с сайта Новой газеты.

На модерации Отложенный

Мария Ватутина

Баллада  о  гинекологе  Грише (Реальная история)
 
1.
Военный госпиталь Мандрыки. Послевоенная пора.
Арбат — проезжий. Нравы дики. Дежурит Ирочка
с утра.
Герой наш, Гриша, — гинеколог. А всюду генералитет,
И гениталии у телок — каких во всем Союзе нет.
Наш Гриша — франтом и повесой прошел, поди ж ты,
всю войну.
И родом, кажется, с Одессы, и заприметил тут одну.
На утро запись: генеральши, одна майорша из ХОЗУ.
Весна! как много в этом фальши, когда по локоть ты
в тазу,
Когда ты в белом весь, как витязь, мечтаешь, стоя у
окна:
— Ну раздевайтесь и ложитесь… А это маршала жена.
И явно с гонором Венеры. Как это вписывать в графу?
Весной у Гриши тик и нервы. Вернулся к креслу: Точно.
Тьфу!
— Как «тьфу»? Куда ты плюнул, дурень?! — она кричит
с того конца.
У Гриши пот пошел по шкуре, но снизу вверх, и льет 
с лица.
Она себе сомкнула ноги, давай звонить в свой высший
класс:
Мол, плюнул… Подводя итоги, его сослали на Кавказ.
 
2.
Граница с Персией. Селенье, в котором женщины
в чадрах.
Он думал, отдан на съеденье: где гинеколог, где Аллах.
Но эти горские народы умом никто не разберет.
Его не съели. Но на роды никто не звал его. И вот,
Когда уже кавказский житель проел последние штаны,
Когда последний расширитель метнул в портрет
своей страны,
Когда от франтовства и славы остался пшик, и тот
с душком,
С советской боевой заставы за ним пришли: сержант
с дружком.
Над лесом лунным прободеньем страдала ночь, совой
крича.
Тропа стращала совпаденьем свинца, обрыва и врача.
Что оказалось: за границей, буквально в двух шагах, ютясь
В своем дворце с одной жар-птицей, иранский
проживает князь.
И этот князь навстречу вышел, вот эдак
 руки распростер
И молвит: — Гинеколог Гриша, ты, как пророк,
спустился с гор!
Жар-птица уж вовсю рожала… И Гриша князю бил 
челом,
Пока судьба его решала, как наградить его потом.
Князь отвалил ему за сына (князья не любят быть 
в долгу).
Григорий практику задвинул, жил на Лазурном Берегу.
И чтобы уж мораль подвесить, раз мы моральные внутри:
Он родиной пытался грезить — не получалось, хоть
умри.