ЗАГРАНКА МЕМУАРИКИ

                                          ЗАГРАНКА  

Часть 6

окончание

     Погружаясь в воспоминания, не могу умолчать о нашей зарубежной алкогольной эпопее, которая из памяти выскакивает весело и задорно. Перефразируя классика, замечу: «И какой же русский не любит выпить?» Нет, я не скрупулезно об этносе. Я о тех, кто духом русским напитался. О тех, кто воспринял русскую бытовую культуру, в которой вращались и вращаются и татары, и евреи, и калмыки, да и все жители нашей многонациональной страны. Граждане других стран, прикоснувшись к нам, тоже быстро обучаются пить по-нашему. Алжирцы, не побывавшие в Советском Союзе, впечатляюще отличались от побывавших. Двух бутылок светлого пива (в Алжире бутылочки по 350 миллилитров) вполне было достаточно, чтобы не побывавший напился в «хлам». Один наш шибко ученый доктор даже гадость сказал об алжирских людях. Будто бы у них отсутствует фермент, расщепляющий алкоголь – алкогольдегидрогеназа. Но мы быстро охаяли выпендрежного доктора, засыпав его многочисленными примерами. В критику этого лжеученого я тоже внёс свою лепту.

У меня был приятель Хамид. Жену Хамид имел русскую. Из Киева вывез. Там он учился в Политехническом. Воспитанный на украинском самогоне, этот человек мог за вечер принять на грудь триста граммов водки и идти спокойно домой. А если и пошатывался, то слегка. Для не получившего образования в СССР - доза смертельная.

Под такими убийственными аргументами заумный доктор как-то сник и больше не интересничал.

   А вообще, Алжир страна хоть и светская, но мусульманская. Пьянство властями не приветствовалось. Больно религиозные граждане в рот не брали совсем. Но такого запрета на выпивку, как в странах ортодоксального ислама в Алжире не было. В Аннабе пиво можно было купить свободно. В нескольких магазинах продавались две марки прекрасного местного вина: «Президентское бочковое» и «Шелуха лука». В центре города был единственный магазин, где по заоблачным ценам можно купить крепкие напитки: водку, коньяк, виски и др.

Возвращаясь из отпуска, мы тащили с собой сумки с несколькими бутылками спиртного. Но что такое несколько бутылок на целый год? Поэтому среди совьетиков был чрезвычайно популярен напиток под названием «синюха».

   История его весьма занимательна и заслуживает отдельного рассказа.

Я, конечно, не застал того удручающего бытия, когда хотелось выпить, а нечего.   За несколько лет до моей командировки советские специалисты страдали от тотальной трезвости. Но что интересно? Спирта в каждом врачебном кабинете было хоть залейся. На каждом столе стояла пол-литровая пластиковая емкость. Сверху пробочка с врезанной в неё изогнутой трубкой. Нажимаешь на бутылочку и спирт льётся тебе на руки. Дезинфицируйся, пожалуйста. Лей сколь душе угодно. Одна загогулина: был он голубого цвета. И хоть жажда иногда мучила, но пить боялись.

Однако счастье, как и несчастье, приходит неожиданно.

Госпиталю Ибн Рош потребовался врач лаборант. Своего не было. Запросили нашего через Минздрав СССР. И вскоре по контракту в госпиталь прибыла Мария Феоктистовна. Среди коллег просто Мария. Среди фривольных друзей и приятелей Маня.

Умные мысли тоже приходят неожиданно. Однажды хирурги, выйдя из операционной, сели пить чай. День клонился к вечеру. Усталая плоть навевала скуку. Эх! Выпить бы по рюмашке! Так нечего. И тут один, как потом оказалось самый умный и говорит: «Мужчины, слухайте сюды. Давайте Маню попросим. Пусть анализ сделает. Может этот спирт пить можно. Ведь сколько добра пропадает!»

Против и воздержавшихся не было. Сто граммов голубого алкоголя отправили Марие на анализ.

Прошло два дня перенасыщенных тревогой, надеждой и нетерпением. И вот он, этот памятный исторический день наступил.

После работы на квартиру к Мане двинулась представительная делегация.

   «Маня, ну что?»,- разом выдохнули делегаты, едва она открыла дверь. Но лицо лаборантки оставалось непроницаемым.

«Проходите, ребята. Садитесь. Кофе хотите?»

«Маня, не тяни. Давай, оглашай приговор».

И тут Маня рассмеялась. С чисто Райкинской интонацией она повторила его знаменитую фразу: «Дураки вы все тут!»

Тщательно проведенный анализ показал: представленная жидкость не что иное, как чистейший медицинский спирт.

Цвет неба ему придают пару капель метиленовой сини, которую лукавые арабы добавляют, для отпугивания алчущих. Простой антисептик. Даже полезный.

«А если вы такие интеллигентные пижоны,- сказала Маня,- то добавьте в спирт ампулу аскорбиновой кислоты или выдавите туда лимон. Голубизна исчезнет мгновенно, и ваш спирт станет прозрачным, как горный хрусталь».

После такого исследования века захотелось процитировать вождя всех народов: «Жить стало лучше, жить стало веселей».

Междусобойные праздничные «огоньки» проходили резвее. В них появился кураж. Зажигательнее звучала гитарная музыка, а песни громче и артистичней. Искусные совьетики создавали великолепные напитки. В спирт добавляли аскорбиновую кислоту и немного глюкозы. Для мягкости. Разбавляли дважды дистиллированной водой и настаивали на лимонных корочках. Иногда на апельсиновой цедре. Практиковали и на ореховых перемычках. Получался напиток благородного коньячного цвета. Изобретали ликеры при помощи яйца, молока, ванили или корицы. Всё это великолепие я уже застал. А легенд о мрачных временах удручающей трезвости наслушался вдоволь.

Очень любили захаживать к нам на «Огоньки» тонные работники консульства. Не гнушались. На халяву выпить они умели. Важный консульский парторг, пугавший нас карами за пьянство при первом визите, сам отнюдь трезвенником не был. Я даже удивлялся, как он мог держаться на ногах после двух двухсотграммовых стаканов «синюхи». Очевидно, в ЦК КПСС слабаков не держали.

Так оно всё шло. И хоть с оттенком лицемерия, но всё равно хорошо и благостно.

Возврата к суровым «досинюшным» временам, казалось, ничто не предвещало.

Но вдруг в размеренную и приспособленную жизнь советских контрактников врывается антиалкогольный указ.

Вначале все вздрогнули, но потом испуг, как горячий чай, стал постепенно остывать. Никто тогда не думал, что указ, словно   молодой дракон, вырастет, станет ужасным и безжалостным. Никто не предполагал, что над шеями нашими повесят Дамоклов меч на конском волосе.

Минуло пару месяцев. Как назло в этот год созрел невиданный урожай винограда. Цены на него упали до символических значений. Один наш графоман и любитель выпить даже стих написал, где говорилось, что виноград чёрен, как поцелуй Иуды и сладок, как плотский грех.

   Стали его совьетики закупать в большом количестве для производства домашнего вина. Несмотря на указ, в каждой квартире в трехлитровых банках квасился, пускал пузыри полуфабрикат. Кто-то производил сухое. Врачи варганили крепленое, добавляя в напиток толику спирта. Придумывали разные названия: «Красное алжиро-советское», «Горбачевское полусладкое», «Лигачёвское сухое» и пр.

Конечно, указ мы к сведению приняли, но особо не заморачивались, поскольку репрессий ещё не было. Но, по-видимому, из Москвы пришло однажды строжайшее указание об усилении антиалкогольной работы, принятии строгих мер и пр.

И грянула она, знаменитая и ужасная планерка в консульстве. В вечерний час, когда огромное рыжее солнце медленно погружается в море, все руководители советских контрактников были приглашены в это серьезное учреждение. Сам консул выглядел торжественным и наигранно возмущенным. Вот он встаёт из-за стола. В руке его подрагивает листок бумаги. Звенящим голосом консул говорит о том, что в среде советских коллективов наблюдаются случаи пьянства.

Он сообщает нам страшное. Оказывается, технически подкованные наши контрактники- металлурги сооружают самогонные аппараты и опустились до того, что стали гнать самогон из фиников.

«Я всё про всех знаю»,- прищурив глаза для пристальности взгляда, пугающе продолжает консул.

«Я даже знаю, чем каждый из вас завтракает. Должность у меня такая всё знать. Знаю, кто и сколько заготавливает вина. Предупреждаю: меры приму самые крутые. Будут неожиданные летучие проверки. И, не дай бог, найдём у кого-то бутылку вина и дважды не дай бог самогонный аппарат. Вышлем из страны в двадцать четыре часа. Приказываю: всё заготовленное вино немедленно уничтожить. Руководители групп персонально ответственны. На следующей планерке мне доложить о выполнении».

Затем он стал поднимать с места каждого и, заглядывая в листок, спрашивать:

«А скажите, товарищ Рябкин: сколько вина заготовили ваши люди?»

Металлург Рябкин, с добродушным и лукавым лицом запорожского казака, напустив на лицо испуг и смущение,

что-то невнятно промямлил.

«Плохо, Павел Егорович. Я знаю, а вы не знаете. На следующей планерке мы с вами сверим цифры». Так он поднимал каждого. Сейчас я понимаю, что консул блефовал. Но тогда нам казалось, что он чертовски осведомлён. Это пугало и настораживало.

Расходились мы, преисполненные печали. Вино пришлось выливать. Тот же поэт-графоман написал проникновенные строчки. В них говорилось, о том, что по пыльным щекам алжирской земли текут красные слёзы, оставляя на земле винные бороздки, похожие на свежую кровь. Глядя на них, хочется плакать и материться.

Врачи, правда, испугались не очень. Кто-то хорошо припрятал бутылки в укромных домашних местах или хранил их у соседей арабов. И те к нашей беде отнеслись с пониманием. Кто-то, вообще, вино, как напиток не уважал, а пробавлялся исключительно «синюхой». Не тот градус видите ли. К спирту же не придерешься. Расходный медицинский материал. Для растирки, к примеру. Для постановки банок при простуде. Для протирки задницы перед инъекцией. Да мало ли?

За всё суровейшее время антиалкогольной кампании, насыщенной репрессалиями, медицинские круги не пострадали. Зато среди других потери наблюдались впечатляющие. Металлурги попадались на самогонных аппаратах. Другие контрактники, не сумевшие скрыть несколько бутылок вина, были высланы с ужасающей характеристикой.

Советский консулат зверел. Могли неожиданно зайти поздно вечером в квартиру и устроить настоящий шмон. Вице-консул, которого мы прозвали Рекс, любил приблизиться к нам, как бы невзначай, и втянуть носом воздух, надеясь учуять пары спиртного. Иногда ловил. И тогда ты становился подозрительным. Соответственно кандидатом на вылет из страны. Тебя с этого момента пасли.

Могли неожиданно нагрянуть в квартиру и устроить обыск.

Такими глупостями, как права человека, голову себе никто не забивал. Это сегодня мы больно нежными стали. Дошли до того, что даже правозащитников в психушку уже не помещаем. А тогда всё было просто и сурово.

Нужно сказать, что среди сотрудников консульства попадались и приличные люди. Так с врачами дружил молодой дипломат Валера Хрипко. Его назначили ответственным за антиалкогольную работу. Коренной москвич. Хороший, а главное нормальный парень, не отягощенный советским идиотизмом.

А однажды в Алжире случился параллельный юбилей двух наших докторов. Одному исполнилось сорок, другому пятьдесят. Решено было это широко отметить. К событию готовились тщательно. Местным охотникам заказали кабана. Женщины изощрялись в выпечке. Сочиняли всякие фантазийные салаты. Мужчины коптили угря.

Особым деликатесом считалась у нас длинная мышца спины вепря, нафаршированная салом и чесноком, запеченная в духовке. Словом, стол ломился от всевозможной вкуснятины. А пока проходила сервировка, мы с Валерой, возбужденные от предвкушения, обесцвечивали и разбавляли спирт. Для окраса и разнообразия напитков были предварительно закуплены всевозможные сиропы.

Но, о ужас! Продегустировав пилотную порцию, мы ощутили страшную горечь. Стало ясно как день: арабы в благородный спирт стали добавлять хинин. Наконец-то, они догадались, что метиленовая синь нас уже не отпугивает. Да и сами они, те, кто дружил и общался с нами, употребляли греховную жидкость.

Вот это был удар! Сорокалетний юбиляр Серега заорал благим матом: «Нокаут, мужики!» У него в молодости был первый разряд по боксу.

«Господа, нам поставили мат»,- грустно заметил интеллигентный Гриша психиатр.

Вова терапевт, так тот вообще в адрес алжирцев выражался неинтернационально. Тоска и почти физическая боль, возмущение и разочарование в одном флаконе шарахнули этим флаконом по всем нам.

«Что делать? Что же делать?»,- кричал, обхватив голову руками, пульмонолог Леван. Страдая от безысходности, он как угорелый носился по квартире.

Положение было крайне серьёзным. На шик стола даже смотреть не хотелось. Женщины и те завяли.

И тут Валера Хрипко, тот Валера, кому консул легкомысленно поручил надзирать за любящими выпить, как-то неуверенно, вроде бы сам себя спрашивает: «А что если попробовать через «Родничок»? «Родничок» - это компактный фильтр для воды советского производства. Действующее начало – активированный уголь.

«Давай, друг!»,- разом выдохнули мы, и слабый огонёк надежды затрепетал в измученных сердцах. Домой Валера помчался так быстро, как тот лермонтовский Гарун, который «… бежал быстрее лани, быстрей, чем заяц от орла». Казалось, прошло мгновение и «Родничок» уже в наших руках. Затаив дыхание, пропускаем через него спирт.

Пробуем. Он чист, как помыслы святого и прозрачен, как бухгалтерия, не замешанная в коррупции. Из груди рвётся ликующее «Ура!» «Ура!» подхватывается всеми и сливается в такое мощное единоголосие, что дрожат стены.

   Юбилей удался.

Вместо эпилога.

После всех описываемых здесь событий, прошло не так уж много времени до развала Союза Советских Социалистических Республик. Это если по историческим меркам.

Великий и могучий, в чем нас всегда уверяли, рухнул с треском и в одночасье. Я, конечно, не историк, а всего лишь простой обыватель. Но мне почему-то кажется, что главную роль в исчезновении той страны сыграла не только экономическая извращенность советской власти, но и, всем опротивевший, идеологический идиотизм.

Такого тандема страна просто не вынесла. Тандемы вообще ни к чему хорошему не приводят.

Так я думаю