Кавалерия на Великой отечественной.

Кавалерийские соединения Красной Армии успешно действовали как в начале войны (сохранились при отступлениях 1941, когда от многих танковых и механизированных корпусов и следа не осталось), так и в масштабных операциях последнего периода Великой отечественной (когда воздушный десант применять уже не рисковали, а боевые действия захватывали многие тысячи квадратных километров).

65 лет назад в июне 1944 года Красная Армия готовилась к решающей битве за Белоруссию. Соблюдая режим маскировки, войска ночами выдвигались на рубежи будущего наступления. Вместе с танками шли вперёд советские кавалеристы. 

Если на Украине советским войскам удалось провести целый ряд успешных наступательных операций, то в Белоруссии наступления зимы 1943-1944 годов были кровавыми и неудачными. Причиной тому во многом была труднопроходимая местность, изобиловавшая лесами и болотами, где применение танков было затруднено.

Скованность танкового маневра должна была компенсировать советская кавалерия, для которой практически отсутствовало понятие «непроходимая местность». Именно кавалеристам предстояло стать одними из главных героев операции «Багратион», ставшей самой блестящей наступательной операцией Красной Армии. Но сначала вспомним о кавалерии в первые годы войны и о подготовке красных конников.

Кавалерия в первые годы войны

В предвоенные годы удельный вес кавалерийских соединений в Красной Армии постоянно снижался. Из имевшихся в СССР к 1938 г. 32 кавалерийских дивизий к началу войны осталось только 13. Таким образом, численность этого рода войск была сокращена в 2,5 раза, а кавалерийские соединения переформировывались в механизированные. Вспоминает Александр Пануев: «Командир эскадрона становился командиром танковой роты. Буза! Забастовка! Эскадронцы все отказываются. Кавалеристы, не смотря на трудности службы, самые большие патриоты своего рода войск. Мне пришлось расставаться с лошадью, но шпоры я не снимал и красивую бурку тоже».
В «век моторов» изменилась и концепция применения конницы. Новым полевым уставом предусматривалось использование кавалерийских соединений совместно с танковыми частями, моторизованной пехотой и авиацией. При этом кавалеристы должны были входить в прорыв и действовать на коммуникациях противника.

Иными словами, никто в руководстве Красной Армии даже и не думал использовать кавалерию для пресловутых атак «с шашками на танки». Напротив, в годы Великой Отечественной кавалеристы были аналогом современной мотопехоты. Вспоминает кавалерист-гвардеец лейтенант Иван Якушин: «Лошадей использовали как средство передвижения. Были, конечно, и бои в конном строю — сабельные атаки, но это редко. Если противник сильный, окопанный, сидя на коне, с ним не справиться. Дается команда спешиться. Коноводы забирают коней и уходят, а конники работают как пехота».

При этом кавалеристы могли стремительно продвигаться по бездорожью там, где застревала колесная и даже гусеничная техника. За ночь кавалеристская часть могла пройти до ста километров! Вспоминает Николай Дупак: «Самое тяжелое стокилометровые ночные марши галопом. Рысь – галоп, рысь – галоп. Бесконечные команды: «Не жалеть лошадей! Не жалеть лошадей!» В не боевой обстановке, тебя могли за загнанного коня под трибунал отправить. Здесь же лошади бывало замертво падали от разрыва сердца… После большого перехода нельзя лошади давать пить. Надо обязательно покрыть попоной, чтобы лошадь остыла».

Надо отметить, что и кавалерийские дивизии 1941 г. уже не состояли из одних только лошадей, вооружённых всадников и пулемётов на тачанках. В каждую из них, кроме четырёх кавалерийских полков, по штату входил танковый полк, конно-артиллерийский дивизион, зенитный дивизион, эскадрон связи и даже саперный эскадрон.

В результате кавалерийские корпуса оказались самыми устойчивыми соединениями Красной Армии в 1941 г. В отличие от корпусов механизированных, они смогли выжить в бесконечных отступлениях и окружениях первых месяцев войны.

Подготовка кавалеристов

Вполне естественно, что и портрет кавалериста той поры значительно отличается от «киношного» образа отважного, но туповатого рубаки. Вспоминает Александр Обухов, закончивший в 1939-м году Тамбовское кавалерийское училище: «За время учёбы мы получили очень хорошую практику, дважды участвуя в больших манёврах Московского военного округа. Для этих манёвров отобрали определённое количество курсантов, сформировали полк, и мы своим курсантским полком вместе с лошадьми поехали в эшелоне в центральную Россию. Там мы участвовали в манёврах вместе с другими войсками и отрабатывали взаимодействие с пехотой, танками и даже с авиацией».

В результате из училища выходил военный специалист, способный командовать не только кавалерийским, но и стрелковым взводом, а иногда и ротой. Внешний вид кавалеристов той поры также был соответствующим. Все они отличались удивительной выправкой и подтянутостью. Вспоминает Александр Пануев: «Мы покупали два резиновых наколенника, сшивали и одевали под майку на талию, как корсет. Тогда на гимнастерке не будет ни одной лишней складочки».
Однако в условиях войны срок обучения в кавалерийских, как и во многих других училищах, был сокращён до полугода. Однако усвоение даже урезанной программмы в столь сжатые сроки требовало от курсантов огромного напряжения. Вспоминает Алексей Прохоров: «Мы так уставали, что вечером валишься без сил, закрываешь глаза, и перед глазами лошади».

Занятия в училище шли с утра и до позднего вечера. Вспоминает Александр Пануев: «В 6 часов трубач выходит и начинает подавать сигнал: "Подъем"! И на обед – любимый сигнал: "Бери ложку, бери бак, если нету - иди так».
Будущим кавалерийским командирам было недостаточно просто научиться ездить верхом. Им нужно было ещё уметь правильно обращаться с лошадьми. А это было нелёгким делом, особенно для тех, кто до училища не имел подобного опыта.
Курсанты с первых дней учились тому, как подойти к лошади, как её подседлать, как проверить седловку. Во время седловки нужно было следить, чтобы под потник седла не попало никаких посторонних предметов, иначе во время езды можно было набить спину коня. Другой нюанс при седловке: когда берёшь седло, кладёшь на спину лошади, то нужно не сразу на своё место его опускать, а положить сначала на шею лошади, а потом подвинуть, чтобы выпрямился подвёрнутый волос на спине, а иначе спину коня можно было натереть во время езды. А когда снимаешь седло с лошади, его нельзя сразу класть на землю, потому что при езде лошадь потеет, седло становится влажным, и если его сразу положить на землю, то пыль от земли пристанет к седлу и потом окажется на лошади.

Александр Обухов, вспоминая о подобных кавалерийских премудростях, отмечает: «Конечно, всё это элементарно, но таких нюансов много, и все их кавалерист должен знать, как свои пять пальцев, ведь его боеспособность напрямую зависит от состояния его лошади. И такие умения приходят не за один день».

Уход за лошадьми курсанты осуществляли три раза в день – утром, в обед и вечером. Как правило, за каждым из них закреплялся определённый конь. Но если кормёжка лошадей была делом простым, то их чистка требовала значительных физических усилий. Вспоминает Александр Пануев: «Я коня утром чистил час с четвертью, в обед - полтора и перед ужином - 40 минут. Холод, снег или дождь – не имеет значения. Нужно выводить коня на коновязь, на улицу. Потом замыть копыта, потом получить овес, напоить. Проверить станки, если ночью лошадь мочилась нужно песком посыпать. Почистить струной стремена. Не было ни суббот, ни воскресений. Если увольнялись в воскресенье, то обязан к обеденной уборке быть на месте».

Обучение верховой езде начиналось с укрепления посадки. Курсанты учились езде на лошади без седла. Всадник пускал лошадь учебной рысью управляя ей только при помощи шлюза и шенкелей. Вторым важным элементом освоения верховой езды была вольтижировка – гимнастические упражнения и прыжки, производимые наездником во время движения лошади по кругу.

Завершало конную подготовку освоение основ джигитовки. От курсантов требовалось, сидя верхом на лошади, которая идет галопом, или полевым галопом, как тогда говорили ««аллюр три креста», уметь сбросить стремя, затем соскочить, удариться ногами о землю и снова запрыгнуть в седло. Или перелететь на другую сторону. Или скакать, изображая раненого… Вспоминает Александр Пануев: «Делается это так: правая нога заходит на седло, а ты вдоль крупа, держась за луку, изображаешь, что тебя убило. Лошадь идет сама по себе. Противник уже не стреляет. Сблизившись, вскакиваешь в седло, выхватываешь шашку, и начинается рубка».

Основным холодным оружием кавалеристов шашка. От сабли шашка отличается отсутствием гарды, выраженного колющего острия, гораздо меньшей кривизной клинка, иной балансировкой клинка. Различно и боевое применение шашки и сабли. Шашкой рубят, иногда — подрезают, но не колют, как саблей. Как гласит адыгейская пословица: «Шашка должна быть легкой, как перо, острой, как бритва и гибкой, как лоза. Кто носит тяжелую шашку, тот не надеется на умение».
Освоение рубки шашкой начиналось с подготовительных упражнений, направленных на выработку подвижности в кистевых, локтевых и плечевых суставах обеих рук. Одним из самых важных упражнений было круговое вращение шашки как согнутой в локте рукой, так и вытянутой вперед. Это делает кисть сильной, подвижной и резкой.

Второе упражнение - вымахивание руки сверху вниз направо и налево с прохождением клинком полного круга. После освоения упражнений и рубки на земле курсанты начинали осваивать рубку с лошади. И здесь важнейшей частью обучения была «рубка лозы».

«Лоза» представляла собой ивовый прут диаметром 1,5-2 см и длиной около 1,5 м, установленный на специальной деревянной стойке метровой высоты. Она считалась срубленной, если после удара отрубленная часть падала вертикально вниз. Если часть лозы повисала на шкурке коры или отлетала в сторону, то такой удар не засчитывался.

При нанесении мощного рубящего удара, способного раскроить череп попалам всадник должен быть предельно собран. Любая оплошность может стоить лошади части уха, рассеченного крупа и даже ранения скакательного сустава.

Курсантам, которые осваивали рубку значительно лучше других, вручался нагрудный знак «За отличную рубку», учреждённый в начале 20-х годов. Вспоминает обладатель этого знака Александр Пануев: «У меня хорошо получалась рубка с подсечкой. Обычно рубка идет с упором на правую ногу и рука с шашкой описывает круг по направлению движения всадника. Рубка с подсечкой применяется против пехотинца закрывшегося винтовкой. Что с ним делать, как рубить? Рука с шашкой движутся против движения всадника и как бы «подсекает» противника, огибая винтовку».

Новоиспечённых младших лейтенантов и лейтенантов (лейтенантские звания присваивались отличникам) после выпуска, как правило, оставалось время, чтобы доучиться в запасном полку. Прямиком на фронт их отправляли только в исключительных случаях.

В запасных полках командиры взводов обычно проводили ещё около полугода. Там же в течение трёх месяцев обучались будущие рядовые кавалеристы. Их обучение во многом сводилось лишь к освоению навыков обращения с лошадьми, но большее и невозможно было освоить за столь сжатые сроки.
Из запасных полков кавалеристов отправляли на фронт в эшелонах с лошадьми. На двухосных теплушках, с выведенной через трафарет надписью, предупреждающей о грузоподъёмности: «40 человек – 8 лошадей».

Конно-механизированные группы в операции «Багратион»

Первыми 23 июня 1944 г., перешли в наступление 1-й Прибалтийский и 3-й Белорусский фронты на витебском направлении.
Характерной особенностью боевого применения кавалерии в этот период было создание конно-механизированных групп, когда под одним командованием объединялись кавалерийские и танковые или механизированные корпуса.
Пехота при поддержке артиллерии быстро провала фронт. К концу дня в проломанную брешь были введены конно-механизированные группы.

Вот тут в столкновениях с отступающим деморализованным противником пригодились училищные навыки кавалеристских атак. Вспоминает кавалерист Александр Климов: «Первый раз в жизни я попал в кавалерийскую атаку. Я своего первого немца не зарубал, он бежал как сумасшедший, а я на секунду замешкался, и рубанул по каске. Он упал, у меня клинок вывернулся, так локоть потом две недели болел. Пошел бы клинок влево - отрубил бы ногу своему коню. Вот такую дурь устроил. Следующего уже догнал, придержал коня и с перегибом отрубил ему голову, кровь хлынула. Третьего уже рубанул по плечу».
Артиллерия, следующая за кавалеристами, разворачивается для стрельбы прямой наводкой. Каждое из четырех орудий полковых 76 миллиметровых пушек тянет шестерка лошадей – первый, средний и коренной уносы. Полевым галопом в колонне соблюдая дистанцию тридцать метров батарея выскакивает на огневую. Командир шашкой крутит над головой – «Налево - назад!». Ездовые разворачивают лошадей. Шестерка делает полукруг радиусом те самые тридцать метров. "Стой"! Орудия замирают стволами к противнику. «С передков!» «К бою!» Правильные направляют орудие на противника, заряжающий достает требуемый снаряд. «Заряжай»! «Огонь!» От выезда батареи на огневую до открытия огня прошла одна минута.
Рядом разворачиваются тачанки. По штату их было четыре на эскадрон. Обычно использовались только как средство передвижения. А когда завязывался бой, пулемёт с тачанки снимали, а её саму и коней отводили в тыл. Однако при конных атаках они действительно разворачивались и, как в Гражданскую войну, кавалеристы прямо с них открывали огонь из пулемётов.

Начиная с первых дней своего наступления, 3-й гвардейский кавалерийский корпус продвигался в среднем по 40-50 километров в день. Кавалерийский полки двигались в особом порядке, позволявшем эффективно атаковать врага и отражать его удары. Сначала шли парные дозоры, головные и боковые. Затем, на расстоянии звуковой и зрительной связи двигалась головная походная застава. Это усиленный сабельный взвод, тачанка и орудие с бричками. На марше кавалеристы шли по трое. Как только немцы открывали огонь, крайние кидали поводья всаднику посередине и соскакивали с коней, разворачиваясь в стрелковую цепь, а коновод выводил трех коней из-под огня.

Следом за головной походной заставой на определенном расстоянии шел головной отряд полка.

Бывало так, что немцы пропускали головные дозоры кавалеристов, и встречали огнем головную походную заставу. Завязывался бой. Если небольшой заслон – бойцы походной заставы сметали его своими силами. Но если заслон оказывался сильным и они не могли с ним справиться самостоятельно, подходил головной отряд, спешивался и вёл бой в пешем строю. Если и головной отряд не справлялся, противник был сильно укреплен, тогда вступали силы полка. Впрочем, так делалось не всегда. Иногда командир полка высылал разведку, чтобы она разведала пути обхода заслона. После чего эскадроны полка обходили этот заслон и продолжали движение. А головная походная застава получала приказ – оторваться от противника и «сесть на хвост» полковой колонне.

Днем в ходе наступления кавалеристам на привалах было запрещено разжигать костры, дым от них демаскировал расположение полка. Ночью, останавливаясь на отдых, кавалеристы жгли костры, тщательно маскируя их тесно составленными вокруг срубленными елками.

С рассветом раздавалась команда «Строиться!», невыспавшиеся, усталые и голодные солдаты занимали свои места в строю, и движение продолжалось дальше по направлению, указываемому проводниками из партизан. Через некоторое время - привал, раздача каши, на ходу сваренной в походной полевой кухне. Как правило, кавалеристов во второй половине войны кормили довольно неплохо. Но если во время наступления полевые кухни отставали, они пополняли свои запасы за счёт провианта, захваченного у противника. Кроме того, кавалеристы нередко ели конину. Вспоминает Николай Деревянкин: «Когда лошадь убита – это просто пир был… Был у нас первый командир эскадрона, который божился, крестился, что он конину никогда есть не будет.  А Иванов Лешка, повар, заходит. Тот ему:
- Скажите, пожалуйста, а чем вы нас кормите?
- Как чем… Кониной.
Командир эскадрона вскочил:

- Я тебе покажу конину!
- А я не знал, что вы не едите».

При этом практически все ветераны отмечают замечательные вкусовые качества конины, которую можно было приготовить даже без котелка и поваренной соли. Вспоминает Василий Гордов: «Соли не было, но вместо неё мы в деревне набирали калийной соли, которая в ту пору использовалась на полях, как удобрение. Котелков у нас практически не было, но вместо них мы использовали немецкие противогазы. Они ж металлическими были, типа термоса. Из такого противогаза вытащишь все внутренние приспособления, положишь в него мясо - и на костёр. А конина сама по себе довольно вкусна, особенно, если лошадь молодая».

Тем не менее, в питание, за исключением крайне голодных периодов, обычно шли раненые лошади, лечение которых было невозможно в боевой обстановке. Ветераны со слезами на глазах вспоминают моменты, когда они были не в силах помочь искалеченным животным. Николай Дупак рассказывал: «Случилось так, что наш комиссар погиб. Он выехал на обочину и подорвался на мине, а у коня была ранена нога; и он стоит, и смотрит, и плачет… И мы понимаем, что и он безнадежен. Прыгает на трех ногах… Это самый страшный эпизод в моей жизни».

Не удивительно, что о корме для лошадей, кавалеристы обычно заботились едва ли не больше, чем о собственном питании. Боевой конь в день должен съедать четыре килограмма овса. Бричечная лошадь – шесть килограммов овса, артиллерийская – восемь килограммов овса. Вспоминает Александр Климов: «Фураж регулярно доставляли. Кроме того, специально в каждом взводе бричка была с овсом - это НЗ. У каждого кавалериста на седле две торбы с овсом, тоже НЗ. Только по команде можно было трогать. Но бывало, в наступлении особенно, жили на подножном корму».

А вот с грубыми кормами (сеном и соломой) проблемы возникали гораздо чаще. Вспоминает Иван Якушин: «В Витебской области пришли, а там ничего – ни сена, ни соломы. Кони начинают коновязи грызть, а это может быть и колики и что угодно. Комбат говорит: давай, поищи солому хоть где-нибудь. Пришлось у старых брошенных домов крыши соломенные снимать. Я четыре воза привез. Так штаб узнал и один воз отобрал».

Действия кавалерии в ходе Белорусской операции оказались исключительно эффективными. Конно-механизированные группы за пять дней операции прошли 150–200 км. Кавалеристы и танкисты рвали немецкие коммуникации, заставляя противника отступать, бросая тяжелую технику. По разным оценкам было полностью уничтожено от 17 до 30 немецких дивизий. Людские потери немецкой армии в Белоруссии оцениваются в 350 тыс. человек, из которых около 150 тыс. человек попали в плен. В сущности, Красная Армия сполна рассчиталась за поражение июня 1941 г.