Моя школа была похожа на гестапо
На модерации
Отложенный
Я живу у Парка Победы недалеко от 366-ой школы. Прошло столько лет, но эта школа до сих пор внушает мне отвращение. Я храню ее страшные секреты, и каждый раз, проезжая мимо, мысленно прибиваю на вход вывеску.
ГЕСТАПО
Со стороны ни за что не подумаешь, но в подвале этого нарядного желтого здания, на глубине десяти метров, оборудовано вместительное бомбоубежище. В 1985 году, когда я пошла в первый класс, оно постоянно напоминало о себе ложными воздушными тревогами Нас, малышей, заставляли надевать противогазы и подолгу сидеть под землей, репетируя третью мировую войну. Через круглые, мутные стекла противогаза было забавно разглядывать агитплакаты на стенах. Но очень чесался нос, а главное, хотелось дышать.
Свободно передвигаться по территории школы было запрещено. На переменах нас ставили в пары и двадцать минут водили по кругу. Это как раз меня не очень задевало, просто, спустя много лет, из сериала «Бандитский Петербург» я узнала, что именно так выгуливают заключенных в следственном изоляторе «Кресты».
В этих декорациях обязательно должно было случиться что-то неприятное. Но, как говорится, why me? Почему именно со мной?
Наша учительница Зоя Мартыновна – плотная женщина в коричневом костюме, коричневых колготках и коричневых ортопедических калошах. Больше всего она была похожа на некрасивого переодетого мужчину. Такая Миссис Даутфайер-Роза-Дальвадорес, но из фильма «Груз-200».
В тот день Зоя Мартыновна как обычно вела урок и вдруг заявила:
- Овощ! Женский род. Она-моя-овощ.
Я услышала, как кто-то перевернулся в могиле, наверное, это был Розенталь, не уверена. Подняла руку и сделала замечание, после которого мое счастливое детство в нашей школе закончилось.
- Вы глубоко ошибаетесь, Зоя Мартыновна. Овощ - мужского рода.
Наверное, у меня получилось «вы гвубоко ошибаетесь», все-таки, мне было 8 лет.
Зоя не вынесла оскорбления и с этого момента, на каждом уроке стала устраивать мне публичную казнь. Ставила перед классом и объясняла, что я – «крыса» и моральный урод, что по мне плачет психушка, и таких как я нужно лечить электричеством. Я каждый день возвращалась домой в слезах, а вскоре надолго слегла с астмой. Еще несколько таких месяцев, и, наверное, я бы окончила нашу школу с пособием по инвалидности. Но этого не случилось. Меня спас Михаил Горбачев.
5 января 1987 года на пленуме ЦК КПСС он сказал, что дальше так продолжаться не может.
Подул Ветер Перемен.
На волне Перестройки в соседнем Купчино начали строить одну из первых в городе гимназию. Это была не просто школа решившая сменить название, это была школа с чистого листа. Там никогда не было красного уголка и бюста Ленина, не было коллекции противогазов. Там изучали латынь, сценическое движение и другие, ненужные для жизни, но совершенно прекрасные предметы. Я перешла в 587-ую гимназию, и жизнь сразу стала хорошей.
Класс у нас был гуманитарный. Поскольку никто тогда не знал, как учить гуманитарных детей, Елена Валентиновна решила, что будет читать нам свои университетские конспекты. Я сидела за первой партой, слушала лекции о Радищеве и просто купалась в этом сладком мире. На каждый вопрос тянула руку. Некоторые уроки превращались в диалог. Одноклассники старались нам не мешать, видели, что мы с Еленой Валентиновной увлечены друг другом. Это было очень счастливое время.
Из своей прежней школы я больше никогда никого не видела. Кроме Зои Мартыновны…
Два раза в год мне снились сны, в которых я прихожу к Зое и наставляю на нее обрез.
- Вы узнаете меня, Зоя Мартыновна?!..
Продолжалось это двадцать пять лет. Вплоть до парламентских выборов 2007 года.
Той зимой избирательный участок, почему-то, организовали в моей первой школе-гестапо. Меня передернуло уже, когда я прочитала объявление в парадном. Но, все равно пошла - потянуло, видимо, как тянет маньяков и их жертв на место преступления.
Уже при входе меня поразило, что школа наша не изменилась совершенно. Я не понимала, как это возможно. Все было ровно на тех же местах как двадцать пять лет назад. И хотя бюст Ленина в коридоре убрали, барельеф Карла Маркса по-прежнему висел над учительской. Я шагнула под картонную вывеску «Тебе слово, гражданин России!» и увидела в избирательной комиссии... знакомые лица старых учителей – географичку и Изо. У меня поднялось давление. Как это возможно? Ведь двадцать пять лет прошло. Я начала очень быстро складывать в голове цифры, отнимать год от возраста, или наоборот? О боже... Значит, и Зоя сейчас здесь? Что если прямо сейчас я поднимусь по лестнице, войду в класс и произнесу, наконец, слова, которые репетировала столько лет? Она, конечно, узнает меня. А дальше… я подойду и дам ей по морде.
- Ирина Николаевна, скажите, а Зоя Мартыновна… она сейчас в каком кабинете?
- Маш, ты с ума сошла? Она умерла пятнадцать лет назад.
Бюллетень будешь брать?
Я взяла бюллетень… Бессмысленный, как и моя протухшая месть. Поставила галочку «против всех» и вышла на мороз.
Комментарии
Как говорится в семье не без урода.
Комментарий удален модератором
Комментарий удален модератором
Комментарий удален модератором
Комментарий удален модератором
Комментарий удален модератором
по вам психушка точно плачет.
А если сейчас ребенок в деревне, да и в городе, в простой рабочей семье заболеет так, как болела я, то он останется безграмотным. Ведь такая семья не сможет оплачивать каждый час учителя.