Время помнить

Встану, благословясь, пойду, перекрестясь, во чисто поле, во широкий двор…

Так начинаются народные молитвы –  от болезней, на удачу и на добрые дела.

Начинаю дело трудное, дело долгое.

Надо сделать – больше некому.

Время-птица улетает все быстрей.

Уходят люди…

Уезжают. Ссорятся. Умирают.

Получается – навсегда.

Оставляют по себе память – и если ничего от памяти не оставить, то улетят без следа, будто и не было их.

Общая память – память сердца – растворится в небе, как следы людей на земле стирает время.

И те, кто сочиняют историю по заказу или по злой воле, забросают следы от следов людей мусором клеветы и измышлений. Потому что есть злые души.

Если не оставить эту память, если не оживить…

Если не убрать сор…

Когда сплавляешься вниз по реке – сразу видно, кто стоял до тебя на поляне с кострищем.

Вот укрытая от дождика  растопка, хворост, чуток дровишек - а вокруг чистая трава, и мух нет – значит, добрые люди…

А если мусор, кострище дымится, может быть не первый день (и не дай бог на торфяной почве)? Мухи роятся над объедками, трава пожухла, берег - в отходах и мазуте?..

Тогда все ясно: убирать, чистить до свежей травы, заливать начало пожара в земле, чтобы не было беды. Злодеи стояли, нелюди.

Это злые души закидывают мусором следы следов людей на земле. Заглушают плеск чистой проточной воды, хранящей в памяти, звенящей  всеми голосами от века – ветра, птиц, зверей и людей.

Пусть память станет чистой растопкой для очага усталого путника. Согрейте воды, отдохните у огонька…

Пусть звучат голоса реки, пока остывает в кружке крутой кипяток…

                                                    После бала в 41-ом.

(Это начало повести о войне, написанной мной по мотивам устных воспоминаний моей мамы. Здесь только то, о чем она рассказывает как о своем опыте и переживаниях. Это своего рода авторизованные воспоминания. Если устные рассказы можно назвать документами эпохи - то это документальная повесть.)

     Год заканчивался хорошо. В школе хвалили. Отец пропадал на работе – словно и не бывало ареста, суда и тюрьмы, выселения из квартиры. И вот – отпустили, и тут же взяли на железную дорогу – опять руководить, и снова уважение и почет…Мама улыбалась, заботилась, светилась глазами и лицом.  Плела перед зеркалом светлые косы, тихонько мурлыча – и замолкала смущенно, если думала, что дочка слышит.

      Дочка умница, дочка красавица и златовласка… 18 марта крещенная, во имя  Ираиды великомученицы, именины в день Парижской коммуны. Маме имя – Ида - очень нравится.  Дома - Идочка, а в школе Ира.

      Ира-Ида - раскрасавица… Отец любовался украдкой и хмурился мыслям, а когда увидал, что дочкины тетрадки  несет  парнишка-одноклассник, зашумел, и ногами затопал… Дочка шустрая, работа в руках горит, и по дому и по саду успевает. И не нахвалятся учителя. А как они учат? Загадка. Вот спросил про учебник истории, хотел проверить –  и попал впросак. Учебник в городской библиотеке, на всю Калугу один. Но дочка молодец, и как они умеют справляться без учебника? Большие все, красивые, глазастые такие. Счастливые! Только все страшно за них…

      Дочка, Идочка, все ж собираешься в школу - справлять Новый год? Говоришь, елка будет? Вот чудеса-то – елка! Разрешили, а прежде ни-ни. А  Идочка и не хотела идти… платьице серого в крапинку штапеля, по ордеру мама достала и шила сама, как умела, какие тут танцы.

     Подружка-не-подружка –  лучше подружки, близкая душа, порывистая, нарядная Галя-«оторва» заставила пойти.

Как услыхала, что не в чем на танцы идти – взвилась! Как это не в чем? Ну-ка, Ира, к нам пойдем!

      Стоит бывший барский дом на краю Калуги. Средь лугов стоит, на холме. Не дом,  а замок, белый, с башенкой.  Дом светится окнами вечером, так и мерцает. Словно зовет в сказочный мир. Там комнат множество. В одной из комнат – Галина семья. Красиво и странно: картины на стенах,  портьеры на окнах с узорными рамами, тяжелые стулья,  стол под цветным абажуром – абажур переливается и звякает бисерными подвесками… Загляденье просто! В родном доме чисто до хруста, уютно и все в обрез – железнодорожная семья переезжала еще до ареста отца каждые два-три года, куда переведут. Ничего лишнего, и не успевали толком обзавестись. А после ареста отца при отъезде было вовсе не до вещей.

     Позвякивает бисер на подвесках абажура, а Галя  кипит и торопит. Что задумалась, Ира, давай выбирай! Смотри: мамины платья –  мама в гостях, и надолго. И распахнула шкаф. Платья-платья-платья – сколько их! Ира глянула – да и ахнула. Галю, точно куклу, мама одевает (и кто так шьет волшебно?) – но ткани все привычные, простые, хлопок, да ленок. А в шкафу – чудеса… Льется шелк, ласкает ладони. Как непривычно, ой, неловко. Галя! Тут все летнее. И замолчала… Черного шелка платье в талию - проще простого. Молча примерила и замерла, не узнала себя в зеркале. Волосы струятся, и глаза мерцают, кто это? Черные туфли – легкие как лепестки. Что  же мама скажет, Галочка? Ничего она не скажет, ничего и не узнает!    

      Новогодний зал все старались убрать – кто делал игрушки, кто елку украшал, кто собирал и отлаживал мигающую разноцветными огнями гирлянду – и получилось на славу!

             Запел патефон, закружились в танце все, кто умел – а она умела! И никто не удивился, что она в черном, никто ничего не сказал – но Ира видела, что многие смотрят на нее. Но не смутилась, кружила себе и кружила – и вальс кружился с нею – менялись и кружились мальчишки, смутно белея лицом, и вся земля  вращалась вслед за ней – раз – и  два - и еще поворот…

     А год закружился все быстрей, замелькали дни –  успевай поворачиваться.  Все ближе экзамены, а что потом? Ира молчала, будто интерес теряла к теме, когда об этом говорили. Будто силы теряла… и сама удивлялась себе.

     А год кружил – на раз-два-три,  колесами  скорого поезда прогремел на стыках экзаменов июнь… и вот выпускной. И опять запел патефон, и крутили ручку, и нежно  иглу приближали к иссиня-черной пластинке, шипение – вальс или танго - и пары кружились…

    Лица, лица счастливых, веселых друзей и подруг, такие красивые лица. Что  же ты, Ира, почти не танцуешь? И платьице и туфельки простые, а тебе все равно, да и нету других, спасибо, что есть в чем ходить. Вот и кончается бал – почему ж ты не идешь с друзьями гулять до утра? Последний день вы в школе – а  не идешь в парк Циолковского, смотреть на близкие звезды, а потом встречать рассвет над высоким обрывом, откуда такая даль, и ширь, и красота – и видишь, в утреннем тумане замок – белый Галин дом? Выпускной, тебе 18 – свобода! Словно не видишь ты светлого вечера,  тяжесть  на сердце.

      Вернулась домой, посидела с мамой, папу дождались… Что ж ты, Идочка, так рано? Все  сегодня веселятся, а ты дома? Нездоровится мне, мама.

      Раз в жизни бывает выпускной бал – и будто не был.

      Утром слушали радио.

      Утром пришла война.