Куда делись дети?

На берегу Белого моря, в устье реки Гридинки стоит деревня Гридино. Она известна под этим названием как минимум с 15 века (первое  упоминание в Писцовой книге). Но кто скажет, сколько деревня существовала до этого?

Места вокруг суровые, но красивые до умопомрачения. И богатые. На северный, конечно, лад. Лес, река, море, красная и морская рыба, водоросли, ягоды. Плюс памятники всякого значения – старое поморское кладбище, церковь Николая Чудотворца (первая постройка - вторая половина 15 века, одна из древнейших деревянных церквей Русского севера). Традиционная северная деревянная архитектура – высокие избы с маленькими окошками, большие амбары, деревянные мостовые. Метеорологическая станция. Художники любят тут рисовать, туристы проплывать на байдарках.

Жили и живут в деревне поморы. Сильные русоволосые люди с крупными чертами твердо скроенных лиц, издавна не слишком склонные к болтовне, и вовсе не расположенные открывать душу первому встречному. Да и вообще – кому бы то ни было.

Я впервые попала в эту деревню лет тридцать назад, в составе «дикой» туристической группы,  и была буквально заворожена ее красотой. С тех пор бывала в ней не раз.

И что же? – спросит читатель. Точка? Автора потянуло на этнографию и воспоминания молодости, которыми он решил поделиться?

Нет. Все дело в том, что сейчас деревня умирает. Причем умирает не трагически-некрасовски, с заломленными руками, стонами о покосившихся избенкахнесжатых полосках и вздетыми горе очами, а вполне сдержанно и спокойно. Достойно, я бы сказала, умирает. Как и многие другие, известные мне, старые северные деревни.

И я не понимаю, почему это происходит. Хотелось бы понять. Может, кто-то подскажет?

Главное, конечно: если понять, то можно ли что-то сделать?

Понимаете, это ведь не дыра дырой, каких у нас в огромной стране навалом – до приличной железнодорожной станции всего пятьдесят километров по ограниченно, но проезжей дороге. Рейсовый автобус перестал ходить два года назад. Почему? Это не нужно, - спокойно объясняют жители. – У нас есть машины.

Вы спросите: что ж это значит – умирает?

Все просто: в деревне кончились дети. Закрылась школа (очень симпатичное деревянное здание, с прекрасным морским видом из окон). На стенах маленьких уютных классов все еще висят таблицы по правописанию и ботанике – но некому по ним учиться, исправны пузатые печки-голландки – но им некого согревать, зарастает голубыми северными цветами школьный дворик, где когда-то проходили линейки. Прислонены к бревенчатой стене две мраморные доски - имена и фамилии гридинцев, павших в Отечественную (фамилий всего три - три  рода, живших на этой земле без малого полтысячи лет, а имен много - Поликарп Никитич, Никита Парфенович, Парфен Пропопьевич...

За пять лет успели  погибнуть три поколения...) Одна из досок треснула: за мемориалами в селах традиционно ухаживают школьники. Уехали учителя…

- Какого черта?! – спрашиваю я у гридинцев. – Почему? Плохо жить?

Спрашиваю от бессилия понять и почти отчаяния. Я не поверю в положительный ответ. Жить не плохо.

Не на кого свалить – ни революция, ни советская власть, ни Горбачевская перестройка, ни Путин, ни отсутствие демократии в России тут не причем. Ничего не «прокатывает», как говорят мои клиенты-подростки. Никто не притеснял и не притесняет жителей далекой северной деревни. Наоборот – уже во времена советской власти впервые проложили дорогу к железнодорожной станции (до этого все сообщение – только морем). Построили эту самую школу, клуб (нынче в нем провалилась крыша – некому танцевать и слушать лекции общества «Знание»). Существовал вполне доходный рыболовецкий колхоз…

В перестройку колхоз, конечно, развалился. И государству не было до гридинцев никакого дела. Но пусть мне кто-нибудь скажет, что во времена Ивана Грозного или Николая 1 кто-то заботился о них больше, чем теперь. Сами как-то справлялись… Пытались, надо отдать должное, и нынче. В перестройку была рыболовецкая артель, артель по добыче водорослей… Что-то не склеилось с доставкой, с продажей. Разорились. И что? Это повод впервые за полтысячи лет опустить руки?

- Жить хорошо, - невозмутимо отвечают мне сидящие на лавочке гридинцы. – Но старые мы уже, чтобы детей делать. Рожалка заржавела. А молодые… что ж… уехали…

Для справки:

По статистике в России из 59 тысяч школ почти 40 тысяч – сельские. В большинстве сельских школ за партами сидят не более 5-10 человек. Содержать их – финансово нерентабельно.

Есть точка зрения – просто закрыть малокомплектные школы. Вслед за ними несомненно умрут и деревни. Но может быть, так и надо? – закономерный процесс развития… Чего? Куда?

В университете на биофаке нас учили, что деградация (упрощение организации, как, например, у глистов) – это тоже эволюция.

Но я почему-то уверена, что когда умрет деревня Гридино, которая как минимум в полтора раза старше Петербурга, наш общий мир станет беднее…

А если дети «кончатся» и в остальных малокомплектных школах?

Во времена моего детства была очень популярна песня «С чего начинается Родина?» Кто может сказать: где и когда она кончается?