Бесплановая демократизация. Как быть оппозиции

Часто говорят о том, что оппозиции сейчас нужно сформулировать некий план действий как последовательность шагов, ведущих к общей цели. Такую постановку вопроса я нахожу наивной и не отражающей специфику оппозиционной деятельности в современной России. У власти находится довольно сплоченная группа. Ее цель состоит в том, чтобы власть удержать. Внутренние расколы в этой группе только намечаются. Оппозиция, напротив, по определению разделена на несколько групп, у каждой из которых не только собственные программные приоритеты, но – и это важнее – собственные интересы в борьбе за власть. Преодолеть такую раздробленность оппозиции невозможно. Более того, не нужно к этому стремиться путем построения некоего плана, рассчитанного на всю оппозицию.

Общая цель ясна и состоит в демократизации, то есть в создании власти, ответственность которой перед народом обеспечивается свободными выборами. Но последовательности практических шагов, ведущих к этой цели, могут быть совершенно разными для разных групп оппозиции. У одних лучше получаются мирные массовые митинги, у других – более конфронтационные разовые акции, у третьих – переговоры с теми или иными представителями правящей группы, у четвертых – просветительская работа в СМИ, у пятых – создание новых партий в рамках куцей политреформы, а еще у кого-то – критика режима в стенах подконтрольного ему парламента. Нужно понимать, что ни одна из этих форм борьбы не отрицает других.

То же самое касается и целей. На мой взгляд, нет ничего особенно наивного в том, чтобы требовать ухода Путина. В любой автократической системе автократ является центральной фигурой, и борьба против него во многом идентична борьбе против системы. Точно так же, совершенно неправильно было бы отказываться от требования роспуска нелегитимной Думы и от иных требований, выдвинутых митингами. Но могут быть и другие цели, связанные с демонтажем периферийных элементов системы. Понятно, что уход Путина может стать предметом переговоров с Путиным только в ситуации, сильно отличающейся от нынешней. Но я совершенно не понимаю, почему сторонник демократизации – прямо сейчас – не мог бы провести с Путиным переговоров по поводу предполагаемого «фильтра» на губернаторских выборах.

Элементарный факт состоит в том, что если одни не будут требовать ухода Путина, то у других решительно ничего не получится со снятием «фильтра». А зачем, собственно, Путину его снимать? Чем выше ставки на одном столе, где играют по-крупному, тем больше можно выиграть по мелочи – но без большого риска – на другом.

Многообразие оппозиции, на которое сам Путин и его сторонники постоянно указывают как на недостаток – это, на самом деле, ее сила. Для того, чтобы эффективно использовать эту силу, вовсе не обязательно создавать единую систему координации действий. Скорее, нужно то, что в Латинской Америке иногда называли «концертацией»: совокупность разных по практическим механизмам и непосредственным целям усилий, каждое из которых подталкивает ситуацию в нужном направлении.

При каких условиях может состояться «концертация»? Они очень простые. Увы, выполнение именно таких условий в истории России почему-то всегда сталкивалось с колоссальными трудностями. Во-первых, разные группы оппозиции должны воздерживаться от критики друг друга. За такой критикой обычно стоит не желание поправить в чем-то ошибающегося партнера и даже не обличить потенциального предателя (хотя риторическая оболочка обычно именно такая), а примитивное стремление монополизировать оппозиционное поле и, тем самым, отхватить самый лохматый кусок от шкуры неубитого медведя. Так вот, не надо этого делать.

Принцип должен быть один: воздержись от нападок на другого оппозиционера. Если он ошибается – лучше верить, что это добросовестное заблуждение, и мягко не соглашаться, чем сразу же приниматься за креативный троллинг, так хорошо усвоенный за годы прозябания в интернете. Оставьте это клиентуре Потупчик.

Во-вторых – и это вытекает из предыдущего – при всем своем разнообразии оппозиция должна иметь общую идентичность, иную, чем идентичность Путина и его группы. Демократическая оппозиция заканчивается как политический игрок ровно там, где для одних ее участников Путин лучше, чем Удальцов, для других – лучше, чем Навальный, для третьих – лучше, чем Немцов. Путин расставил эту ловушку давно и до сих пор использовал ее исключительно эффективно. Надо из этой ловушки выбираться: люби Путина меньше, чем оппозиционера, даже если собственная повестка дня этого оппозиционера тебе совершенно чужда. Если митинги что-то продемонстрировали с абсолютной наглядностью, так это то, что в борьбе за демократию можно пренебречь идеологическими различиями. Это не значит, что такие различия не важны. Это значит, что их можно и нужно оставить на потом.

И есть еще один принцип, который пока не слишком актуален, но в дальнейшем может приобрести ключевое значение. Если на пути к демократизации будут достигнуты хоть какие-то успехи, то в лагерь оппозиции начнут переходить фигуры, ныне предельно от нее далекие. Так вот, не отталкивай выходцев из правящего лагеря, даже если сомневаешься в их искренности. Психологически понятно негодование оппозиционера, который много лет терпел лишения в борьбе против режима, а теперь сталкивается с перспективой оказаться на одной площадке с персонажем, ранее отмеченным исключительно в сотрудничестве с этим самым режимом. Проявления весьма разнообразны – от обсасывания темы люстрации до освистывания «путинского министра» на митинге. Но если мы хотим демократии, то должны быть готовы не только стимулировать, но и принять раскол правящей группы.

Важно понимать: для Путина в России уже сейчас демократия. Причем именно такая, которая его полностью устраивает. У него нет даже слабых, моральных стимулов что-то менять. Зато у него есть очень сильные, вполне материальные стимулы оставить все на своих местах. Те «реформы», которые он может выдавить себя по доброй воле, будут неизбежно исчерпываться чем-то вроде возможности подать коллективную петицию по интернету. Практика показала, что на сколько-нибудь существенные изменения он может пойти только под давлением.

Чем шире фронт и разнообразнее формы этого давления, чем оно сильнее, чем более эффективно удастся сочетать радикальные и умеренные требования, тем лучше. Конечно, у каждого из участников движения должен быть свой план, связанный с его специфическими целями и интересами. Но демократизация по общему плану – это либо утопия, либо метафора для обозначения той финальной ее фазы, когда режим и оппозиция согласовывают «дорожную карту». В России до этой фазы еще не дошло. По большому счету, переход к демократии может состояться только как живой политический процесс, в котором ни одного игрока не ждет полный выигрыш. Зато они выиграют коллективно.

В сказанном здесь нет ничего нового. Принципы опробованы во многих странах, переходивших к демократии. Можно ли добиться изменений, если им не следовать? В принципе, можно, если очень повезет. Но результат может быть не очень хорошим. Смены режима, при которых в оппозиционных рядах преобладает взаимная нетерпимость, конфликты и мстительность, редко приводят к демократии.