бы легко достигнуть этого, даже помимо расчета на упрощения в способах
производства, которые принесет нам более или менее близкое будущее.

В самом деле, достаточно подумать только о том, какое невообразимое количество сил
тратится в настоящую минуту задаром, чтобы представить себе, как много могло бы получать
всякое образованное общество, как мало труда потребовалось бы для этого от каждого
человека и какие грандиозные дела могло бы такое общество предпринимать — дела, о
которых теперь не может быть даже и речи. К сожалению, метафизическая политическая
экономия никогда не занималась тем вопросом, который должен был бы составлять всю ее
сущность, т. е. вопросом об экономии сил).
В кругу общественных наук есть, конечно, место для науки политической экономии. Но эта
наука, когда ее начнут разрабатывать, будет совсем непохожа на теперешнюю. Она займет
место физиологии общества. Физиология растений (физиология питания, размножения)
изучает, какими приспособлениями пользуются растения, чтобы достигать наибольших
результатов (сохранение особи и вида) при наименьшей затрате энергии; физиология
общества то же сделает для общества и, изучив эти приспособления и сравнив их с их
результатами, скажет: такие-то приспособления представляют наибольшую экономию
энергии при наибольшей жизненности особи и вида, а такие-то — безумную трату сил.
Такие-то не экономны, но полезны тем-то. Сочинять же метафизические трилогии насчет
развития общества и открывать законы, не подозревая даже условности всякого так
называемого закона природы,— значит делать то, что делали геология и физиология, когда
они еще не были науками. Оно, может быть, и нужно, только науки политической экономии
еще не существует.
Относительно возможности для коммунистического общества быть богатым, при нашей
современной, могучей технике, сомнения быть не может. Сомнение является только в
вопросе о том, может ли существовать подобное общество без полного подчинения личности
контролю государства и не требуется ли, для достижения материального благосостояния,
чтобы европейские общества принесли в жертву даже ту незначительную свободу, которую
им удалось, ценою стольких жертв, завоевать в продолжение нашего века?
Одна часть социалистов утверждает, что этого результата можно достигнуть не иначе, как
принеся свободу в жертву на алтарь государства. Другая же, к которой принадлежим мы,
думает, наоборот, что возможно достигнуть коммунизма, т. е. владеть сообща всем нашим
общественным наследием и производить сообща все богатства, — только путем уничтожения
государства, завоевания полной свободы личности, добровольного соглашения и совершенно
свободного соединения в союзы и в федерации союзов.
Этот вопрос стоит в настоящую минуту на первом плане, и на этот вопрос социализм должен
дать тот или другой ответ немедленно, если не хочет, чтобы все его усилия оказались
бесплодными.
Рассмотрим же его со всем тем вниманием, которого он заслуживает.
***
Каждый социалист легко вспомнит, как много предрассудков жило в нем в то время, когда он
впервые услыхал или подумал сам, что уничтожение частной собственности на землю и
капитал становится исторической необходимостью.
То же самое происходит в настоящее время с человеком, которому в первый раз приходится
слышать, что уничтожение государства с его законами, со всей его системой управления, со
всем его объединением точно так же становится исторической необходимостью, что
уничтожение капитализма невозможно без разрушения государства.
Эта мысль, бесспорно, противна всем понятиям, привитым нам нашим воспитанием —
воспитанием, которым (не мешает помнить) руководят в своих выгодах церковь и
государство.
Мы так много учились и читали о необходимости власти, так запуганы и боимся самих себя
(христианство) и еще более того «неразумной толпы» (история), мы так много наслышаны об
ужасах бунтов, беспорядков «хаоса», «анархии», что мысль безвластия нас пугает с первого
раза.
Но становится ли от этого мысль безвластия менее справедливой? И раз мы принесли уже в
жертву своего освобождения столько предрассудков относительно хозяина, собственности,
религии, — остановимся ли мы перед предрассудком государства?""

Ссылочка на один из оригиналов прилагается.