Бюро находок

На модерации Отложенный

В последние годы нечасто приходится выезжать за пределы Самары, но недавно судьба занесла в один немаленький город,  довольно далеко расположенный. Быстро разобравшись с делами, я коротал часы в ожидании вечернего поезда, бесцельно слоняясь по полупустому вокзалу. Весна выдалась холодной и дождливой, гулять под ливнем показалось излишне романтичным в моем вполне солидном возрасте. Тоскливо обходя  станционные киоски с сомнительного качества снедью, желтой прессой и местными сувенирами, забрел в полутемный закоулок рядом с туалетами. Внимание привлекла невзрачная табличка с надписью «Склад забытых вещей». Скуки ради я заглянул внутрь и вошел.

Тут же резко пахнуло пылью и затхлой сыростью. Я собрался тихо выйти, но из-за облезлой стойки донесся скрипучий голос, и появилась скрюченная фигура в бесформенном балахоне.

- Заходите, заходите, коли уж зашли. Только прикройте дверь, здесь сквозит.

- Да я тут случайно, извините. Мимо шел, видимо, ошибся.

- Нет уж, к нам без дела не заглядывают. Значит, что-то потеряли и ищете.

- Ну … в некотором смысле, разве что. Но у вас это вряд ли есть.

- Отчего же?! Очень даже может быть! Пройдите вот сюда и посмотрите сами.

Хранитель сделал приглашающий жест и поднял откидной столик, перегораживающий проход. Поколебавшись на мгновение, я вошел и оказался в начале длинного коридора, показавшегося от царившего там мрака бесконечным. Нерешительно обернулся, но человек ободряюще тронул рукой и подтолкнул вперед.

- Не бойтесь, я сейчас включу свет. Только ищите именно свое и не берите чужое. Найдете – позовите и заберете то, что нужно.

С каждым шагом загорались застекленные витрины, но ничего интересного заметить сначала не удалось. Валялись какие-то  свистульки, совочки, штанишки… но тут мой взгляд уперся в странные цветные колпачки, и я замер. Года в четыре такие же мне купила моя бабушка в детском магазине «Буратино». Она вскоре ушла насовсем, а вскоре снесли и старое здание, построив на том месте многоэтажку, но я отчетливо вспомнил тот солнечный летний день, когда радостно шел домой, держась за ее юбку и подпрыгивая от нетерпения. И не было, наверное, никого на свете в тот миг счастливее! Я потянулся к ним рукой, но быстро одумался. Зачем мне они теперь? Я даже не помню, как в них играть. Да и мои дети давно выросли. У них сейчас свои забавы.

В следующем стенде стоял красный пластмассовый самосвал, и мое сердце будто обожгло. Лет в семь его подарила мне моя мать   на день рождения. Я тогда очень хотел металлическую модель военного бронетранспортера цвета хаки, как у остальных больших ребят, но она этого не знала и всегда желала мне только самого  лучшего. Как это сама понимала. Я тогда сильно обиделся и даже не захотел его брать. Добрая и всепрощающая мама не подала и вида, что сильно огорчена и отнесла игрушку обратно. Или просто выкинула, но машинку мне так и не купила. И поступила, видимо, по-своему верно. Лишь гораздо позже, когда ее не стало, я понял, что рос избалованным, неблагодарным и эгоистичным хамом, но сделанного не воротишь и просить прощения теперь не у кого.

Сделав шаг дальше, увидел за стеклом пожелтевший от времени портрет худенькой светловолосой девочки в коротком платьице. Будто голограмма, он обрел объем и цвет. Не узнать ее было невозможно. Я тогда был робок и неопытен, свою первую любовь скрывал, неуклюже преследуя, задевая и даже обижая ее в бесплодных попытках обратить на себя внимание. Она отвечала мне сдержанной холодностью, если не презрением. Позже  перешел в другую школу, все успокоилось и вроде стерлось из памяти.

Позже я встретил ее за прилавком промтоварного магазина, погрузневшую и потускневшую, сохранившую лишь остатки былого очарования. Разговора не получилось, мы были слишком разными людьми. Недавно я услышал, что она спилась и безвременно ушла из жизни.

Девушка постарше грустно глядела с соседнего стенда. Она была темноволосой и изящной как статуэтка и  казалась ангелом во плоти, невинным и недоступным. Живое круглое лицо источало нежность и доброту. Я молча обожал ее на расстоянии, не смея открыться, пока приятель не позвали на свадьбу. Она вышла за моего  одноклассника, и я был рад за них, хоть и не без грусти. Затем у нее родилась дочка, но испортились фигура, здоровье и характер. Любовь заменили  раздражение, упреки и даже ненависть. После развода отца разлучили с любимым ребенком, и много лет он не мог, а потом  уже и не хотел встретиться, несмотря на попытки дочери наладить отношения. Теперь все они стали толстыми и больными, а чем им помочь - непонятно

Внезапно заиграла знакомая мелодия. Большая черная пластинка, поскрипывая, крутилась на древнем проигрывателе. Его подарил мне отец, заметив мой интерес к музыке. Он надеялся, что я буду слушать вместе с родителями их любимых исполнителей, но я предпочитал более современный рок. София Ротару пела «Червону руту». Моя мама родилась в  Киеве и после войны познакомилась с папой, когда он там учился в военном училище. Если у кого-то забытые воспоминания навевают запахи, то на меня острее всего действуют забытые шлягеры. Они напоминают о временах, когда мы все жили в огромной, единой и могучей стране, самой справедливой, свободной и миролюбивой, гордились ее успехами в науке и космосе. Кто же мог тогда представить, что спустя полвека мы начнем воевать с украинцами и бомбить Киев?!

На соседнем столе кучей валялись красные флаги, плакаты, транспаранты и лозунги с белыми выглядывающими друг из-под друга надписями «Советы депутатов трудящихся - органы власти народа», «Да здравствует первое государство рабочих и крестьян!», «Что посеешь, то и пожнешь!», «Ум, честь и совесть нашей эпохи», «Нетрудовым доходам - заслон!», «Коллективизм и товарищеская взаимопомощь. Каждый за всех и все за одного», «Кто не работает - тот не ест», «Миру – мир, война - войне!», «Нерушима дружба и братство народов», «Милитаризму и реваншизму – решительный бой!», «Дадим отпор поджигателям войны!». Я вспомнил, как бодро нес их с товарищами в сплоченных колоннах под гром победных маршей и треск речей с трибун. Будущая дорога к коммунизму представлялась светлой, безоблачной и прямой. Теперь все это стало почти никому не нужным и даже опасным хламом.

Полутемный лабиринт привел  к выходу. Когда я открыл дверь, то оказался на перроне и сразу услышал объявление диктора о скором отходе своего поезда. На прощание сзади раздались звуки «Черемшины». Я обернулся, но створка  захлопнулась, и отыскать ту самую среди других в длинной стене пакгауза стало невозможно. Спеша к своему вагону, на ходу размышлял о случившемся и о том, как и когда побывать опять в этом городе и месте. А потом решил, что, вероятно, все это мне теперь и не важно. Зачем ворошить прошлое и вспоминать старое, когда вокруг столько новых проблем, бед, обид и несчастий? Может быть, требуется жить только собой, сегодняшним днем, не заглядывать в будущее и не беспокоить никого призраками давно и безвозвратно ушедшего прошлого?