Сказка про то, как Димка за хлебом ходил. Часть 1.

 Дело было в обычной русской семье: отец, мать, два сына, старший работал усердно, трудился с утра до ночи, имел хорошую жену. А младший Димка с детства ни к чему не был приучен, все говорил: «моё духовное существо противится всякой мещанской работе» или еще «я человек интеллектуального труда», а попросту – ленивый он был. Родители места себе не находили, пытаясь научить уму разуму младшего сына, а он только в куклы играл, да пожимал плечами: «Оставьте же меня, наконец, в покое! Лежу себе, никого не трогаю, а вы тут пристаете со своими делами!» Удивлялись родители, в кого такой остолоп уродился, да поделать ничего не могли.

И вот однажды отправили его за хлебом в магазин, порученье вроде простое, большого ума не требует. «Я занят: читаю Проппа!» – Попытался отвертеться Димка, почему-то рассмеявшись без причины, но мать была непреклонна:

– Никому от твоего Проппа пользы нет, ты как был дурак, дураком и остался! Марш за хлебом! И надень новые сапоги, заодно разносишь.

– Но на улице лето! – Возразил Димка.

– Обувайся!

Делать было нечего, и Димка пошел. Но далеко пройти он не успел, так как в подъезде встретил соседскую бабушку, которая слезно умоляла ей помочь: ее сын закрылся в ванной, а открыть дверь не может, что-то с замком случилось. «От кого же он там закрылся, от фашистов что ли?» – Подумал Димка, но вслух спросил:

– Сын в ванной? Эх, бабка, вот если б дочь там была, я б конечно… а то сын…

– Ну что же ты, Димочка, родненький мой, голубчик, не оставь одну горемычную! Сыночек-то мой, в ванной, бедняжка сидит, тоскует. Помоги, Христа ради, а я уж в долгу не останусь!

Димка вспомнил, как он вытряхивал ее ковер, выносил мусор, бегал в аптеку за лекарством, гулял с кошкой на поводке, и все над ним смеялись, готовил суп, и вот теперь еще сына из ванной доставать, а он же еще, сволочь, сидит там голый и в ус не дует!

– Я бы, конечно, рад помочь, да вот только я ничего не умею, можете у maman спросить.

– Да Бог с тобой, голубчик! А кто мне тогда шкаф в прошлом году чинил, кто антенну настраивал, кто…

– Ладно, ладно, – согласился вконец измученный Димка, – пойдем что ли…

В квартире Димку встретила черная кошка, которая злобно зашипела на него, вспомнив, наверное, прогулки на поводке, оскорбившие ее, кошачье достоинство.

– Пошла прочь, шволочь, а то я тебя в сковородке зажарю, – погрозив кошке кулаком, зашипела на нее бабка и указала на дверь ванной, – вот здесь он и сидит в заточении, без еды, без воды…

– Вам что воду отключили? – Удивился Димка – Зачем же он тогда в ванную полез?

– Купаться, купаться хотел я, – донесся из ванной жалобный голос мужчины лет сорока с каким-то странным швейцарским акцентом.

«Ну и семейка, – подумал про себя Димка, – какие-то бешеные бабки, дети-швейцарцы пожилого возраста…»

– Как же я тебя вытащу, по-щучьему веленью что ли? – спросил он у запертого сыночка и оглядел дверь: дверь как дверь, обычная, со слезшей кое-где краской, впрочем, у двери была одна интересная особенность: отсутствие замка или ручки, или еще чего-нибудь, что должно быть на этом месте. Только хорошенько приглядевшись, Димка увидел некое подобие щеколды, открыть которую можно было, только сломав ее.

– А ты ломай, не бойся, – посоветовала бабушка, протянув изумленному Димке лом и молоток.

– Ломай проклятую! – завизжал внутри сыночек. – Ломай ее скорее, а то мне тут страшно одному…

– А как же ты один в туалет ходишь? – Спросил развеселившийся Димка, но, увидев ставшее черным лицо бабушки, сразу перестал смеяться. – Ладно, открываю.

Он немного поколдовал над замком, и вскоре тот, послушно щелкнув, открылся. Из-за двери тут же выглянуло бородатое лицо какого-то заплаканного мужика.

– А где сыночек? – спросил Димка.

– Ну что ты уставился на меня как на бубонную чуму? Я за него, – ответил мужик и полез целоваться. Сзади напирала бабушка, и Димке ничего не оставалось, как окунуться в сладкие объятья обрадованных родственников.

Освободившись от них, Димка ощутил исходящий от себя какой-то неприятный запах: смесь тухлых яиц, лежавших пару недель в навозе и что-то, похожее на аромат дохлой кошки.

– Вам не мешало бы поменять мыло, – посоветовал он сыночку.

– А сейчас все так ходят, – вступилась за сына бабка.

– Давайте лучше отметим мое освобождение, – оживился сыночек и полез за пазуху, откуда достал бутыль с непонятным содержимым.

– Ну уж нет, – возмутился Димка, – я пить эту гадость не буду, у нее даже акцизной марки нету!

– Он что, идиот? – спросил сыночек у бабки, – это ж нахаляву!

– Выпей, родненький, немножко, худо от этого не будет.

– Куда уж хуже, – проворчал Димка и подставил стакан.

Жидкость, налитая в стакан, воняла так, что у Димки начала кружиться голова. «Черт бы вас всех побрал», – подумал Димка, выливая содержимое себе в рот. Бабка услужливо поднесла закусить гнилое яблоко, но Димке было уже все равно. В глазах его затуманилось, свет начал меркнуть, а квартира соседки стала превращаться в какую-то средневековую хижину. Лакированный паркет вздулся, начал трескаться и превратился в обычные, посеревшие от времени доски, ковер на стене вдруг обрел очертания гобелена, изображавшего какого-то невиданного зверя с несколькими головами, швабра стала метлой, у полки с книгами выросли ноги, она тут же начала как бешеная бегать по комнате, пока, наконец, не плюхнулась кованым сундуком у стены.

– Странное у вас питье, – обратился Димка к сыночку, но оторопел: вместо дяденьки со швейцарским акцентом пред ним стояло существо, обладавшее волосатыми козлиными ногами, хвостом и обнаженным мужским торсом.

– О, да это ж козел, что в «Хрониках Нарнии» снимался!

– Ага, а я тогда Снежная Королева, – заржала бабка.

– Сам ты козел, – обиделся бывший сыночек и гордо тряхнул козлиной бородой, – я Пан, Бог лесов и пастбищ!

– Да, – усмехнулся Димка, – ну и где же твои пастбища? Что-то я не вижу здесь ни одной коровы! Только не говори, что сейчас тихий час, и они все спят.

– Редкостная сволочь, – злобно сказал Пан, – ничего ты не понимаешь, у меня даже свирель есть, мне ее сам Меркурий подарил! – И он извлек несколько мелодичных звуков.

– Да, последний раз я видел такой уровень мастерства в детском саду! – Засмеялся Димка.

– Дурень ты неотесанный, а еще интеллигент называется… – обиделся Пан.

– Лучше б он тебе бритву подарил! – Не унимался Димка. – Ты посмотри на свои ноги! Это, наверно, и есть твои пастбища!?!

– Вот гад, – зарычал взбесившийся Пан и больно лягнул Димку копытом.

– От гада слышу! – огрызнулся Димка, потирая ушибленное место. – Ну вот, теперь синяк останется. Отсюда мораль – не делай людям добра!

– Ой-ой-ой, кто у нас это там говорит? Граф Толстой или, может быть, Дарвин? Тоже мне, образец высокой морали!

– Хватит вам препираться, а то всех на сковородке зажарю! – Встряла в перепалку бабка.

– Ага, насмотрелись передач Макаревича и мнят себя великими поварами, а сами не отличат тропический лес от печенья!

– Ах вот ты как! Вздумал дерзить пожилому человеку! – Взревела бабка, и бросила оторопевшего Димку в чулан. – На вот, посиди пока здесь, остынь немного, а то уж больно ты разговорчивый.

– Это моя имманентная черта, – раздался Димкин голос откуда-то снизу.

– Тьфу на тебя, – в сердцах плюнула на него бабка и закрыла крышку чулана.

В чулане было очень тесно и темно, даже не темно, а вообще никак. Как ни щурился Димка – не было видно даже намека на свет. Только мыши попискивали где-то в углу: «Вот дурак! Вот дурак!» Пообещав себе больше не связываться с сомнительными бабушками и волосатыми панами, Димка повернулся к стенке и заснул сном покойника, так как делать все равно было нечего. Проснулся он от звучащий сверху голосов, которые показались ему до боли знакомыми, вот только откуда, он вспомнить не мог. Он, вообще, ничего не помнил, что с ним случилось: как будто память начисто отшибло! А голоса, тем временем, звучали уже вполне отчетливо, так, что он смог различать слова. 

– Я ваших рук рукой коснулся грубой.
 Чтоб смыть кощунство, я даю обет:
 К угоднице спаломничают губы
 И зацелуют святотатства след.

– Святой отец, пожатье рук законною
 Пожатье рук – естественный привет.
 Паломники святыням бьют поклоны, 
 Прикладываться надобности нет. 

– Однако ж губы нам даны на что-то?
– Святой отец, молитвы воссылать.
– Так вот молитва: дайте им работу.
 Склоните слух ко мне, святая мать.

– Склоненье слуха не склоняет сана
– Не надо наклоняться, сам достану.

Часть 2

Часть 3

© Демитриус