Поворот на Восток и евразийство как беспочвенная крайность

Пишу эту статью в качестве товарищеской полемики с единственной надеждой, что поиск истины является главным побудительным моментом для всякого честного человека.

Уважаемый философ В.Ю. Даренский опубликовал статью «Великий поворот на Восток» с апологией евразийства и, в частности, идей его идеолога Трубецкого. Он начал свою статью с приветствия современной России, которая, по его мнению «начала великий исторический поворот на Восток, от которого в полной мере зависит её будущее: если этот поворот удастся, она вновь станет сверхдержавой».

В своём предыдущем «великом повороте», тогда на Запад, мы несколько веков хотели стать частью Европы. Потратили на этом пути много русских сил, считали себя ответственными за поддержание политического равновесия, переживали течение европейских дел, но так и не получили «равноправной» западной прописки.

Сегодня много говорят о новом историческом повороте теперь на Восток. По всей видимости, внезапно возникшее ощущение «бездомности» гонит некоторых интеллектуалов в противоположную сторону, но примерно с той же целью — получения новой прописки на Востоке, в Большой Евразии.

Такая задумка вызывает серьёзные вопросы. Да, западнический проект  поиска Россией своего места в Европе в целом был неудачен. Нам принципиально не хватало национального прагматизма при участии в европейских делах. И прежде всего потому, что многие в России не понимали или не хотели всерьёз принимать того исторического факта, что мы не являемся неотъемлемой частью Европы. Мы другие, и нам нужно строить свой мир, весьма запущенный за время западнических идеологических скитаний…

Разговорам о повороте на Восток сильно способствует откровенно русофобская обстановка, сопутствующая нашей освободительной операции на южнорусских землях. Запад почти в едином порыве противодействует нам в собирании русских земель. Восточные же страны в основном нейтрально, прагматично, исходя из своих национальных интересов, не хотят участвовать в западных санкциях против России. И не осуществляя большой помощи, предоставляют нам возможность играть первую скрипку в борьбе с гегемонией США.

В русском характере присутствует некоторая порывистость, склонность к резким и не всегда продуманным движениям. Черта, прямо скажем, не самая полезная при принятии взвешенных политических решений.

На протяжении русской истории нам неоднократно предлагалось заняться Востоком, в том числе и некоторыми европейскими политиками. В этом направлении развития есть много рационального для русской экспансии. В принципе, Россия в своей истории и так развивала свою территориальную систему политического могущества в направлении «от моря до моря», продвигаясь по рекам в сторону Тихого океана.

Конечно, чисто теоретическое разделение по Уральскому хребту русской территории на Европу и на Азию достаточно искусственно. Но это вовсе не значит, что вся Евразия, как материк, может стать жизненным ареалом для России. В Большой Евразии проживает более 5,4 млрд жителей в 99 государствах. Даже если мысленно вычленить из Большой Евразии Европу с её 50 государствами и 750 млн жителей, то в «оставшейся» восточной Евразии будет 49 государств и 4,65 млн жителей. Наши 146 млн — это капля в море, всего 3%.

Гораздо логичнее было бы «выделить на пространстве между Волгой и Енисеем от Ледовитого океана до самых южных граней государства особую культурно-экономическую единицу в виде Русской Евразии, не считать её никоим образом за окраину, а говорить о ней уже как о коренной и равноправной во всём русской земле, как мы привыкли говорить о Европейской России» (Семенов-Тянь-Шанский В.П. О могущественном территориальном владении применительно к России. Очерк по политической географии. Пг., 1915. С.17).

Но когда сегодня нам предлагают «великий поворот на Восток», то имеется в виду совсем другое. В разных евразийских конструкциях предложения конечно разнятся, но в целом предполагается нечто более гигантическое и интеграционное.

Во всех евразийских мечтаниях как-то забывается о наличии в любом движении «сопротивления материалов». Ведь как в Европе мы, по сути, столкнулись с принципом «Европа для европейцев», так и в Азии существует доктрина жёлтой расы «Азия для азиатов», в ареале ислама — территория Дар аль-ислам, где доминируют мусульмане. Да и мир буддизма, и мир индуизма тоже имеют свои границы.

Повернуть-то на Восток, конечно, можно попробовать, но встаёт вопрос: а у кого нам просить «восточную прописку», чтобы стать полноправными «азиатами»? У Китая, Индии, мусульманского мира, у буддийского? У всех вместе?

Евразийский Восток, пожалуй, ещё более разнообразен, чем евразийская Европа. По силам ли нам и надо ли тратить ещё несколько веков на поиски своего места на Востоке, затрачивая громадные силы, чтобы, скорее всего, получить ровно такой же отрицательный результат, что и на Западе?

Россия — и не Европа, и не Азия, и одновременно имеет свои национальные интересы и в Европе, и в Азии. Развитие восточной политики, углубление взаимовыгодных отношений с восточными мирами вовсе не требует принятия туманной евразийской идеологии или тем хуже не требует растворения России в Большом Востоке, то ли от Мурманска до Гонгонга, то ли от Лиссабона до Владивостока.

Уважаемый профессор Даренский оптимистически видит, что «Россия выходит из экономической системы коллективного Запада и встраивается в экономическую систему Азии, в которой нет диктатуры одного центра, но существует содружество интересов стран, в совокупности более мощных, чем Запад и в экономическом, и в военном отношении».

А есть ли эта «экономическая система Азии»? Существует ли это воображаемое на Востоке «содружество интересов стран»? Как она выстроена между Китаем и Индией? Между Индией и исламским миром? Между Японией и Китаем? Между суннитами и шиитами? Между буддистами и мусульманами? При ближайшем рассмотрении Евразийская Азия ещё более воображаемое «содружество интересов», чем Евразийский Запад.

Хорошо бы нам убедиться, что какая бы тяжёлая внешнеполитическая обстановка ни складывалась, для России нет никакого провиденциального «или-или». Перед Россией вовсе не стоит выбор быть или с Западом, или с Востоком, интегрироваться в Запад, или интегрироваться в Восток. И то, и другое глупо. И то, и другое не получится.

О «наследии Чингисхана»?

Филолог Трубецкой и философ Даренский много говорят о «наследии Чингисхана». Что же в реальности знали о Чингисхане на Руси?

Как известно, сам Чингисхан умер в 1227 году на территории современного Китая ещё до основного похода на Русь.

Во время самого завоевания Русской земли столицей Монгольской империи был далёкий Каракорум (1235–1260), куда ездили русские князья: Ярослав Всеволодович (1246), по преданию отравленный хатун Туракине матерью великого хана (тогда же в волжской Орде (будущей Золотой) Батый убил Михаила Всеволодовича Черниговского), Андрей Ярославич (1247–1249) и Александр Ярославович Невский (1247–1249).

В 1260 году новый хан Хубилай перенёс столицу в Шанду, а затем в 1264 году в Пекин. Таким образом, через каких-нибудь двадцать с небольшим лет после нашествия на Русь единая Монгольская Империя практически перестала существовать, а «великое наследие Чингисхана» решило влиться в китайскую культуру, переселившись в её столицу.

При самом Чингисхане монголы были в основном язычниками-тенгрианцами и не имели письменности. Все тексты, рассказывающие нам о великом хане, имеют посмертное происхождение. Наиболее известное сочинение «Сокровенное сказание монголов» изначально, как считается, было написано староуйгурским письмом и до нас не дошло. Сочинение это сохранилось не полностью и под китайским названием «Юань-чао-би-ши» («Тайная история династии Юань»), звучание слов которого было передано китайскими иероглифами. Историками оно не считается чисто историческим сочинением, скорее сборником различных рассказов и высказываний. Хранилось оно до XIX столетия в китайских библиотеках, так что не только русские князья, но и монгольские ханы его никогда не читали.

О самом Чингисхане в русских летописях упоминаний крайне мало (См. статью Астайкин А.А., Дробышев Ю.И. «Упоминания Чингисхана в русских летописях» // журнала «Восток. Афро-Азиатские общества: история и современность»). Почти все известия о нём, собственно, ограничиваются рассказами о его смерти и восходят к Галицко-Волынской летописи в составе Ипатьевского свода. Здесь сколь ни придавай значения филологическим штудиям Трубецкого, вывод напрашивается только один. Образованные русские люди абсолютно не интересовались «великим наследием» Чингисхана, хоть ты тресни…

Совсем странно выглядит бездоказательно повисшее в воздухе радикальное утверждение уважаемого профессора Даренского, что оказывается «это Орда стала Россией, потому что просто перестала быть Ордой благодаря русским царям».

Когда говорят об Орде без какого-либо специального уточнения какую имеют в виду Орду, то выглядит это очень не точно.

Изначальна была единая Монгольская империя, которая уже в 1259 году после смерти Мункэ-хана и гражданской войны (но ещё при жизни Александра Невского), распалась на четыре образования: Золотая Орда, Чагатайское ханство (перешло под управление Тимуридов, не бывших чингизитами, поскольку Тимур называл себя Гуреген — «царский зять», женатый на чингизидке), Ильханат (распался после 1335 года) и государство династии Юань (уничтожена в результате прихода к власти китайской династии Мин в 1368 году).

Золотая Орда, с которой русским княжествам пришлось иметь дело, появилась в 1266 году при хане Менгу-Тимуре, отделившимся от прочих монгольских ханств. В 1320 годах хан Узбек принял ислам и жестоко подавил внутреннюю оппозицию чингизидов, не желавших распространения ислама. Всё это сильно изменило взаимоотношения православных князей и исламских ханов. Русские князья, ехавшие в Золотую Орду, писали духовные завещания и оставляли распоряжения на случай своей вероятной смерти. И убийства князей были нередки…

Поражение Тохтамыша от Тамерлана в конце XIV столетия способствовало распаду Золотой Орды и отделению от Большой Орды (перестала существовать после 1502 года, побеждённая Крымским ханством) нескольких ханств: Сибирского (1420-е годы), Узбекского (1428), Казанского (1438), Крымского (1441), Ногайского (1440-е годы), Астраханского (1459) и Казахского (1465).

Спрашивается: какая же Орда стала Россией? Тенгрианская Золотая Орда? Исламская Золотая Орда? Или Большая Орда? И где, в каком году состоялся этот цивилизационный «переход» из одного состояния в другое?

Уважаемый профессор Даренский настаивает, что евразийцы первыми объяснили возвышение Москвы тем, «что Москва переняла самую высокую на то время в мире политическую культуру – наследие империи Чингисхана».

На самом деле, Орда, завоевав русские княжества не оставила на их территории своего чиновного аппарата. Поначалу были так называемые баскаки для сбора налогов, но эти должности довольно быстро перешли под администрацию русских князей. А затем и само взимание дани стало княжеской обязанностью и, в конце концов, закрепилось за Московским великим князем. Так что о том, как было построено монгольское администрирование на самих ордынских территориях, русские княжества понятия не имели.

Московское княжество стало возвышаться с XIV столетия, примерно с правления великого князя Иоанна Калиты (1325–1340) и переезда киевского митрополита Пётра в Москву (1325). Примерно в это же время Орда становится мусульманским обществом.

Спрашивается: что Иоанн Калита и митрополит Пётр могли знать о «великой системе Чингисхана» от «обессерменившегося» правителя Узбека, казнившего при насаждении ислама 120 чингизидов? По сути, традиция в самой Орде при Узбеке с монгольской поменялась на исламскую…

Нам могут сказать: а как же Яса Чингисхана, этот «закон великой власти»? Ведь он должен же был культивируем ханом Золотой Орды?

И здесь есть проблема. Текста Ясы не существует ни на монгольском, ни в переводе. Есть какие-то отдельные изречения, которые приписываются Чингисхану, в основном они про армию и про устройство родового быта.

На русской же почве тогда уже существовала Русская правда, поучения Владимира Мономаха, разные Номоканоны с приложениями из византийской Эклоги («Леона и Константина верная цесаря») и Прохирона, «Кормчая книга» («Юстиниана царя закон») и «Мерило Праведное», Новгородская и Псковская судные грамоты, наконец, позже появился текст Судебника 1497 года.

Даже если каким-то чудом московские князья и могли услышать (а не прочитать) что-нибудь из Ясы Чингисхана, то услышанное было бы не только им чуждо, но значительно ниже той традиции, которая приходила из Византии и существовала на самой Руси.

Всё написанное Трубецким в его сочинениях «от имени Чингисхана» не имеет подтверждения в исторических документах, это художественный евразийский вымысел.

Совсем запутывающим поворотом у уважаемого профессора Даренского выглядит его внезапная отсылка «наследия Чингисхана» к «конфуцианским принципам».

Тут надо выбирать что-нибудь одно, либо монгольское «наследие Чингисхана», либо китайские конфуцианские принципы. Если «наследие Чингисхана» — это лишь конфуцианские принципы, то что в них монгольского и чингизидского. А главное — как Чингисхан, лично бывший не особо верующим тенгрианцем, проникся философией конфуцианства? Когда он успел во время бесконечных походов предаться изучению сложной конфуцианской мудрости? Если же это разные вещи, то покажите, где можно прочитать про монгольское государственное наследие, кроме как у евразийцев?

Столь же фантастично и утверждение, что «как известно, русское слово «государство» – китайского происхождения («го»); однако, на самом деле, не только слово, но и сами принципы государственности, пришедшие к нам через посредство первой евразийской Империи Чингисхана, имеют конфуцианское происхождение».

Не нужно ходить далеко в Китай за такими словами как «государство», «господарьство». Оно происходит от слова «государь», «господарь», а те, в свою очередь, от слова «Господь».

И никакое псевдоконфуцианское «наследие Чингисхана» не «спасло Москву от судьбы Литвы», и никакой это не «исторический факт».

Исторические факты и евразийский инфантилизм

Теперь собственно о евразийцах. Уважаемый профессор Даренский утверждает, что «евразийство до сих пор принято критиковать – по старой привычке интеллигенции холуйствовать перед Западом и выглядеть «европейцами»».

Ещё более странно выглядит дальнейшее усиление своего посыла, что отношение к евразийству якобы является «тестом на русофобию». Евразийство не приняли и жёстко критиковали Иван Ильин, Георгий Фроловский, профессор Мстислав Шахматов, Иван Солоневич и другие консерваторы — хорошая русофильская компания.

Уважаемый профессор Даренский говорит, что критики обычно «в упор не видят» главного в евразийстве. Мол, «Русь смогла победить Орду, в том числе и благодаря тому, что переняла у неё принципы создания Империи с огромным конгломератом азиатских народов, но это просто исторический факт. Факт и то, что Россия вобрала в себя все народы, ранее собранные Ордой в единое государство».

А точно ли это «исторические факты»?

В русской историографии освобождением от ига Орды считаются события, связанные со стоянием на Угре в 1480 году. Какие народы к тому времени находились в составе Московского государства? Кроме поволжских финских народов так и назвать-то некого. Можно ли финнов считать азиатскими народами? Сомнительно. Были, конечно, и служилые тюрки, но представленные не как народы со своей территорией.

Вобрала ли Россия «в себя все народы, ранее собранные Ордой в единое государство»? Вовсе нет. В состав России никогда не входили ни монголы, ни китайцы, ни корейцы, ни афганцы, ни иранцы, ни тангуты. Мы никогда не владели ни Камбоджой, ни Бирмой, ни севером Вьетнама.

О своём отношении к евразийской идеологии я писал раньше (См. статью «Было ли наследие Чингисхана? Евразийство как идеология-полукровка») и ценю её невысоко.

Выставляемый же тезис уважаемого профессора Даренского, что «Евразийцы – белогвардейцы и эмигранты – были самыми последовательными врагами большевизма» легко опровергается биографией евразийцев. Действительно, среди деятелей евразийства было немало участвовавших в Гражданской войне на белой стороне. Но в дальнейшей своей жизни большая часть евразийцев далеко отошла от белого дела: поляк П. Сувчинский (его жена дочь А. Гучкова вступила во Французскую компартию) стал марксистом и троцкистом; философ Л. Карсавин и музыковед А. Лурье — ушли в католики; юрист Н. Алексеев — последовательный антимонархист, получивший советское гражданство, Д. Святополк-Мирский — марксист, член компартии Великобритании и советский агент, Г. Вернадский — считающий себя одновременно украинцем и русскими, бывший редактором истории Грушевского, П. Савицкий — национал-большевик и преподаватель украинского языка.

В самом евразийском движении состояли агент НКВД Сергей Эфрон, соредактор журнала «Вёрсты» и сотрудник газеты «Евразия», какой-то бельгийский шпион и поляк С.Малевский-Малевич, двоюродный брат главного «финансиста» евразийского движения — Петра Николаевича Малевского-Малевича, получившего на организацию евразийцев огромный грант от британского бизнесмена Генри Сполдинга – около 100 тысяч фунтов-стерлингов. Одновременно Сполдинг сотрудничал с английской разведкой СИС (МИ-6). В евразийском движении состояли всевозможные тёмные личности, участвовавшие в похищении генерала Миллера: супруги Клепинины, Яновский и Перфильев, затем вернувшиеся в Советский Союз.

В общем, и НКВД, и СИС в одном флаконе.

Среднеевразийское отношение к большевикам, пожалуй, лучше всего сформулировал Карсавин: «коммунисты… бессознательные орудия и активные носители хитрого Духа Истории… и то, что они делают, нужно и важно».

Не меньшей проблемой внутри евразийства было двойственное толкование самой Евразии. То Трубецкой пишет о «примитивности» ислама, «веянии духа сатаны» в буддизме и необходимости «оцерковляться сверху донизу». То призывает «не ограничиваться восточным православием, а выявлять и те черты своей основной народной стихии, которые способны сплотить в одно культурное целое разнородные племена» (Трубецкой Н.С. Верхи и низы русской культуры).

Точно такое же шатание мы видим и в евразийских «катехизисах». Если в 1926 году евразийцы надеятся на свободное перерождение всех евразийских религий в «специфические формы православия», то уже в более кратком евразийском манифесте 1927 года, говорится лишь о содействии «каждой вере, исповедуемой народами России-Евразии».

По всей видимости, евразийцы так и не преодолели двойственного понимания самого термина Евразия и, соответственно, не пришли, к единому мнению, как интегрировать Россию в Евразию. У них это то материк Евразия, который крайне многонационален и многорелигиозен, то только та часть Большой Евразии, которую контролирует СССР.

Евразийцы, как эмигрантские мечтатели, стали частью широкого сменовеховского движения, потрясённого революционными событиями, так интеллектуально и не справившимися с постигшей их катастрофой. Разуверившись в западничестве, они ринулись в другую восточную крайность, в евразийство. Так и не найдя для огромной России своего суверенного места в истории.

Идеи западничества и евразийства одинаково мечтательны, бесплодны и крайне затратны при попытке их осуществления. С русской точки зрения, пытаться растворить Россию в туранской Евразии так же преступно, как и пробовать интегрировать её в романо-германский Запад.

Результат один — утрата Россией своего суверенитета. 

Налаживанию реальных взаимовыгодных отношений с азиатскими странами помогут не туманные мечтания евразийства, а прагматическое следование национальным интересам России.