Дрейф баржи Т-36 - подвиг четырех советских парней.

В январе 1960 года, в штормовую погоду самоходная баржа Т-36, стоявшая на разгрузке на Курильских островах, была сорвана с якоря и унесена в море. На её борту находилось четверо военнослужащих инженерно-строительных войск Советской Армии: младший сержант Асхат Зиганшин и рядовые Филипп Поплавский, Анатолий Крючковский и Иван Федотов.
49 суток провели эти люди в открытом море без воды и еды. Но они выжили! Умирающих от голода моряков, съевших семь пар кожаных сапог, спас экипаж американского авианосца «Кирсардж». Тогда, в 1960-м, им рукоплескал весь мир.



ПОБЕДИТЕЛИ ОКЕАНА
Весь мир знает о подвиге четырех. Беспримерный дрейф Зиганшина, Поплавского, Федотова, Крючковского стал синонимом крепости духа молодого поколения Советской страны. Мысли людей неизменно возвращаются к этому событию, и каждый стремится дать оценку тому, что произошло.
«Их эпическое мужество потрясло мир. Они не только солдаты Советской Армии, эти четыре парня. Они также — солдаты человечества», — сказал американский писатель Альберт Кан. «Россия рождает железных людей. Этими людьми нельзя не восхищаться», — заявил секретарь профсоюза итальянских моряков. «Это совершенно изумительная эпопея», — отозвался отважный француз доктор Ален Бомбар, автор известной книги «За бортом по своей воле». «В истории мореплавания — это единственный случай». «Их подвиг является прекрасным проявлением выносливости человека». «Это прекрасный пример для всех моряков мира». «Наряду с его героическим значением дрейф баржи с четырьмя воинами на борту представляет большой научный интерес». «Главное значение здесь имела нервная выдержка, их духовная сила, их товарищеская спайка, взаимная помощь и поддержка в трудные минуты. Они потеряли по 30 килограммов веса, ослабли физически, но не потеряли силы духа»…
Таких высказываний, идущих из самых глубин сердца, можно привести сотни.

Иван Федотов


Анатолий Крючковский

Филипп Поплавский


Асхат Зиганшин

Они не были пограничниками, эти ребята. Не были они и военными моряками. Они вообще не были моряками — служили в стройбате и занимались погрузочно-разгрузочными работами: принимали грузы на баржу и перевозили их на берег.
К ночи заштормило. Ночью подул шквалистый ветер. Он достигал 50-70 метров в секунду. Сыпал снег. Как вспоминал потом, через много лет, Анатолий Фёдорович Крючковский, «в считанные секунды поднялись огромные волны, нашу баржу оторвало от швартовочной мачты и Вздыбленный океан давай швырять её по заливу, как щепку». Пришлось спешно обрубить капроновый конец, соединявший «Т-36» с другой баржей, которую вскоре выбросило на берег. Началась борьба отважной четверки с разъяренной стихией… По радио поступило указание: укрыться от урагана в бухте. Тогда они предприняли попытку вместе с баржей выброситься на берег, но неудачно: только получили пробоину, которую тут же, в 18-градусный мороз, пришлось заделывать, да разбили рацию. Погас сигнальный огонь на мачте, сорвало антенну. Связь с берегом прекратилась. Волной смыло за борт бочонок с маслом для двигателя, а также ящики с углем для печки…
Их не разбило о камни, нет. Их просто вынесло в океан…
— Нас оторвало от берега и понесло в море, — наверное, в тысячный раз рассказывает он о тех невероятных событиях. — Бухта Касатка совершенно открытая, а погода на Курилах не шутит. Ветер 30-35 метров в секунду — там дело привычное. Но мы не очень расстроились, думали: день-два, ветер переменится, и нас пригонит к берегу. Такое с нами уже бывало.


Баржу уносило в открытый океан. И вот они одни среди студеных волн и непроглядной тьмы. Суденышко покрылось толстой коркой льда, задубела на холоде одежда. Асхат Зиганшин и Иван Федотов стояли за рулем, подменяя друг друга. Поплавский и Крючковский боролись с ледяной водой, которая затопила машинное отделение. По пояс в воде, в кромешной темноте они старались отыскать пробоину. А когда ее в конце концов удалось обнаружить и заделать, пришлось еще двое суток откачивать воду. Потянулись томительные дни, наполненные беспрерывной тревогой. Ветер дул с невероятной силой, по-прежнему вихрился снег.

Они еще надеялись, еще верили, что их все же скоро прибьет к берегу, к какому-нибудь островку. Не сомневались они и в том, что их ищут.
Разумеется, их искали… когда позволили метеоусловия. Но вот едва ли те поиски отличались особенной настойчивостью: мало кто сомневался в том, что судёнышко типа Т-36 выдержать океанский шторм было не в состоянии.
 Когда ветер чуть стих, взвод солдат прочесал берег. Были обнаружены обломки сметенного с палубы бочонка для питьевой воды и доски, на которых четко читалась надпись «Т-36». Путая фамилии и имена, командование ТОФ поспешило разослать родственникам «пропавших» телеграммы, с уведомлением об их гибели. Ни один самолет и корабль не был направлен в район бедствия. До сих пор открыто не говорилось, что причиной тому были не погодные условия, а совсем иные обстоятельства: в судьбу четверки солдат вмешалась глобальная политика.

А баржа «Т-36» вместе с экипажем бесследно исчезла. Ни Зиганшин, ни Федотов, ни Крючковский, ни Поплавский не знали, что их судно, выйдя из холодного течения Оясио, было подхвачено одним из потоков теплого течения Куросио, названного японскими рыбаками не без основания «течением смерти». Редко кому удавалось вырваться из плена «синего течения». Известны случаи, когда попавшие в Куросио японские джонки после многих месяцев дрейфа находили у берегов Мексики, Калифорнии, северо-западных берегов США. Даже рыбы и птицы не отваживаются пересекать «течение смерти».

На второй день дрейфа экипаж баржи «Т-36» продолжал бороться за живучесть судна. Приходилось постоянно скалывать намерзающий лед. Несчастные надеялись, что очередной вал не опрокинет плоскодонное речное судно. Спать было невозможно: волны перекатывали людей от борта к борту. Лишь на четвертые сутки дрейфа экипажу «Т-36» удалось немного поспать. Их лица и руки от ударов о стенки кубрика кровоточили, соль разъедала ссадины. Но это было полбеды.
Асхат нашел на барже номер «Красной звезды», в котором сообщалось, что в районе Гавайских островов — то есть как раз там, куда, судя по всему, несло баржу, проходят стрельбы — испытания советских ракет. В газете было четко сказано, что с января по март судам запрещено двигаться в этом направлении Тихого океана, поскольку весь район объявлен небезопасным для мореплавания. Значит, их искать тут никто не будет.



Зиганшин, проверив запасы продовольствия и воды, сказал: «Нужно экономить!..» Две банки консервов, банка жира, буханка хлеба и немного крупы, тоже в баночках, отыскалось ещё и ведра два картошки, но она во время шторма рассыпалась по машинному отделению и пропиталась мазутом — двухсуточный аварийный запас… Тогда же опрокинуло и бачок с питьевой водой, а к пресной воде для охлаждения двигателей примешалась вода солёная. — И мы начали экономить наши скудные запасы с таким расчетом, чтобы продержаться до марта, — вспоминает Асхат Рахимзянович. Да! вот ещё что: было несколько пачек «Беломора». Не поесть, так хотя бы покурить…
Они и курили. Папиросы у них закончились первыми. Очень быстро закончились тушёнка и свиной жир. Попробовали было сварить картошку, но не смогли заставить себя её съесть. Из-за того самого мазута.
Ещё через несколько дней та пропитанная мазутом картошка стала казаться им деликатесом… Оставшиеся продукты и воду решили строжайше экономить. Авторитет их командира Зиганшина был для всех троих непререкаем, ребята доверили ему самое главное: готовить еду и распределять порции. А он пытливо наблюдал за товарищами и постепенно успокоился: понял, что они выдержат любые испытания! Расчёт был — продержаться до конца объявленных ракетных пусков. Вначале на каждого в день приходилось по две ложки крупы и по две картофелины. Потом — по картофелине на четверых. Один раз в день. Потом — через день…
Пили ту самую воду из системы охлаждения. Вначале они её пили трижды в день, каждому по три глотка. Потом эта норма сократилась вдвое. Потом закончилась и эта вода, и они стали собирать воду дождевую. Каждому доставалось её по глотку раз в двое суток…
Последняя картофелина была съедена на другой день после праздника 23 февраля. Прошёл уже месяц их одиночества в океане. Баржу за это время унесло от их берега на сотни миль… И никаких продуктов у них больше не оставалось.
Почти полвека спустя Асхат Зиганшин вспоминал:
… Голод мучил всё время. Из-за холода крыс на барже не было. Если б были, мы бы их съели. Летали альбатросы, но мы не могли их поймать. Пытались делать рыболовные снасти, рыбу ловить, но и это нам не удалось — выйдешь на борт, волной тебе как даст, и ты быстро бежишь обратно… Я как-то лежал, сил уже почти не осталось, теребил ремень. И вдруг вспомнил, как в школе учительница рассказывала про матросов, севших на мель и страдавших от голода. Они сдирали кожу с мачт, варили и ели. Ремень-то у меня был кожаный. Мы его порезали мелко, как лапшу, и стали варить из него «суп». Потом от рации ремешок срезали. Потом думали, что у нас ещё есть кожаного. И, кроме кирзовых сапог, ни до чего больше не додумались…. Но кирзу так просто не съешь, слишком жесткая. Варили их в океанской воде, чтобы выварился гуталин, потом резали на кусочки, бросали в печку, где они превращались в нечто похожее на древесный уголь и это ели…
«А какая на вкус кожа сапог?» — спросили Анатолия Крючковского через полвека.

… Очень горькая, с неприятным запахом. Да разве тогда до вкуса было? Хотелось только одного: обмануть желудок. Но просто кожу не съешь — слишком жёсткая. Поэтому мы отрезали по маленькому кусочку и поджигали. Когда кирза сгорала, она превращалась в нечто похожее на древесный уголь и становилась мягкой. Этот «деликатес» мы намазывали солидолом, чтобы легче было глотать. Несколько таких «бутербродов» и составляли наш суточный рацион…
И ни один из них не мог знать, как скоро и откуда подоспеет помощь. А может быть, ее и вовсе не будет, помощи… Но не могли они предполагать, что их будет носить по пустынному океану сорок девять суток!



Они попали в тяжелое положение и твердо решили, что будут держаться до последнего.
Можно было бы еще раз напомнить, с какой теплотой и заботой относились они друг к другу, как поддерживали друг в друге бодрость и уверенность. Пересказывали содержание ранее прочитанных книг, вспоминали родные места, пели песни. Когда кончилась пресная вода, пытались собирать дождевую. Мастерили из консервной банки блесны, из гвоздей — рыболовные крючки, но рыба не ловилась. Охота на акулу также не увенчалась успехом.
Удивительно, но не то чтобы драк между ними не было — никто из них ни разу даже голоса на другого не повысил. Наверное, каким-то непостижимым инстинктом они чувствовали, что любой конфликт в их положении — это верная смерть. А они жили, жили надеждой. И работали, сколько им позволяли силы: стоя по пояс в холодной воде, мисками вычерпывали постоянно поступавшую в трюм воду.
Они голодали, страдали от жажды, постепенно стали терять слух и зрение.
Но даже в самые критические моменты человеческого облика они не потеряли.
Друзья не забыли, что 27 января Анатолию Крючковскому исполнился 21 год, и отметили это событие. Виновнику торжества была предложена двойная порция воды. Но Анатолий от двойной порции отказался. Только судорожный комок подкатил к горлу.
23 февраля члены экипажа поздравили друг друга с Днем Советской Армии и Флота. Обедать в этот день не пришлось, так как осталась всего лишь одна ложка крупы и одна картофелина. Ограничились перекуром, скрутив цигарку из остатков табака.
Теперь они двигались мало, так как ослабели до крайней степени. Кожа сапог, ремни — все пошло в общий котел. На вываренные кусочки намазывали технический вазелин и все это проглатывали.
Бывалые люди рассказывают, что в том положении, в котором оказалась эта четвёрка, люди нередко сходят с ума и перестают быть людьми: впадают в панику, выбрасываются за борт, убивают из-за глотка воды, убивают, чтобы поесть. Эти же ребята держались из последних сил, поддерживая друг друга и себя надеждой на спасение. На 45-е сутки дрейфа терпящие бедствие впервые увидели судно.
— Мы кричали, развели костер. Но нас не увидели…
Три раза видели они вдалеке пароходы, но никто не заметил сигналов с баржи, терпящей, бедствие.
Спасение пришло 7 марта, ближе к вечеру, когда жить им оставалось уже совсем немного: срок их жизни отмеряли тогда всего лишь три спички, да полчайника пресной воды, да последний несъеденный сапог.
На сорок девятые сутки дрейфа, совершенно обессиленные, они грелись солнечным днем на палубе.

 Спасение пришло к ним буквально с неба, в образе двух вертолётов Невдалеке — корабль, американский авианосец «Карсардж».

 Американцы с вертолета сбросили на палубу верёвки и… и наступила пауза. Асхат Зиганшин:
… Они кричат, а мы ждём, когда кто-нибудь из них на палубу спустится, и мы свои условия поставим: «Дайте нам продуктов, топлива, и мы сами до дому доберёмся». Одни вертолёты повисели, топливо кончилось — улетели. Прилетели другие. Смотрим — на горизонте огромный корабль появился, авианосец. Когда и у этих вертолётов топливо кончилось, они исчезли вместе с кораблём. И вот тут нам по-настоящему страшно стало. Так что, когда через пару часов корабль к нам вплотную подошёл, мы уже дуру не гнали. Я первый залез…
На авианосце «Kearsarge», им дали по мисочке бульона, а от большего ребята сами отказались. Асхат предупредил, что с голодухи много есть нельзя. Американцев поразило то, как они брали еду — каждый сначала заботливо передавал тарелку другому. Никто не тянул к себе. Именно за это команду баржи и оценили. Наблюдающие за истонченными от голода людьми поняли, что перед ними — настоящие герои.

Потеряв в весе «от 35 до 40 фунтов», (каждый день они теряли в весе почти по килограмму), ребята всё ещё могли, хотя и с большим трудом, стоять на ногах и даже самостоятельно передвигаться. Их сразу же переодели, покормили и отнесли в душ. Там Зиганшин попытался было побриться, но потерял сознание.
Очнулся он уже в лазарете, где увидел рядом своих товарищей, мирно спавших на соседних кроватях…

 Авианосец же тем временем взял курс на Сан-Франциско. Через три дня, когда наши парни отоспались и немного пришли в себя, на корабль прибыл специально вызванный с Гавайских островов переводчик. И первым же вопросом, который ему задал Асхат Зиганшин, был вопрос: «Что с нашей баржей?». Американцы охотно подтвердили своё прежнее обещание позаботиться о ней. (Разумеется, они заботились лишь о том, чтобы Зиганшин не волновался. Баржа давно была уничтожена, поскольку, с точки зрения американцев, она не представляла собой никакой ценности, а оставлять её на плаву и без присмотра было просто небезопасно).
После долгих недель одиночества, безысходности, отчаянного голода и жажды наступили для четырёх наших неизбалованных жизнью пареньков поистине счастливые дни. Они были под постоянным наблюдением врача, кормили их чуть ли не с ложечки и по специальной диете. Каждое утро их навещал сам командир авианосца, справлялся о здоровье. Зиганшин как-то спросил у него, почему авианосец не подошёл к барже сразу же, как только их обнаружили. «А мы вас боялись» — отшутился адмирал. Американцы, предупредительные и улыбчивые, сделали всё возможное, чтобы им на корабле не было скучно. Ребята не оставались в долгу и показывали американцам уникальный фокус: это когда троё обхватывают себя одним солдатским ремнём.

 Здесь придётся сделать небольшое отступление, чтобы напомнить читателям, что всё это происходилов 1960 году, в последний год президентства Дуайта Эйзенхауэра, в самый разгар «холодной войны». Когда через переводчика им сказали: «Если вы боитесь возвращаться на родину, то мы можем оставить вас у себя», — парни ответили: «Хотим вернуться домой, что бы с нами потом ни случилось»…
И пока баржа Т-36 совершала своё беспримерное океанское плавание, её загадочное исчезновение отнюдь не было у нас излюбленной журналистской темой. Ничего не зная о судьбе экипажа судна, компетентные органы тщательно проверяли версию о возможном дезертирстве четырёх военнослужащих. Их родственникам сообщили о том, что ребята пропали без вести, а места их возможного появления были взяты под наблюдение. Не исключалась также и версия о побеге всей четвёрки на Запад.
И это только на первый взгляд странным выглядит ответ Асхата Зиганшина на вопрос о том, какой же момент во всей этой их эпопее был лично для него самым страшным:
… Это были даже не 49 дней на барже. Настоящий страх пришёл после того, как нас спасли. Сначала я отходил дня три. Потом сел и задумался. Я же русский солдат. Чью помощь мы приняли? Из Москвы за нами тоже поэтому долго не ехали. Не могли решить, как с нами правильнее поступить. Очень тяжело было. Я чуть даже в петлю не полез…
Вот так. Кошмарные полсотни дней в океане, страшнее которых и придумать-то трудно, — а «настоящий страх» пришёл к ним в тепле и уюте американского авианосца. Такое было время.
О счастливом спасении всей четвёрки госдепартамент США известил советское посольство в Вашингтоне уже через несколько часов после того, как ребята оказались на борту авианосца «Kearsarge». И всю ту неделю, пока авианосец шёл к Сан-Франциско, в Москве колебались: кто они — предатели или герои? Всю ту неделю советская пресса молчала, а корреспондент «Правды» Борис Стрельников, связавшийся с ними по телефону на третий день их идиллии на авианосце, настоятельно посоветовал ребятам держать «язык за зубами». Они и держали, как могли…
К моменту прибытия авианосца в Сан-Франциско, взвесив все «за» и «против», в Москве, наконец, определились: герои они!! И статья «Сильнее смерти», появившаяся в «Известиях» 16 марта 1960 года, дала старт грандиозной пропагандистской кампании в советских средствах массовой информации. Разумеется, американская пресса стартовала ещё раньше. Отважной четвёрке была теперь уготована поистине мировая слава.
Сплоченность, скромность и отвага, с какой они пережили тяжкое испытание, вызвали по всему миру настоящий восторг. Встречи, пресс-конференции, доброжелательность и восхищение незнакомых людей. Губернатор Сан-Франциско вручил героям символический ключ от города.

Теперь мы знаем, что экипаж баржи «Т-36» совершил небывалый в истории мореплавания дрейф: в общей сложности маленьким суденышком пройдено около тысячи миль.