Экономика США придет в норму не раньше, чем через 8 лет

Пол Кругман: экономика США и безработица придет в норму не раньше, чем через 8 лет

Несколько кратких замечаний по поводу данных о ВВП [США за третий квартал]. Несомненно, рост на 3,5% – это намного лучше, чем спад. Но этого недостаточно, даже близко недостаточно для того, чтобы добиться ощутимых успехов в борьбе с безработицей.

На самом деле, нам просто повезет, если благодаря таким темпам роста безработица будет снижаться на 0,5 процентного пункта в год. Такими темпами мы достигнем чего-то похожего на полную занятость не раньше, чем у власти окажется вторая администрация Сары Пэйлин.

За годы, прошедшие с 1930-х, безработица лишь дважды была столь же высокой, как сейчас: во время рецессии 1981 – 1982 годов и еще раньше, во время рецессии 1974 – 1975 годов. (Я предпочитаю упомянуть обе, поскольку в противном случае некоторые начнут скандировать: «Рейган! Рейган! Рейган!» – и сведут на нет любую конструктивную дискуссию).

Повторю, 3,5% роста намного лучше, чем ноль. Но нам нужна целая серия цифр примерно в два раза лучше этой. И не забывайте, что, как отмечает Райан Авент, даже при V-образном восстановлении экономики требуется немало времени, чтобы безработица сократилась до приемлемых уровней. Даже спустя три года после начала восстановления американской экономики в 1980-х безработица все еще составляла 7%.

Чтобы понять, что именно означает (и чего не означает) рост на 3,5%, можно посмотреть на годы правления Клинтона, взятые в целом. (Я беру период с конца 1992-го до конца 2000-го, но если вы немного измените начальную и конечную даты, большой разницы не будет). За эти восемь лет реальный ВВП рос в среднем на 3,7% в год. (Вы знали об этом? Мне кажется, что очень немногие осознают, насколько хорошими были показатели роста во времена Клинтона). Безработица за этот период снизилась с 7,4% до 3,9%, то есть на 3,5 процентного пункта.

То есть, если считать, что рост в третьем квартале 2009 года более или менее соответствует средним темпам роста во времена Клинтона, даже после восьми лет такого подъема можно ожидать снижения безработицы с нынешних 9,8% лишь до 6,3% – все еще неприятно высокого показателя. Понадобится около десяти лет, чтобы добиться более или менее полной занятости. Как я уже говорил, как раз ко второму сроку президентства Пэйлин.

Поразительные выводы можно сделать и для политики ФРС. Если воспользоваться правилом Тэйлора, согласно которому процентные ставки должны быть нулевыми до тех пор, пока безработица не приблизится к 7%, ФРС не должна менять ставку еще около шести лет.

Нам нужны куда более высокие темпы роста.

Хорошие новости, связанные с последними данными о ВВП, заключаются в том, что бюджетные стимулы, похоже, работают именно так, как и должны работать, согласно здравой кейнсианской доктрине. Плохие новости, связанные с последними данными о ВВП, тоже заключаются в том, что бюджетные стимулы, похоже, работают именно так, как и должны работать, согласно здравой кейнсианской доктрине.

У Джоша Бивенса из Института экономической политики есть хороший обзор доказательств того, что стимулы работают. Он пишет: «При серьезном рассмотрении фактов ясно, что споры об этом пора прекратить: антикризисная программа сыграла ключевую роль в том, что экономика вновь начала расти». В другом месте Бивенс отмечает, что всегдашние критики меняют правила игры: теперь они соглашаются, что стимулы помогают экономике расти, но утверждают, что это «не настоящий» рост, поскольку… он вызван стимулирующими мерами.

Гм. Вообще-то весь смысл бюджетных стимулов – смысл, на который указывают все модели, базирующиеся на идее межвременной максимизации, – заключается в том, что они позволяют пустить в ход ресурсы, которые в противном случае оставались бы незанятыми. Если вам это удалось, значит, вы помогли экономике – различий между настоящей и искусственной занятостью нет.

ОК, теперь о плохом. Чего бы нам на самом деле хотелось, так это не просто успешного создания рабочих мест, а импульса экономическому развитию – мы бы хотели, чтобы стимулирующие меры стали катализатором самостоятельного экономического роста. Но важно понимать, что не это определяет ценность стимулов – это не прогнозируется в стандартных моделях и не упоминается среди аргументов, доказывающих необходимость стимулов для удовлетворения базовых нужд населения. Хотя было бы хорошо, если бы это произошло.

И главное, если резкого роста не происходит, подтверждается исходная точка зрения, которую высказывал и я, и другие: существующие стимулы слишком малы. Простая экономическая логика подсказывает, что стимулы призваны устранить разницу между фактическими и потенциальными темпами роста ВВП. Очевидно, что сейчас их даже близко недостаточно для того, чтобы это сделать. Не станет достаточно и в будущем.

Хотя большую часть средств, выделенных на стимулирующие меры, еще только предстоит потратить, в процентном отношении к ВВП расходы уже достаточно велики и близки к максимальному уровню за все время действия антикризисной программы. Следовательно, в значительной, если не в наибольшей степени влияние стимулов на экономический рост уже проявилось.

Конечно, нужно сделать несколько пояснений – некоторые косвенные последствия будут видны только со временем. К примеру, антикризисный план, возможно, уже помог сохранить работу такому количеству школьных учителей, какому и должен был. Однако косвенный эффект от сохранения этих рабочих мест – например, для занятости в магазинах, где учителя покупают продукты, – в полной мере еще не проявился. Вот почему [глава группы экономических советников Белого дома] Кристина Ромер говорит, что эффект антикризисного плана будет максимальным не раньше середины следующего года.

И все же, хотя мы получили большую поддержку, она была явно меньше, чем нам на самом деле нужно. И мы можем позволить себе больше.