Первое письмо
Теперь уж мне трудно будет восстановить в памяти давно забытые дни, недели и месяцы, тёкшие невпопад.
Казалось бы, никаких значительных событий не происходило вообще – всё оставалось совершенно ординарным – но моя претенциозная страсть таки делала своё дело: сохранялись тридцать девять листов рукописи...
Самое скверное, что я мог позволить себе много лет назад – выдумать героев, назвать их, и даже заставить говорить моим языком...
В действительности же всё происходило совсем иначе. А коль уж никак невозможно «как в жизни», приходилось сопровождать записками собственную тщету.
Да и выбор был странный, гадкий: к «корыту» пробиваться или слыть маненько того – сочувствием располагать? Уж чем только не довольствуешься из страха за собственные строчки, да из одинокой и редкой любви к самому себе – любви эгоистичной, исключительной – поневоле добровольной и последней?.. И к чему?
Не проще ли, не полезнее было написать хоть что-то, так похожее на известную нашу литературу?
Увы, жизнь у меня была другой: ногу подымешь, а поставить некуда... Значит, и строку обрывал на вранье...
Где-то есть, безусловно, грань... Есть человек и есть его продукт... Мозолить глаза можно и собой, и производным от себя.
Но как трудно быть кому-то нужным и, вместе с тем, делать хоть что-то нужное?..
***
Что может быть вздорнее жизни по настроению, что может быть нелепее поступков по настроению?
Ветер же гнал меня, отшвыривал прочь!.. Неуклюжий, изломанный и бесконечно длинный дом, гремел всеми девятью своими этажами. Тарахтела балконная рухлядь, бились рамы, взвизгивали стёкла. И бешеная благодарность взрывалась во мне...
***
Так начиналось моё первое письмо к тебе, Госпожа! А ныне не успеваю, не могу даже поздороваться. Да и к чему?..
Тех писем «живьём» уже нет и не будет – не может быть в том виде, в каком когда-то мы их перечитывали. Имея, быть может, самые благие намерения, я неоднократно их редактировал и они настолько утратили своё былое дыхание, что кажутся мёртвыми.
И если бы ты запросила те письма обратно, я бы снова поспорил с тобой, и захотел пояснить, что в своё время я их отнял у тебя по двум причинам.
(Скажу в скобках, что я намеренно оставил дипломат с папками на вокзале, потому что в самый последний момент, перед отъездом с перрона, окончательно понял, что пора уж кому-нибудь отнять их и от моей груди: сколько же я мог оставаться «кормящей матерью» моей одинокой Любви! Как видишь, не только отцы бросают своих детей).
Но что за причины две? Я считал и считаю, что слова мои были все безадресны, хотя понимаю вполне, что даже самые великие романы оставляли человека всё таким же и тем же. Глуп или счастлив любой, кто иначе думает.
Вот поэтому не хотелось мне знать и видеть, что строчки мои будут восприняты тобою по-своему, и всегда только по-твоему.
Вторая же причина заключена во мне самом: нет и не может быть оправдания упрямству, если оно настолько бесполезно.
Но как мне мерещилось (ты вспомни, только вспомни, Госпожа), как грезилось всё увидеть твоими глазами! Как желал я прочесть наши дни и мгновения! Что за дикий азарт владел мною? Что за будущее чудилось мне? Ты вспомни, только вспомни всё, Госпожа!..
И, быть может, однажды, в далёкое наше «однажды», устремимся и мы, летя вровень с забытой молодостью!
***
Бог спаси тебя, безродная стихия!
Воскликушествуй и возроди меня.
Охрани, Господь, ступни босые
В кутерьме и сумасбродстве дня.
Охрани, Господь, шаги иные -
Иноходцев, Боже, охрани...
Беспробудно пьяная стихия
Перечтёт нечаянные дни.
Охрани, Господь, наш старый вечер,
Дерзкий ветер, Боже, охрани...
Где она укрылась, не заметил?
Где душой пригрелась, подскажи.
Охрани, Господь, её сомненья -
От лукавства, Боже, охрани...
Моего презренного терпенья
Нет в её потусторонней лжи.
Старый вечер грел её неверно -
Ветер не догнал, не задержал...
А притворный полог тенью бледной
У постели в лоскуты играл.
Бог спасай тебя, безродная стихия!
Не испытывай и не кори меня –
Не суди за грех во дни лихие
В предрассветных тенях февраля...
***
А в степи, старой Донецкой степи, за перевалом, где теснятся коробки вытянутых девятиэтажек, и поныне властвует первобытная стихия.
Зовут за собой, шурша белым – не то дымом, не то паром – змейки-волны манного снега... Завихряются паутинной нитью ввысь, ссыпаются под ноги... Гуляет маленький колючий февраль!
Приходит и к нам наша запоздалая – ранняя, предранняя – весна! Только стужа везде – и холодные, хрупкие наши сердца всё никак не допоют бесславную свою песню...
Стоит село на взгорочке,
На взгорочке село,
Ах, дайте мне махорочки,
Гуляю веселО.
Хожу по ферме-фермочке,
Растащенной на печь,
В подсобке с моей девочкой
Теряем её честь.
Эх, старая подсобочка
По сдаче молока,
Все было тут по доброму,
Казалось на века.
Шофер Ванюшка-Ванечка
Грузил бидоны здесь,
И миловался с Манечкой,
Вдвоем теряли честь.
Но честным оказался он
И в жены ее взял,
А долга он афганского
Увы, не избежал.
На сельском на погосте
Могилка со звездой,
Осталась Маня с Костиком:
«Сынок, Ванюшка, твой»
Растит, не налюбуется,
Ну, копия отца,
С могилкою целуется,
Верна ей до конца.
Но время уж горбатится,
На месте не сидит,
Как вал девятый катится
На деревенский быт.
Свобода безоглядная,
Давай гуляй, дели,
Гармошечка двухрядная,
Еловые рубли.
Эх, доля деревенская,
Скотинушку за грош,
Да и война Чеченская,
За Родину – под нож.
И Костика у Манечки
Забрали в Гудермес
Могилка рядом с Ваниной
И на могилке – крест
Звезда да крест, да Манечка
Меж ними, как звено.
И вечером, и ранечко,
Уж так заведено.
***
Как время перегорбилось,
То взгорочек, то лог,
В АО теперь оформилось
На взгорочке село,
У фермочки, у фермочки
Разобран верх и низ,
А девочки – не девочки,
А поголовно – мисс.
Мисс Турция, Испания,
Мисс Катар, мисс БургАс,
И кастинг с выбыванием
У федеральных трасс.
И уж совсем не Манечка –
Увядшая вдова,
«Мой Костик и мой Ванечка»
Вот все ее слова.
Молчит село на взгорочке,
На сердце горячо:
«Налейте братцы водочки,
Я расскажу еще…»
***
Евгению Гусаченко — 04 мая 2011, 19:27
Хорошо пишете, мне нравится. И зрело, и интересно. Но (ещё раньше днями думал) какова точка приложения?. Мне как бы непонятно. Вы или примелькаться намереваетесь, либо оппонентов по себе ищете, либо попросту не уверены в чём...
Вот так двояко я Вас воспринимаю. К тому же – уж эти ники без фотографий!.. Чувствуешь себя так, будто за тобой подглядывают.
***
***
Евгению Гусаченко — 04 мая 2011, 19:59
Спасибо! Попробую. Правда, я с компьютером не в ладу – навыки минимальные. А отдельный Ваш профиль есть у нас на сайте?
***
***
Евгению Гусаченко — 04 мая 2011, 21:13
Спасибо большое. Найду – обязательно сообщу. Интересно познакомиться.
***
***
***
Александре Романцовой — 04 мая 2011, 21:40
Мне бы хотелось понимать, в связи с чем приведены здесь эти слова. И по поводу чего, тоже...
Я где-то подозреваю, что Вы ко мне неплохо относитесь, хотя я этим не так обеспокоен, как своим текстом. Поясню, что это моя вторая попытка поместить свой как бы прозаический текст. Это - проба. То есть, я задаюсь вопросом, насколько целесообразно мне взяться, скажем, за роман, вынося на суд множество и множество не до конца завершённых сцен?..
***
***
Александре Романцовой — 04 мая 2011, 23:01
Ваши извинения не принимаю. Это нужно было бы мне извиниться.
Хотелось бы поговорить об этом с Вами отдельно. Тема животрепещущая для меня вот уже с четверть века.
Я стихов не писал, и не поэт я ни в коей мере. А стихи у меня были "романные" – моё определение. Знаете, пишешь, пишешь текст – и вдруг начинаются стихи... Так что вопрос вопросов это для меня. Сейчас попробую выслать только Вам нечто нейтральное. И, если Вам заинтересует, попробуем продолжить разговор об этом.
Комментарии
Форма мне очень импонирует, как и манера изложения мыслей (хотя "охрани" и "подскажи", "охрани" и "лжи" - очень приблизительная рифма; конечно, мелодика сохраняется за счет того, что "подскажи" и "лжи" рифмуются, но уж очень далеко они отстоят друг от друга). Но много есть такого, что в мое понимание не укладывается (думаю, это изъян понимания) и поэтому кажется либо спорным, либо противоречивым.
Во-первых, насчет поступков и жизни по настроению. Есть люди, которые живут только так - и ничего, не худшие биографии порой получаются. И от самогО настроения многое зависит.
Во-вторых, не представляю, как можно безадресно писать своей любимой. разве что - если она есть только в мечтах. Но тогда и спорить с ней не приходится...
"Даже самые великие романы оставляли человека всё таким же и тем же" - это вопрос философский. По сути, человек вообще не меняется - но иногда под влиянием обстоятельств, стресса и пр. в нем открываются такие черты и возможности, которые в другой ситуации так бы и проспали до конца его жизни.
И насчет восприятия: каждый человек воспринимает всё по-своему, поскольку он не может быть точной копией или абсолютным двойником другого. Поэтому Она НЕ МОЖЕТ не воспринимать каждое слово на свой лад.
Комментарий удален модератором
А ведь Гамлет всё равно погиб, как бы Офелия его ни любила. Да и Прометей был закован в цепи.
Я думаю, что в данном отрывке предложено состояние Автора. Я действительно так и начинал своё первое письмо в феврале 77-го. В 90-х годах появился стих на основе тех первых строк письма: "Что может быть вздорнее..." Но так полагал только я. Последующая же, последняя стадия - это совсем другая вершина. Там отстранённость карабкается на вершину, на которой, хотелось бы так, и оставляет читателя, чтобы он
"Зимние сны для холодных рыб" - так будет называться этот роман (хотел написать "в письмах", но это не так). Жаль, что пишу я скандально, очень жаль. Но иначе мне не дано.
Сейчас рискну поместить начало. Только там фрагмент чересчур большой. Но, думаю, "съедят". Через минут десять-пятнадцать смотри. Всё станет намного понятней.
Что касается текста, то Любовь, даже если она одинокая, большая удача для человека, потому что огромному количеству людей так и не было дано познать это сладкое слово Любовь...
Спасибо тебе за чистые чувства твои.
В любом случае мне её видеть было нельзя, я бы избежал этого любой ценой. Иначе невозможно было бы написать книгу. Меня, я думаю, многие из пишущих поймут.