Что останется от страны?

«Настоящая демократия не создается одномоментно…
Необходимо, чтобы большинство людей …готовы были бы
на регулярной основе тратить свое внимание, свое время,
свои усилия на участие в процессе управления».
«…образцы цивилизованной, зрелой демократии
были совсем рядом – в США и странах Западной Европы».
«О развитии демократии. Сегодня
в Государственную думу внесен целый пакет предложений
по развитию нашей политической и партийной системы».
Из статьи Путина В.В.

Для начала поддержу мысли замечательной и мудрой колонки Виталия Лейбина от 09.02.2012 и вслед за ним повторю: сам я тоже не из «лучших людей», но из самых обычных. Засим приступаю к своему предмету: кандидат в президенты Путин В.В. опубликовал статью о политике. Как и предыдущая, «экономическая», по многим частным вопросам весьма толковую. Ей бы появиться месяца на три раньше. Да меньше содержать вредных для страны уступок злонамеренным либералам и безрассудным бунтовщикам.

Однако: основной посыл статьи вызывает недоумение у мало-мальски знакомого с началами учения о государстве. Под демократией автор понимает не то, что она есть: преходящий образ правления, многократно сменявшийся в истории монархиями и аристократиями и почти столь же нередко сменявший их собой (парные названным вырожденные образы правления – тирания, олигархия и охлократия). Демократия в статье Путина является как имя (или условие) всего доброго и хорошего в политике, государственном управлении и даже в частной жизни. Примерно так: нравятся нам участковый, дворник, ЖЭК, врач, учитель, премьер, президент – демократия! Не нравятся – авторитаризм, самодержавие и т.п. логические неуместные здесь понятия. Чуть ли не синоним Добра. Соответственно, все, что не демократия, вольно или невольно оказывается воплощением Зла.

Картинка привычная: в массовых советских учебниках лучезарное настоящее/будущее противопоставлялось тотально злому прошлому. Только место демократии, как исторически наивысшего идеала всего и вся, занимала советская власть, сиречь социализм. Уже этого методологического подобия довольно, чтобы такого рода революционаристский подход с методологическим и человеческим омерзением отринуть. У него, однако, есть и другая методологическая язва, нравственно симметричная первой: демократию как средоточие Добра представляет себе либеральный демократ, он же политкорректор, он же революционер «оранжевый». (Удивляться нечему: по меткому наблюдению Виктора Николаевича Тростникова, марксизм есть арианское отрицание христианства, как всякая ересь, желающее заместить собой истинную религию. Либеральный демократизм и политкорректность таковы же.)

Демократия со времен Полибия и Аристотеля понималась как принадлежность верховной власти народу (монархия – монарху, аристократическая республика – лучшим в каком–либо отношении людям). Кто и как назначает и осуществляет власть низовую – в городах и весях – вообще не имеет значения для определения образа правления. Назначение губернаторов президентом не умаляет «демократии», пока сам президент выборный. Даже разделение властей – признак третьестепенный. В пределе творить суд и издавать почти все законы мог бы президент (князь), не становясь при этом монархом.

Порой монархией именуют порядки в Великобритании. Заблуждение. Английская королева – существо декоративное: не является главнокомандующим, не распоряжается налогами и казной и – главное! - не располагает законодательной силой себе эти полномочия присвоить. В Великобритании, как и в прочих странах с «конституционной монархией» - демократия. Потому что вопрос исключительно в том, кто верховный – никому, кроме Господа, неподотчетный – властитель.

Демократия, как беременность, не может быть настоящей или ненастоящей: она либо есть, либо ее нет. Развиваться она не может (для умственно недостаточных: при беременности развивается плод, а не она сама). Иное дело, что устройство единых по образу правления, в том числе и демократических государств может быть различным. Как одного и того же государства в разные времена. Однако дело здесь не в развитии, в научном гегелевском смысле: политическая система не является целостной, самостоятельно существующей системой, содержащей источник развития – движущее противоречие – в самой себе. Можно говорить всего лишь о ее соответствии или несоответствии обстоятельствам места и времени. Не понимающие этого всегда впадают в иллюзию, будто существует некое «высшее» состояние демократии, скажем, в США, к которому рано или поздно придут все государства. Это столь же нелепо, как полагать американца высшим состоянием человека и утверждать, что все станут рано или поздно американцами. Речь можно вести только об изменении, усложнении или упрощении политической системы, ее лучшем или худшем приспособлении к более основательным и меньше зависящим от воли людей внешним условиям, к решению стоящих перед государством целей и задач.

Подавляющая часть предметов, о которых толкует Путин, равно как и его политические противники, вообще не имеют отношения к образу правления в РФ, то есть демократии: это вполне обычные части любой политической системы.

Люди с путаницей понятий в голове, отождествляющие сущность (образ правления) и ее проявления (вече, выборность, парламент и т.д.), договариваются до абсурда. Например, что в насквозь монархической России начала XVII века были «элементы демократии» – потому-де, что Косьма Минин, например, был выборным земским старостой.

Подобная путаница не безобидна. Отождествляя демократию с выборностью, разделением властей, «сдержками и противовесами», децентрализацией и т.п. и полагая ее «развитие» панацеей ото всех бед (по подобию непрерывного «повышения роли КПСС», как писали в материалах съездов), либерально-демократические путаники пытаются «развитием демократии» лечить все подряд болезни государства. Настаивают на исключительно выборности губернаторов, мэров, судей, начальников полиции, на непрерывных сходах и референдумах, даже на повседневном вмешательстве частных лиц в работу чиновников и органов власти. Подобную глупость искренние, но наивные коммунисты во главе с Горбачевым осуществили, начав лечить экономику в СССР конца 1980-х выборностью директоров государственных предприятий, чем поставили начальников в прямую зависимость от подчиненных. Огорчительно, что подобной несуразице заплачена дань и в статье Путина.

Глупо спорить против выборности, местного самоуправления, местных налогов и т.п. как таковых. Как, впрочем, и против любого иного, в том числе противоположного решения. Иной раз нужен молоток, другой – разводной ключ. Однако сегодня выборностью губернаторов и устройством парламентской республики (без президента) на самом деле решают задачу ослабления лично Путина, а не усиления страны (забивают гвоздь разводным ключом). И тем наносят куда больший вред стране и народу, чем вполне порочное использование экономических статей закона для устранения политических противников. Однако, повторю, в самих этих предметах – выборности, самоуправлении, электронном правительстве и т.п. – нет ничего демократического или монархического. Это вещи инструментальные, «технические», равно пригодные любого образа правлению, хотя и относящиеся к политической системе (то есть системе власти). Огорчительно, что статья Путина идет на поводу у «оппозиции»: как и парламентская республика, России выборность губернаторов ни к чему – и никогда не будет полезна. Это происки врагов или иллюзии наивных.

Далее в развитие темы должны бы последовать подробные слова об исключительно важной для любого государства иерархии чиновников (госаппарате), которая имеется во всех странах и даже на крупных предприятиях. От нее почти целиком зависит, как действуют демократические ли, монархические ли, или иные «механизмы» (крайне неудачное для политологии слово). Для экономики и политики России бюрократизм – извращение, при котором чиновники начинают работать на свои интересы, пренебрегая государственными, – куда большая трудность, чем любой из вопросов собственно политической повестки дня, что путинской, что оппозиционной. Чаще всего именно от него и от его последствий, хотя и не осознавая этого, пытаются избавиться, предлагая разнообразные меры по «развитию демократии». Штука в том, что аппарат, как и несущие основы системы политической, нейтрален к образу правления, да и к самой политической системе, так что мерами политического свойства его излечить невозможно по определению: это задача чисто управленческая. А поскольку, не различая политическое и управленческое, пытаются делать именно это – как если бы с чумой или холерой боролись не изоляцией больных, но массовым иглоукалыванием – ничего доброго выйти не может. Так что спустя время уже новые «протестанты» – если, не дай Бог, нынешних постигнет успех в смене начальства – стали бы поднимать очередную волну «демократизации». И вновь с тем же печальным итогом.

Однако о бюрократизме, за недостатком места, придется в другой раз. Да и тема это куда более специальная и скучная. Здесь же приходится с грустью заключить, что те, кто помогал Путину в выборе слов для его, повторюсь, неплохой в целом статьи, не тверды в началах наук и нуждаются в курсе политической пропедевтики. Видимо, пока так и остались в пределах убогого круга понятий школьного учебника марксистского обществоведения, он же краткий курс истории ВКП(б). (Требовать политических знаний от самих первых лиц не резон – не царское это дело.)

Что противники Путина еще хуже образованы и менее умны, нимало не утешает. Впрочем, разница очень важная: Путин знает все государственные дела на ять, умеет управлять и добиваться поставленных целей. Это – факт научный и медицинский, как бы кому ни хотелось еще лучшего (как известно, политика есть искусство возможного). Противники же Путина – все до одного пустые болтуны. (Много худшие даже «демократов» розлива 1980-х – начала 1990-х, которые, как известно, через три-пять лет после «победы демократии» почти все оказались за бортом политики, вытесненные безнравственными, но ловкими проходимцами.) И даже если бы этим болтунам удалось прийти к власти без гражданской войны, тревожит риск, что вовремя не найдется нового Путина, способного повторно собрать то, что еще останется от страны после них.