Британский идиш

На модерации Отложенный

Не знаю уж, как в других еврейских домах, но в нашем каждый год хлопот не оберешься, когда приближается святой праздник крисмес. У меня голова идет кругом: дети с утра до вечера строят планы, как его отметить».

Если вы считаете «декабрьскую дилемму»  новой или чисто американской, то рассказ Кэти Браун «Крисмес презентс», по‑доброму насмешливый, обогатит ее историю новыми, весьма существенными гранями. Браун опубликовала «Крисмес презентс» в лондонской идишской прессе в 1930‑х годах.

Героиня сообщает нам, что ее дети требуют от нее подарки на Рождество — и если бы только подарки! Дети требуют, чтобы она непременно устроила дома рождественскую вечеринку, с елкой, нох! 

«Хотя идея праздновать крисмес мне не нравится — ни в доме моих родителей, ни у наших родственников это не было принято, — я молчу, пока они празднуют не у нас, а в гостях у своих друзей».

Язвительность «Крисмес презентс» подкрадывается тихой сапой, поначалу маскируясь под кротко шутливой интонацией. Как хорошо, что теперь у нас есть «Лондонский Идиштаун: еврейская жизнь Ист‑Энда в идишских скетчах и рассказах, 1930–1950», пахнущий типографской краской томик, — в нем несколько рассказов Браун, впервые переведенных на английский. Переводчица, исследовательница и певица Виви Лакс предприняла героические усилия, раскопав в архивах забытые произведения трех летописцев жизни в идишском Ист‑Энде: Браун, А. М. Кайзера  и И. А. Лиски .

Произведения этих трех писателей публиковались в лондонской идишской прессе во времена, когда в Великобритании уже начался упадок идиша, причем стремительный. Однако все три автора участвовали в кипучей культурной жизни целиком на идише. Например, Браун также писала песни и пьесы для идишского театра, их ставили как любительские, так и профессиональные труппы. Ее дом на Брик‑лейн «притягивал, как магнит, писателей, актеров и многочисленных друзей хозяйки: они собирались, чтобы исполнить песни из спектаклей и потолковать об идишском театре».

Кэти Браун. 1930. Фото предоставлено: MAZOWER PRIVATE COLLECTION

Браун (при рождении Гитл Бакон — более штетловского имени нарочно не придумаешь) была местной знаменитостью: ее узнавали на улицах. Но знаменитая женщина, увы, ничего не попишешь, — тем не менее женщина. Ни одна рецензия на первый сборник рассказов Браун не обошлась без упоминания об ее «чувствительном женском сердце», но этот покровительственный тон, похоже, не помешал успеху книги: по числу проданных экземпляров она обскакала все книги на идише всех ее современников.

Лиски был коммунистом, состоял в организациях с ярко выраженным коммунистическим уклоном: Еврейском культурном клубе, Еврейском фонде помощи советской России и лондонском ИКУФ (Идишер культур‑фарбанд ). Политические убеждения Лиски повлияли на его творчество, и на жизнь, и на громокипящий, судя по всему, брак с соратницей‑активисткой Сидо (Соней Хусид ). Я бы охотно посмотрела — даже за деньги — какой‑нибудь добротно сделанный мини‑сериал о временах, когда Лиски и Сидо были некоронованными королем и королевой транснационального мира лондонской идишской литературы.

В «Лондонский Идиштаун» включен рассказ Лиски «Продуктивизация»; он играет яркими красками и в английском переводе, что свидетельствует о мастерстве Виви Лакс. Главный герой, Сэм Стрикер, идет к домовладельцу, у которого снимает квартиру: «…это был приземистый мужчина, ни дать ни взять — сейф: непрошибаемый, богатый, свои мысли всегда держит за семью замками».

 

Katie Brown, A. M. Kaizer, I. A. Lisky
London Yiddishtown: East End Jewish Life in Yiddish Sketch and Story, 1930‑1950
Лондонский Идиштаун: еврейская жизнь Ист‑Энда в идишских скетчах и рассказах, 1930–1950
Wayne State University Press, 2021. 280 p.

В свое время лондонские рассказы Лиски порицали за излишнюю идеологизированность. Что ж, Лиски явно не скрывает свои политические убеждения. Но в центре «Продуктивизации» — глубоко личная драма, понятная каждому человеку. Иммигрант беспокоится за своего сына, родившегося в Лондоне: мальчик умный, получил стипендию, чтобы выучиться на врача и вырваться из гетто. Но в этот период распоясались Британский союз фашистов и его вожак Освальд Мосли. Руководство британской еврейской общины, люди ассимилированные, солидные, советовали евреям не высовываться, не увеличивать уже и так слишком большое представительство евреев в свободных профессиях, куда стремится в рассказе сын Сэма.

Приятелям Сэма из местного ресторана намного больше импонируют решительные меры — они намерены отвечать на провокации кулаками и настоящей лавиной памфлетов.

Какой должна быть адекватная реакция на фашизм, набирающий силу? Как реагировать евреям в качестве общности? А лично? Лиски умело ставит эти вопросы, а Лакс детально описывает историко‑литературный контекст каждого автора и каждого рассказа в сборнике. Лакс — моя дорогая подруга, но даже если бы я не восхищалась ею и раньше, то все равно заявила бы: работа, проделанная ею в «Лондонском Идиштауне», просто превосходна, это достойное продолжение ее блистательной и уморительно смешной первой книги «Звуки Уайтчепела: жизнь еврейских иммигрантов в идишских песнях и стихах. 1884–1914».

Все три писателя — Лиски, Кайзер и Браун — посещали литературный салон, который десятки лет собирался у идишского писателя А. Н. Стенкла . Он прожил долгую жизнь, написал очень много и стал центром всей культурной жизни. Подобно многим идишским писателям, родившимся в Восточной Европе, он иммигрировал, перебрался в Берлин в 1921 году. В биографическом очерке о Стенкле на сайте SOAS  (Библиотеки Школы востоковедения и африканистики ) этот период описывается так: «Он расцвел в богемной атмосфере Германии: был завсегдатаем “Романского кафе” и знакомился с близкими по духу писателями и интеллектуалами». Но после того, как в 1936‑м гестапо арестовало его и подвергло пыткам, Стенкл благоразумно покинул Германию и в итоге осел в Лондоне, где с 1946 по 1981 год редактировал литературный журнал «Лошн ун лебн», попутно удостоившись титула «поэт Уайтчепела».

В 1983 году архив Стенкла подарили Библиотеке SOAS при Лондонском университете. Но только сейчас архив стал по‑настоящему доступен исследователям. Много номеров журнала «Лошн ун лебн» можно прочесть в оцифрованном виде; создана новая, двуязычная программа‑помощник для поиска по текстам; массу материалов наконец каталогизировали. Архив Стенкла — подлинная сокровищница для тех, кто изучает его творчество, но вдобавок эти документы позволят исследователям взглянуть под новым углом на очень многих писателей и деятелей культуры из его окружения.

Авроом‑Нохум СтенклФото: Miriam Stencl Becker

По этому случаю SOAS обратилась к певице и композитору Полине Шеперд с просьбой положить несколько стихотворений Стенкла на музыку. По воле случая у Шеперд уже было в работе одно стихотворение Стенкла. Однако, получив заказ, Шеперд обратилась в лондонское идишское сообщество, где к ней отнеслись очень радушно. Она сочинила музыку к двум стихотворениям Стенкла, а ее переложение «Халбе левоне» («Половинки луны»), просто потрясает.

 

Кто подвесил ее перед моим окном —

молодую луну после такой ненастной
ночи?

Половинкой лица она смотрела на меня,

а другой половинкой надо мной смеялась.

 

Вы можете посмотреть программу «Спеть Стенкла» целиком.

Прогулявшись сегодня по Брик‑лейн, вы увидите немногочисленные, но драгоценные вещественные свидетельства того, что тут некогда процветала идишская община. Это не значит, что сегодня идиш захирел — нет, он деятельно существует в новой форме, форме XXI века. Сейчас Университетскому колледжу Лондона есть чем похвастаться: там работает целая плеяда серьезных ученых, исследующих и преподающих идиш. Когда в 2020 году разразилась пандемия, эта команда талантливых специалистов применила свои уникальные социолингвистические умения, чтобы помочь донести научную и медицинскую информацию до общин, где говорят на идише, — таких как Стэмфорд‑Хилл.

Казалось бы, в том, что касается литературы, современный Стэмфорд‑Хилл, мир хасидов, говорящих на идише, бесконечно далек от вулканической культурной жизни Уайтчепела в межвоенный период. Тем не менее Лондон — город большой, но не настолько. Лакс сообщает, что у А. М. Кайзера, одного из авторов, которых она переводит, был младший брат Шломо: так вот, жил он в хасидском Стэмфорд‑Хилле. Большое семейство Кайзеров, как и многие другие в те десятилетия глобальных сдвигов, «раскололось», пишет Лакс. Тем не менее интересно осмыслить не самозамкнутые, маленькие мирки литературного и хасидского идиша, а паутину связей между разными кварталами: ее нити снова и снова обрывают, но они опять срастаются, всякий раз самым неожиданным образом.