Проклятие рубля

Конец прошлой и начало нынешней недели были отмечены чем-то вроде паники на рынках: падали биржи, падал курс рубля. Новость во многом уже профессионально-спекулятивная — простой народ не бежит перекладываться в доллары, не сражается в очередях за вкладами в банке, вообще значение валютного курса в нашей жизни изрядно снизилось. Страна в основном живет на рубли, и слава богу. Если вы не биржевой игрок, заработать на локальных скачках все равно невозможно.

И только по старой памяти снижение курса рубля к доллару и другим валютам еще вызывает подсознательную тревогу, предчувствие катастрофы. Конкретно России дефолт не грозит, зато он уже почти случился в ряде других стран. Иными словами, что касается конца света, то, как всегда в истории христианской цивилизации, он близок. В смысле — лучше быть готовыми.

Если серьезно, то пределы «неприятностей» в том, что касается собственно рубля, мы хорошо знаем по прошлому кризису. То есть очень умеренная и плавная девальвация в объявленных границах. Вообще то, как ведет себя рубль после 1999 года, экономисты изучили хорошо — тайн почти нет. Он жестко привязан к ценам на нефть, а при их падении зависит еще и от спекулянтов.

Дефолт 1998 года, обрушив рубль и расстроив многие судьбы, тем не менее дал возможность дышать национальной экономике и выигрывать конкуренцию за счет относительного удешевления цены российских товаров. Это преимущество давно исчезло: рост цен на нефть приносил в страну валюту, рубль относительно дорожал, наши товары становились менее конкурентоспособными.

Болезнь усиливалась еще и тем, что у нас темпы инфляции почти все прошлое десятилетие были двузначными, а в США — близкими к нулю, что приводило к разрыву: рубль дорожал к доллару, но дешевел относительно товаров.

Бесконечно нарастать этот разрыв не мог.

Казалось бы, рыночное равновесие, цены на нефть, да и международные спекулянты от нас не зависят, и с этим поделать ничего нельзя. На самом деле это не совсем так. Проблема связи курса валюты и развития давно обсуждается. Дело не только в объективных закономерностях, но и в чем-то другом. У российского государства, кажется, нет то ли инструментов, то ли решимости проводить более самостоятельную от внешних рынков и внутренних догм финансовую политику.

После кризиса 2008–2009 годов что-то из этого появилось: Центробанк повел себя тогда активно, осуществляя осторожную, но явно выраженную политику поддержки экономики. Но после кризиса и живительной «плавной» девальвации курса все вернулось на очередной круг — рубль опять стал надуваться вместе с ценами на нефть.

Вообще, вопрос о пределах вмешательства государства в рынок не простой. Но те, кто хочет иметь самостоятельную политику в этом вопросе, обычно ее имеют. Часто страны специально занижают курс, но некоторым бывает выгодно его и завышать. Не только Китай, но и Европа вводят ограничения на спекулятивные операции, прежде всего краткосрочные. Кроме накопления валютных резервов и в разной мере тонких ограничений биржевой торговли есть и другие способы искусственно регулировать курс своей валюты. Например, массированное стимулирование закупок за рубежом машин и оборудования для новой индустриализации — вот это было бы крутым способом игры на понижение обменного курса рубля!

Но тут мы уже понимаем, что дело не в курсе валюты как таковом, а в правильных приоритетах. Что важнее: развитие реальной экономики или абстрактные соображения типа борьбы с инфляцией и открытия рынков? Может быть, новое правительство даст новый ответ.