ПРЕДЧУВСТВИЕ ПАРТИЗАНСКОЙ ВОЙНЫ. Русские писатели против грядущей оккупации

  Оптимисты учат английский, пессимисты — китайский, а реалисты — "Калашников".

     Позднеперестроечная шутка

     

     Во времена Советского Союза так называемая "литература постапокалипсиса" отсутствовала как жанр не только благодаря усилиям цензуры — отнюдь: и "Мальвиль" Роберта Мерля, и "Почтальон" Дэвида Бринна, и "Город" Клиффорда Саймака, и "Марсианские хроники" Рэя Брэдбери дошли до советского читателя. Но воспринимать эту часть литературы как что-то большее, чем небезынтересные умственные изыски, пусть и прогрессивных, но буржуазных писателей, мешали сложившиеся в нашей стране социально-экономические условия. Да-да, та самая пресловутая и высмеиваемая так называемыми юмористами уверенность в завтрашнем дне.

     На Западе же постапокалиптика, начавшись с книг, полных гуманистического смысла, дум и тревог по поводу нелёгкой судьбы человечества, которое на излёте эпохи модерна осознало свою хрупкость на берегу бесконечного океана мироздания, и свою полную уязвимость перед любым реально значимым вызовом, будь то ядерный холокост, внезапная мутация гриппа, бунт шагающих роботов-убийц или вторжение инопланетных плотоядных растений, — так вот, начавшись с Брэдбери и Саймака, жанр очень быстро прошёл стадию первичной монетизации, и из пищи для ума особенно параноидально настроенных и чувствительных натур превратился в отстойник для литературных халтурщиков. Достаточно сравнить даже не книги, а тематические фильмы (которые, вообще-то, должны начинаться с появления сценария, а не с утверждения бюджета, как сплошь и рядом происходит сегодня в Голливуде и его всемирных окрестностях), за последние 30 лет, чтобы убедиться в том, что общее вырождение так называемой западной цивилизации коснулось и этой сферы.

     

     

     

     Впрочем, это логично. Субкультура "выживальщиков", появившаяся на Западе ещё во времена массового атомного психоза, спровоцированного постапокалиптической литературой 50-х годов, когда выяснилось вдруг, что следующая мировая война будет вестись не только в Европе ("В сущности, бомбардировка закончилась, как только самолеты, мчась со скоростью пять тысяч миль в час, приблизились к цели и приборы предупредили о ней пилотов. И столь же молниеносно, как взмах серпа, окончилась война. Она окончилась в тот момент, когда пилоты нажали рычаги бомбосбрасывателей", Рэй Брэдбери, "451о по Фаренгейту", 1953 год), — так вот, эта субкультура стала неотъемлемой частью индустрии развлечений западного мира, и именно она генерирует всё более и более идиотские сценарии "апокалипсиса". Эти бумагомаратели уничтожили Нью-Йорк более чем 70 способами уже более 400 раз — и, находясь вроде бы в здравом уме, хвастаются подобным "достижением" на своих сайтах.

     Интересно, что тут имеется своего рода ловушка — огромный пласт этой англоязычной макулатуры действительно формирует определённый стиль мышления и поведенческие реакции широких слоёв населения — например, США, — реакции, которые описываются одной фразой: "Человек человеку волк", — и уже сейчас приводят к ужасающим последствиям в момент каких-либо потрясений — типа отключения Нью-Йорка от электричества или разрушения Нью-Орлеана ураганом.

     Надо сказать, что подобного рода халтура не обошла стороной и Россию — что, собственно, и неудивительно. Интерес к постапокалиптике в России огромен, и увеличивается всё больше и больше по мере нарастания дальнейшей атомизации социума, деградации постсоветской инфраструктуры и прочих "радостей" последних двадцати лет. Да, конечно, кроме романов-однодневок, русскоязычные авторы создали даже несколько культовых произведений жанра — например, "Кысь" Т.Толстой, "Метро 2033" Д.Глуховского, серия S.T.A.L.K.E.R., — которые, несмотря на свои весьма сомнительные литературные достоинства, успешно продаются и имеют вполне массового читателя.

     

     

     

     Однако, как говорится, мейнстримом русской постапокалиптики являются книги совсем другого содержания, что оказалось некоторой неожиданностью.

     Несколько лет назад совершенно неизвестный ранее южноуральский писатель Беркем аль-Атоми просто перевернул жанр незатейливым сюжетом своей первой книги "Мародёр" — продажное российское правительство наконец-то сдало страну Западу, и на территорию Северной Центральной Азии (так политкорректно называется Россия, поскольку слово Россия запрещено) входит международный воинский контингент — для обеспечения контроля за ресурсами. От Москвы до Владивостока хозяйничают американцы и их прислуга самых разнообразных национальностей из бывших советских республик. Армия куплена и уничтожена, милицию перевешало население, стратегические объекты взорваны, всё что надо — заминировано. Местных жителей стреляют, как собак, все кому не лень, да они и сами друг друга не шибко жалуют. Главный герой книги, сам того не зная, исповедующий философию западных "выживальщиков", занимается спасением своей шкуры.

     Однако уже в следующей книге, "Каратель", он переживает духовное перерождение и из мародёра превращается в партизана. Можно как угодно относиться к Беркему, это сложная и порой противоречивая личность, но вывод из дилогии один — если завтра грянет, то отсидеться в тёплом подвале, набитом тушёнкой, не удасться никому.

     

     

     

     И как-то незаметно основной темой постапокалиптических романов, написанных в последнее время в России, стала тема окончательного обрушения нашего государства извне, тема военного вторжения НАТО и его прихлебателей, тема одинокого, атомизированного "россиянского" человека в условиях крушения России.

     Большинство авторов, пишущих в этой тематике, незнакомы друг с другом, но получается интереснейшая вещь: будь то "Эпоха мертворождённых" Глеба Боброва (оборона Донецкой республики), будь то Фёдор Березин с "Войной против НАТО" (украинские офицеры восстают против сдачи страны окуппационному контингенту НАТО), будь то Олег Верещагин с циклом повестей про повстанческую войну с контингентом НАТО на юге России, — все эти книги не просто нашли своего читателя, но и практически создали новую субкльтуру. Это западный "выживальщик" не знает точно, кого и чего бояться, Годзиллы или планеты Нибиру, и к чему готовиться, к пожару или к наводнению.

     Наши "выживальщики" знают не просто имя грядущего Зла, но и как оно выглядит, во что одевается, какие патроны использует и на каких частотах обеспечивает себе связь. Постепенно, шаг за шагом, вне политики и поля зрения сильных мира сего, обрастая горизонтальными связами и неким подобием идеологии, схронами, запасами и "гладкостволом", эти люди, среди которых очень много отставных военных и силовиков, сами того ещё не осознавая, формируют не просто костяк грядущего Сопротивления, но и заранее сводят на нет все усилия "нового мирового порядка" по дезинтеграции русских как народа и мирового явления. Непокорные русские атомы ищут друг друга.

     

     

     

     Такое время — все кругом собаки,

     Из тысячи затылков, лиц и спин,

     Из мусора людского, из клоаки,

     Хороший человек всегда один

     Он любит жизнь, он смерти не товарищ

     Солдат и друг, судьбы покорной сын

     Он прошагает сквозь кошмар пожарищ

     И в новый мир войдёт как господин.

     Зазеркалье, "Песня о хорошем человеке"