Марионеточная тирания юристов против диктатуры совести.

Предыдущая часть.

Поскольку вопрос о фашизации общества и воспрепятствования его фашизации это, прежде всего прочего, — вопрос о проявлениях совести[1] в жизни, то реализация трёх названных выше аспектов фашизации требует прежде всего прочего — замещения в жизни общества ДИКТАТУРЫ СОВЕСТИ “ДИКТАТУРОЙ ЗАКОНА”.

В большинстве исторически сложившихся культур, включая и официальную социологическую науку постсоветской Россионии, нет внятных представлений о взаимосвязях совести и греха — с одной стороны, и с другой стороны — закона и преступления. Собственно это обстоятельство и является мировоззренческой основой, позволяющей проводить в жизнь достаточно успешно политику вытеснения ДИКТАТУРЫ СОВЕСТИ диктатурой закона”.

Если с позиций “достаточно общей теории управления” войти в рассмотрение структуры писаного законодательства достаточно высокоцивилизованных обществ, то выясняется: всякое законодательство создаётся под определённую концепцию организации жизни общества, порождаемую носителями концептуальной власти, вследствие чего в законодательстве таких обществ можно выявить четыре составляющих:

  • обеспечение управления в стандартных ситуациях по господствующей над обществом концепции;
  • разрешение конфликтов частных управлений в пределах господствующей концепции;
  • защита управления по господствующей концепции от проявлений в этом обществе концепций, не совместимых с господствующей;
  • «юридические шумы» — управленчески безсмысленные законы, которые в зависимости от обстоятельств могут быть как полезными, так и вредными для общества, а большей частью служат для прокорма юристов на основе принципа «закон — что дышло[2]: куда повернул — туда и вышло».

Совесть — врождённое религиозное чувство (т.е. чувство взаимосвязи души индивида с Богом), замкнутое на безсознательные уровни психики личности. Функциональное назначение совести в психике личности — в диалоге сознания и безсознательных уровней психики упреждающе уведомить индивида, что те или иные его намерения и проистекающая из них деятельность (в том числе и соглашательство с определёнными мнениями и деятельностью других людей) — греховны. Стыд уведомляет о том же, что и совесть, но уже после свершения индивидом дурных поступков, т.е. после того, как он проигнорировал предостережение совести, либо после того, как добился того, чтобы «совесть спала́» и не мешала ему «жить». Совесть и стыд это — два средства, которые позволяют индивиду стать человеком. Если их подавить — получается человекообразная нелюдь, не способная стать человеком до тех пор, пока стыд и совесть не пробудятся вновь.

Голоса совести и стыда — «внутренние голоса» психики. От прочих «внутренних голосов» психики — в силу специфики доводимой ими до сознания информации и её Источника — они легко отличимы тем, что не окрашены самодовольством, а так же — и озлобленностью на себя и других, хотя сообщаемое ими достаточно часто неприятно для самолюбия индивида.

С точки зрения личности, чья нравственность не отягощена серьёзными пороками, закон обязан выражать праведность[3]. И если идти от совести ко всем аспектам жизни общества и личности, то никаких противоречий между диктатурой совести и диктатурой закона быть не может, поскольку в этом случае: во-первых, в законодательстве выражается текущее понимание в обществе историко-политической справедливости по совести и, во-вторых, принцип «что не запрещено законом, разрешено» все такого рода ситуации передаёт под высшую «юрисдикцию» совести[4], а «юридические шумы» устраняются по их выявлении, поскольку представляют собой реальную помеху управлению.

Хотя то, что будет сказано далее, — пустые слова для всех тех, кто забыл, что такое их собственные стыд и совесть, но реально диктатура совести строже, чем диктатура закона, поскольку в ряде случаев обязывает к тому, к чему закон не обязывает; а кроме того в случае, если закон направлен против справедливости, то диктатура совести обязывает не только преступить через закон, но и принять меры к устранению неправедного закона и выражающей его правоприменительной практики[5]

Но если люди в некотором культурно своеобразном обществе в их большинстве (и в особенности представители сферы управления) давно забыли о том, как проявляются стыд и совесть в их собственной психике, то принцип “диктатуры закона” при следовании ему в правоприменительной практике вырождается в марионеточную[6] тиранию корпорации профессиональных юристов.

Её представители, следуя внутрикорпоративной этике и соблюдая внутреннюю дисциплину иерархи корпорации, — без совести и стыда реализуют принцип «закон — что дышло: куда повернул — туда и вышло»; а в силу оторванности от остального общества и противопоставления корпорации ему — её представители в правоприменительной практике не только игнорируют принцип «что не запрещено законом, то разрешено», но, — злоупотребляя социальным и профессиональным монопольным статусом, — прямо игнорируют однозначно понимаемые законы (включая и конституции государств) и принцип презумпции невиновности, обязывающий истолковывать любые недоказанности, сомнения и неоднозначности в законе в пользу обвиняемого[7]. Поэтому слова «диктатура закона» в постсоветской Россионии в устах одних политиков и журналистов — шизофренический бред, а в устах других — «пиар», назначение которого — придать благообразный вид вполне реальной тирании марионеточной корпорации юристов без стыда и совести.

Именно по этой причине сообщество юристов-лицемеров заинтересовано в том, чтобы жизнь общества была подчинена принципу “диктатуры закона” без каких-либо оговорок о совести и стыде, а «юридических шумов» было побольше, поскольку только обладатели должностей, занятие которых требует юридического диплома, имеют монопольное право истолковывать «шумы» и прочие законы применительно к конкретным житейским ситуациям в интересах индивидуального и общебюрократического корпоративного своекорыстия. А их идеал — чтобы простой гражданин, не получивший юридического образования, был бы юридически обязан совершать на работе и в быту как можно больше действий с привлечением юристов-профессионалов и прямой или косвенной оплатой их соучастия в его жизни[8].

Поэтому не надо думать, что резкое увеличение в постсоветской Россионии количества юридических факультетов с начала 1990‑х годов и общего количества студентов, обучающихся по юридическим и смежным с ними специальностям (всякие «менагеры»[9]), — проявление «стихии» рыночной саморегуляции спроса и предложения на профессии. Это было — всего лишь «открытие шлюзов», чтобы поток безсовестного, не знающего истории и мало что способного понимать в жизни молодняка, жаждущего высокого социального статуса и соответствующего уровня потреблятства[10], устремился получать «юридическое образование» и потом, войдя во власть, стал бы инструментом фашизации общества.

Однако, чтобы общество влачило существование в таком режиме, необходимо:

    • несколько поколений с самого раннего возраста учить тому, что:

- главная обязанность индивида соблюдать закон, подзаконные акты, все инструкции и  наставления, выпущенные начальством, а так же — доносить на тех, кто нарушает закон, подзаконные акты, инструкции;

- следование закону и инструкциям даже в тех случаях, когда обстоятельства требуют их нарушить для пользы дела, ненаказуемо;

- но достижение даже общественно полезного результата в деле путём нарушения инструкций, подзаконных актов, законов, — должно быть наказано, и тяжесть наказания должна определяться тем, какого уровня закон нарушен.

    • вытравить из стандарта миропонимания общества понятия грех, совесть, стыд, чтобы открыть простор для реализации принципа «что не запрещено законом, то разрешено без каких-либо внеюридических ограничений».
    • все должны быть невежественны в вопросах психологии, социологии, истории, управленчески безграмотны (в крайнем случае допускается управленческая грамотность в приложении теории управления к решению технико-технологических задач или иных узкопрофессиональных задач), чтобы никто, и прежде всего — юристы-профессионалы, не понимали того, что:

- законодательство концептуально обусловлено, и в нём выражается определённая концепция организации жизни общества;

- концептуальная власть — объективная данность в истории и в современности, и она автократична, т.е. самочинна, самовластна и надзаконна по своей сути, в силу чего стоит и над административным диктатом, и над всеми процедурами формальной демократии;

- концептуальная власть и порождаемая ею концепция — нравственно обусловлены и соответственно выражают либо диктатуру совести или же — неправедность демонизма, безразличную либо прямо направленную против того, чтобы люди становились человеками.

Только при этих условиях закон будет восприниматься толпой как нечто сакральное, а корпорация юристов без стыда и совести сможет обрести статус «священства» новой эпохи.

Будет ли над “диктатурой закона” возвышаться «фюрер», «лидер нации», «предстоятель», «имам», кто-то, возведённый в ранг «совести нации» и продолжающий заниматься каким-то своим делом вне структур государственной и бизнес- власти и т.п. — это уже мелкие детали исторической конкретики.

В связи с изложенным напомним, что ещё до своего избрания президентом России, Д.А.Мед­ведев, выступая на экономическом форуме в Красноярске 15 февраля 2008 г., поставил ряд задач, решением которых он намеревался заняться в случае избрания его главой государства. Первой из них, что подразумевает и наиболее высокую её приоритетность, было названо «преодоление правового нигилизма»[11]. И это — продолжение политического курса кукловодов Б.Н.Ельцина: в Послании Федеральному собранию от 30 марта 1999 г. “Россия на рубеже веков” преодоление «правового нигилизма» как органов государственной власти, так и населения — спичрайтерами Б.Н.Ельцина названо «одним из ключевых звеньев борьбы с преступностью». Но о диктатуре совести, которой должны быть подчинены законотворчество и диктатура закона, на протяжении всего времени существования постсоветской Россионии никто из её политиков и деятелей СМИ ничего не говорит и не устраняет из аппарата государственной власти и бизнеса тех, кто зарекомендовал себя безсовестностью и безстыдством: в условиях толпо-“элитаризма” нравственная безпринципность как принцип — залог успеха в делании карьеры. И это — одна из причин, по которой весь режим работает на становление в России тирании юристов, их кукловодов и хозяев, что является одной из необходимых составляющих для успеха фашизации страны.

Но искоренение совести и стыда из жизни общества — только одна из задач создания социальной базы фашистского режима, хотя это — ключевая задача.

И соответственно главная задача антифашистов — не дать фашистам открыть этим ключом бездну зла.

Основа для этого в обществе есть: даже Сергей Бабурин, чья совестливость вызывает у нас, мягко говоря, сомнения, в одной из программ телеведущего В.Познера «Вот такие времена!» вынужден был напомнить участникам ток-шоу:

«Я ещё раз говорю: национальной чертой у нас является жить по совести»

(http://www.jig.ru/rossia/446.html).

Это — действительно идеал, которым жива Русская многонациональная цивилизация, и именно за убийство этого идеала и недопущение возрождения Святой Руси идёт многовековая борьба.

 

 

 
 
 
 
 
______________________________________________________
 

[1] К совести, если она не спит и не подавлена, — вера Богу и смысл жизни в Промысле Его неизбежно приложатся: это — вопрос времени, необходимого тому или иному индивиду персонально.

[2] Дышло — конструктивный элемент пароконной повозки, связывающий переднюю поворотную ось с упряжью лошадей либо связывающий упряжь с одноосной повозкой-двуколкой.

[3] Именно поэтому в русском языке слова «право» и «закон» — синонимы. А юристов в России до определённого времени именовали — «правоведы»: в Петербурге существовало Училище правоведения, а не «юридическое».

[4] В этой связи отметим, что в будущем человечества, — таком, каким оно виделось И.А.Ефремову, высший орган власти на Земле, — Совет чести и права, назначение которого (если выражать его в нашей терминологии) — в случаях, когда действующее законодательство не однозначно либо его нормы отстали от жизни, в силу чего препятствует воплощению в жизнь историко-политической справедливости, вникать в существо вопросов и выносить решение по совести безотносительно к положениям законодательства.

[5] Т.е. совершить преступление: «Если бы не закон, не было бы и преступника», «Где закон (или заповедь), там и преступление» («Словарь живого великорусского языка» В.И.Даля, т. 1, статья «Закон»).

«Элементарный принцип уголовного права требует, чтобы вменяемое в вину действие точно соответствовало виду преступления, наказуемого законом. Если же нет закона, в точности применимого к спорному вопросу, нет и преступления» (Ф.Кастро. «История меня оправдает» — речь на суде по делу о штурме казарм Монкадо в городе Сант-Яго де Куба в 1953 г. Приведено по публикации в интернете со ссылками на текст издательства «Хосе Марти», 1984 г., Гавана, Куба).

Отметим, что Ф.Кастро — сам дипломированный юрист и это, высказанное им положение, не встретило возражений со стороны юристов членов судейской коллегии и юристов, представлявших обвинение; другое дело, что суд не следовал закону, а был послушен тогдашнему диктатору Кубы — Батисте, — в силу чего в его обязанности входило только подвести под статьи законодательства заранее вынесенный по произволу приговор, не вдаваясь в рассмотрение доводов Ф.Кастро по их существу.

Если же соотноситься с излагаемым в настоящем разделе, то тогда в действиях Ф.Кастро выразился диктат совести, обязавший его и его сподвижников ликвидировать и неправедное законодательство Кубы, и выражающую его государственную правоприменительную практику.

Для отечественной правоприменительной практики наших дней, как и для правоприменительной практики режима Батисты, попирать принцип, высказанный Ф.Кастро на суде, — норма. Задача юридического обеспечения действия всех ветвей власти в постсоветской Россионии — вопреки этому элементарному принципу — придавать видимость законности произвольно принимаемым решениям, в том числе и неправедным. Для этого юрист должен уметь подвести под более или менее подходящую статью закона случай из жизни; хотя если действовать, как до́лжно, необходимо соотносить с жизнью закон и подбирать в законе положения, соответствующие жизни. И сложившаяся в Россионии правоприменительная практика — не выражение низкой образованности и отсутствия должного профессионализма в сочетании с усердием по должности, а выражение самой обыкновенной наглости («тот прав, у кого больше прав») вследствие уверенности представителей власти в их собственной безнаказанности («у нас всё схвачено»).

[6] У неё есть кукловоды и хозяева. Если говорить о сути марионеточности корпорации юристов без стыда и совести, то она — служанка тирании международного ростовщичества, осуществляющего библейский проект порабощения человечества от имени Бога. См. Второзаконие, 15:6. Второза­коние, 23:19, 20. Вто­ро­за­ко­ние, 28:12 — 14. Иса­ия, 60:10 — 12. Матфей, 5:17, 18.

[7] Потом они же изумляются тому, как и откуда берётся экстремизм в виде сопротивления действиям «правоохранительных органов» и почему изрядная доля общества оказывается не на стороне «правоохранительных органов» и государственной власти в целом, а на стороне тех, кто им противодействует — вплоть до умышленного и, подчас коллективно организованного, применения оружия против представителей органов власти.

[8] Судя по интернету, Франция близка к осуществлению этого идеала. См. публикацию «Французское правосудие» по ссылкам: http://www.contrtv.ru/print/3655/ либо http://avvakoum.livejournal.com/.

[9] Слэнговое слово, происходящее от неправильного прочтения английского слова «manager»: им именуют дипломированных, но мало что понимающих и мало что умеющих «менеджеров», которых вузы наплодили в 1990‑е и продолжают плодить ныне.

[10] В начале 2006 г. средняя зарплата судей была порядка 60 000 рублей в то время, как средняя зарплата в реальном секторе была менее 10 000 рублей. И далее оклады судейских неоднократно повышались, опережая рост доходов работников реального сектора: якобы в целях обеспечения «независимости судей». Но как показывает история, после этого государственного подкупа судей, правоприменительная практика в Россионии по-прежнему выражает принцип «закон — что дышло: куда повернул, туда и вышло», «с сильным и богатым не судись». Простой гражданин беззащитен перед чиновничьим и судейским попранием его жизненных прав, законов и конституции страны.

[11] См. в книге “Россия 2020. Главные задачи развития страны” (Москва, «Европа», 2008 г., стр. 56).