«Мать» идишской литературы

Если вы изучали или читали современную идишскую литературу, то почти наверняка слыхали имя Янкева (Яакова) Динезона . Для ряда гигантов современной идишской литературы, в том числе Шолом‑Алейхема, С. Ан‑ского и И. Л. Переца, он был другом, доверенным лицом и кем‑то вроде управляющего. Вдобавок Динезон упокоился в великолепном оэле (мавзолее) в Варшаве рядом с друзьями — Ан‑ским и Перецом. Если современная идишская литература пыталась доискаться, каким должен быть еврейский любовный роман, то в ее основе лежала реальная история о братской любви Переца и Динезона.

Янкев (Яаков) Динезон

Хотя Динезон значится во всех трудах по истории литературы, его произведений сегодня почти нигде не сыскать — а в английских переводах не сыскать определенно. Новые переводы произведений Динезона на английский, изданные «Джуиш сторителлер пресс», призваны изменить ситуацию, вернув еврейским читателям его имя в 2019 году, к его сотому йорцайту.

Поскольку в литературном каноне Динезон отсутствует, я всегда предполагала, что его главным вкладом было содействие друзьям и коллегам в литературе. Меж тем как Менделе Мойхер‑Сфорима, Переца и Шолом‑Алейхема мифологизировали (в том числе и они сами) в образах «дедушки идишской литературы», ее «отца» и ее «сына», идишский литературный критик Шмуэль Рожанский  считал Динезона ее «матерью».

Такие понятия с интригующей гендерной окраской моментально приковывают внимание нынешних исследователей идиша. Произведения Динезона пометили как «женские», да и в программах по изучению современной идишской литературы его не найти, как это понимать? Идиш с самого начала представляли как нечто «женское»: язык для женщин или для женоподобных мужчин. Ивритская литература была полем битвы, где такие маскилим, как Перец и Шолом‑Алейхем, стремились доказать свою мужественность. Точнее, стремились, пока не поняли, что ограничиваться ивритом значило ограничить свою аудиторию до самых мизерных размеров.

И. Л. Перец, Я. Динезон

Похожая логика побудила Динезона перейти в литературе с иврита на идиш. Позднее он вспоминал (в предисловии к «Молодому злодею»), что ивритские произведения не доходили до «тысяч и десятков тысяч братьев и сестер, кому, возможно, пригодились бы мои сочинения и, возможно, доставили бы удовольствие мои истории». Но если такие писатели, как Менделе, чтобы выразить свое отношение к современной им еврейской жизни в черте оседлости, писали едко и иронично, то интонация Динезона была куда более мягкой и сентиментальной, а трактовка — более реалистичной. Эти особенности, а также глубокое сочувствие Динезона мытарствам еврейских женщин и их мировосприятию, проясняют, почему Рожанский пытался заново включить Динезона в пантеон в качестве «матери».

Хотя мы понимаем, как много значила дружба Динезона с Перецом, взаимоотношения Динезона с тремя женщинами оказались, пожалуй, столь же судьбоносными. В зрелые годы он славился благодаря литературным — совместно с Перецом — салонам в Варшаве; по их адресу, так сказать, обитала идишская литература. Но жил Динезон вместе со своей сестрой: вклад этой женщины остался практически непризнанным, так что даже ее имя — Фейге Кац — еще недавно было никому неизвестно.

Когда Динезон был подростком, Хелена Горовиц наняла его домашним учителем иврита к своим родственникам. Именно в доме Горовицей начался путь Динезона в секулярную литературу. Поехав в Вильно с деловым поручением семьи Горовиц, он познакомился с сестрой Хелены Горовиц — Двойрой Ромм: та была одним из директоров знаменитой типографии «Ромм» . Именно Ромм опубликовала его первый роман  и направила его жизнь в новое русло.

Этот первый роман, недавно переведенный Тиной Лунсон и отредактированный Скоттом Хилтоном Дэвисом, — не что иное, как бестселлер 1877 года «Молодой злодей». В нем рассказана история мальчика‑ешиботника Йосефа: он уходит из дома и в итоге становится домашним учителем в особняке богатой семьи в Могилеве. (В «Молодом злодее» много интересных автобиографических мотивов.) Он влюбляется в среднюю дочь, красавицу Розу, но их счастью препятствует злодей, картинно подкручивающий усы, — зять Мейше Шнеур, тот самый «молодой злодей» из названия романа. (Динезон, как и персонажи книги, был литваком из Могилева (город в современной Белоруссии) и, вероятно, выговаривал имя «Мойше» как «Мейше».)

«Молодой злодей» неожиданно снискал успех: разошелся тиражом 200 тыс. экземпляров и породил лавину эпигонов. «Молодой злодей» и впрямь книга сентиментальная, почти лишенная сатирической остроты и юмора, свойственных знаменитым друзьям Динезона.

Но все равно новый перевод можно рекомендовать: он этого достоин.

Титульный лист романа Я. Динезона «Молодой злодей». Варшава: Ахисефер, 1928

Во‑первых, и это, пожалуй, важнее всего: Дэвис сократил оригинал — в нем 600 страниц, — превратив в блестящее, динамичное повествование, не занимающее и 300 страниц: идеальный объем— такую книгу можно проглотить за один шабат. Эта книга предназначена не для ученых, в ней нет примечаний, орфография не отвечает стандартам YIVO . Зато она позволяет получить большое удовольствие от знакомства с ранней современной идишской литературой и узнать, как «создавались» первые читатели идишских романов.

Динезон напрямик втолковывает своим читателям, как важно читать романы. Например, в выдержках из дневника Йосефа рассказывается, что двоюродный брат давал ему книги, написанные не евреями, и убеждал вдумываться в их глубокий смысл. «Никто, — говорит двоюродный брат, — не пишет прозу чисто ради искусства. Писатель откликается на зов — и рвется на помощь некоему правому делу, чтобы искоренять зло и поощрять добро». Однако проблема с чтением нееврейских книг в том, что их персонажи — неевреи, а значит, даже если они могут служить высоконравственным примером современникам, нельзя ожидать, что евреи станут подражать этому образцу. Весьма недвусмысленный намек читателю: он должен быть благодарен авторам еврейских романов.

В финале романа, когда наше терпение уже истощили воистину гнусные — несть им числа — поступки злодея Мейше Шнеура, наш рассказчик замечает, что того окружали сплошь преступники‑отщепенцы: кому ж еще он мог подражать? Возможно, прочитай он о том, как плохо кончают плохие люди, у него был бы шанс поразмыслить над своей злонравной жизнью. Требовать от литературы таких результатов — значит, ожидать от нее слишком многого, но это вполне объяснимо, учитывая время и место: ведь тогда и там многие заменили веру в Б‑га верой в литературу и не сомневались, что литература и впрямь способна изменить мир.

«Молодой злодей» полон сочувствия к главным героям — евреям XIX века, идущим тернистым путем к современности, одновременно пытаясь сохранить свое еврейство. В романе почти нет иронии и юмора, характерных для куда более резкой маскильской полемики, например для «Волшебного кольца» Менделе. Тем не менее Динезон — он как‑никак литвак — дает ясно понять, что в его современном еврействе обскурантизму нет места; вся книга пронизана явным презрением автора к хасидам. Неприязнь Динезона к суевериям породила одно из немногих неподдельно смешных, проникнутых иронией мест в романе — сцену, когда он поднимает на смех местного мистика Шмаяу. С вкладом Шмаяу в благополучие городка все становится ясно, когда Шмаяу пытается погасить пожар, швырнув в огонь книгу по еврейской магии, чем трагикомически расписывается в своей полной никчемности.

Каждый год на английский переводят крайне мало идишских романов — от силы пять или шесть. Перевод — дело дорогостоящее и медленное, продать переводную книгу нелегко, и это отпугивает издателей. Но теперь — и это тем более необычно — мы получили полную корзину переводов Динезона, работа над некоторыми из них шла с 2003 года. Я спросила у редактора серии Скотта Хилтона Дэвиса, что сподвигло его на этот колоссальный труд. Зачем пытаться реабилитировать такого писателя, как Динезон?

А. Кацизне и С. Ан‑ский. Варшава. 1917

Ответ восходит к временам, когда Дэвис учился в митлшуле  IWO Ordn Shule  (идишской, первоначально симпатизировавшей коммунистам) в окрестностях Лос‑Анджелеса. Там он впервые познакомился с идишской классикой, в основном благодаря своей учительнице (тоже легендарной фигуре) Сабелль Бендер. Хотя Дэвис так толком и не выучил язык, впечатления от переводов идишской классики остались в памяти навсегда.

После смерти своего отца в 2001 году Дэвис стал преподавать в воскресной школе реформистской синагоги в Северной Каролине, то есть забрался так далеко от лос‑анджелесской шуле IWO, что дальше некуда. Привез с собой тот же сборник идишских рассказов, который читал в детстве в Лос‑Анджелесе. И обнаружил, что эти рассказы обладают той же силой даже в классе, где сидят подростки компьютерной эры. И чем больше он углублялся в эти произведения, тем сильнее его увлекал Динезон — а понять его было не так‑то легко — наставник и менч, слушатель и радетель, напоминавший Дэвису его отца. Дэвису стало ясно, что таким способом он почтит (при содействии своей сестры) идишкайт своего отца — сможет сделать для Динезона то, что Динезон сделал для многих других писателей. Он сказал, что намерен «вернуть Яакова Динезона на книжную полку рядом с его друзьями — Шолом‑Алейхемом и Перецом».