«Самое плохое в русских — пьянство». Как немецкий агроном поднимал хозяйство в российской глубинке

На модерации Отложенный

Владимир Туркин и Марио Лидтке поглядывали на часы. Удобрения вот-вот должны были привезти. Грузовики задерживаются, весна задерживается. Не до журналистов...

Владимир Васильевич живёт в деревне Ахтырка, а Марио — в 20 км от него, в селе Яковка, в Орловской области. Один — русский фермер, другой — немецкий агроном. Оба поднимают российское сельское хозяйство.

Почему не любят богатых?

— Я Алёша Попович, богатырь! — из добротного дома Туркиных выбегает и представляется младший сын, 3-летний Лёша. Никаких сомнений, что будет богатырём, нет. С таким-то папой! Владимир Васильевич — настоящий русский мужик, почти былинный.

— Нам от государства ничего не надо! — примерно раз в 10 минут повторяет Туркин свой девиз. И сейчас у него к государству не просьбы, а вопросы.

Он начинал своё хозяйство в 2002 г. с 36 га. Сейчас имеет уже 260, на которых работает сам и 4 работника, есть небольшой парк довольно старой техники.

— В прошлом, очень неудачном году собрал 35 центнеров с га, — с гордостью говорит он, — вот только сбыть не могу до сих пор. Государство экспорт зерна запретило, и внутренние цены упали. Как это так — литр топлива стоит 23 рубля, а килограмм зерна — 5? Ну хотя бы 9, и я бы развивался.

А как же кредиты? Почему бы ими не воспользоваться и не расширяться? А там уже и ситуация изменится, зерно продастся, и можно долги вернуть. Туркин улыбается и вместо «нам от государства...» рассказывает:

— Банки мне сами звонят и предлагают кредит под 15%, они знают, что я крепкий. Но я крепкий именно потому, что никогда к ним не хожу. Вот вам пример. Несколько лет назад я посадил картофель. Тогда его принимали в районе в потребкооперации. А когда урожай созрел, эта контора закрылась. Никому моя картошка оказалась не нужна. А если бы я под неё кредит взял? Рассовал тогда урожай по всем подвалам деревни. Потом скормил свиньям. У меня три знакомых фермера закрыли дело, потому что не смогли вернуть кредиты.

Посадить и вырастить — это, оказывается, самое простое. А вот догадаться, куда рынок повернётся да что нового чиновники от сельского хозяйства выдумают, — вот где высшая математика, с которой фермерам Орловской области пока трудно справиться. Сейчас компьютер с Интернетом завели, что-то про фермерские продукты, которые москвичи по баснословным ценам с руками хватают, услышали. Вот теперь будут изучать, разбираться, пробиваться сами. Потому что от государства ничего не ждут. Выручают фермера в любой ситуации его знание техники (работал на закрытых военных заводах) и жена Людмила Валентиновна. Она, учительница в местной школе, успевает утром до работы отвезти документы в район, побегать по кабинетам...

У семьи большие планы. Во-первых, надо в следующем году ставить новый дом. Туркины надеются, что три сына (Серёжа — студент, Ярослав — школьник да Алёша — главные помощники) дело продолжат и останутся в деревне. Во-вторых, хотят, чтобы хоть один из них впервые за 10 лет поехал в отпуск. В Геленджик, например. И, в-третьих, думают дорогу к школе поправить. Пусть в ней всего 18 человек, но ведь если не будет дороги, так ещё меньше детей будет...

Расстраивает только одно: не любят их местные. Потому что трудолюбивые, непьющие. По местным меркам богатые. Настоящие русские.

Лучшая земля

Прежде чем взять в аренду на 49 лет 2 тысячи га земли, немецкий бизнесмен Эккарт Хоман собрал пробы почвы в нескольких регионах России. Отвёз в Германию. Оказалось, что почва в Орловской области — чуть ли не лучшая во всей Европе. Призвал на помощь своего друга агронома Марио Лидтке, который и руководит хозяйством «Рейнланд». Это было в 2005 г. С тех пор Марио, высокий, статный немец, почти обрусел. То есть отменно матерится.

— Нет, ещё не хорошо, — смеётся он, — меня не все понимают.

Вот прошлой весной пригласил техников отремонтировать агрегат в тракторе, денег заплатил. А в этом году он снова сломался.

— Надо самому делать, — уже даже не злится он. И я тут же вспоминаю Туркина, который сам может собрать и разобрать трактор. Марио тоже это умеет — с немецкими тракторами и комбайном.

Раньше он многое прощал своим работникам. Ну выпил немного, ведь воскресенье, день рождения, Первомай... А потом понял, что пьяный разобьёт дорогую машину, взять с него нечего, за ремонт приходится платить самому. Не по-немецки это. Сейчас в хозяйстве жесточайший закон: сегодня — пьяный на работе, завтра — безработный. Что уволенные «за это дело» люди говорят вслед немцу, догадайтесь сами... И всё равно работники пьют, хотя другой работы в деревне нет. Хозяйство специализируется на элитных сортах зерновых. Это трезвый расчёт — зерно у них раскуплено ещё до сева, его в основном используют в качестве семенного фонда и для производства высокосортных хлеба и макарон. У немецких предпринимателей тоже не было проблем с кредитами — в немецких банках их дают под минимальные 4-5%. Почувствуйте разницу. Больше о цифрах ничего — коммерческая тайна.

— Заработал столько же, сколько мог бы в Германии, — говорит Марио. Тогда зачем же сюда, в такую глушь и непролазную грязь забрался, спрашиваю.

— Земля! — с придыханием говорит он. И сразу понятно, как он любит работать, почему не надоедает жить в скромной съёмной квартире в райцентре Колпна и отчего он удивляется моему вопросу про досуг — его нет, ведь всё время в поле... Его русские коллеги, которые с ним 6 лет, говорят, что каждый год он помогает школе с ремонтом. Если в коллективе из 14 человек у кого-то радость или несчастье, тоже помогает. Ездит к родителям в Германию на Рождество. И они тоже один раз летом приезжали. Понравилось вроде им.

— У нас в Германии хозяйства — там 30 га, тут 40, а чтобы сразу и 2000, да с такой почвой... — объясняет Марио свой выбор в пользу России. Я его спрашиваю, что самое плохое в русских, и уже знаю ответ.

— Пьянство. Это на первом месте. На втором — почему вы не хотите учиться? Школу закончили, и всё. А надо что-то руками уметь!

А что самое хорошее в русских? Ответ потрясает:

— Дружба! Вы умеете так (глаза в небо) быть вместе. Раньше и мы так могли, а теперь...

И он делает движение локтями — распихивание друг друга ради денег. Нет этого у нас, по его мнению.