Четвёртая жизнь рядового Короткова. 2 часть

 – И вот так я вернулся. Надо было в третий раз жизнь налаживать. Матушка одна, работает в колхозе, денег нет.  Мне дали инвалидность, а на пенсию не проживёшь, надо на работу устраиваться. Предложили стать завклубом. Лозунги сам научился писать, струнный оркестр организовал. Выступали в Клёнове, ездили с концертами. Но работа – целый день на ногах! Уставал я очень.
Стал учиться у своего кума, Николая Григорьевича Бочарова, токарному ремеслу –  он надомником работал, точил шахматы. Я смастерил себе станок, приняли меня на работу. Только опять же на одной ноге стоишь, другой крутить надо – снова мне беда, ноги не выдерживают.

Ушёл я в сельпо – был в Клёнове буфет от Лукошкинской чайной,  пристройка к пекарне. Летом жара, зимой холод, как на улице. Опять мои раненные ноги страдают.
Вернулся я к токарному ремеслу. Мастерскую организовали в Лукошкине, собралось нас 12 человек. Станки на электричестве, работать не в пример легче. Потом перевели производство на Львовку, там уже был крупный цех. Придумали мы с Павлом Алексеевичем Борисовым станок-полуавтомат. Работал он на отходах, скорость высокая, производство стало прибыльным.  Ставят меня наладчиком оборудования, и мы продолжаем изобретать дальше.
Направили нас в 1969 году на ВДНХ, там дали за наш станок бронзовую медаль «За успехи в народном хозяйстве СССР». Были по работе благодарности, в 1976 году получил звание «Отличник социалистического соревнования», потом  медаль «Ветеран труда».

Всю жизнь я учился всему, что видел – было интересно. Сосед Волков Дмитрий Андреевич научил матрасы перетягивать. Дома у меня вся мебель в порядке содержалась: и диваны, и кресла. Жили мы вчетвером в доме матери, в одной комнате без перегородок. Только в 1972-м получили трёхкомнатную квартиру, а подросли дети – подали на раздел, сыну и нам с дочерью по двухкомнатной. А там уже внуки подрастают. И вот мы сами дом построили: я, сын и внуки. Я-то уже вроде пенсионер, они мне говорят: «Ты, дед, только начни, покажи нам». Какой там начни – как залез на стену, так и на весь день. Дерево – чистота, смолой пахнет. Женщины помогали, брёвна накатывали. 10 лет строили. Но ведь заходишь – здоровый дух, жить там хочется. Катя моя, пока ноги позволяли, сама всё ходила на стройку. Потом просила сына отвезти её туда, на травку да на свежий воздух.

– Какая же моя Катя красивая была! Стройненькая, на одной руке её держал. Как-то раз крышу на доме красил, она мимо проходит. Я тогда ещё её не знал. Чуть не свалился, всё думал: «Кто такая?»
В сорок восьмом свадьбу сыграли и стали жить. У Кати был чемодан книжек, а у меня железная кровать с периной. После войны недоедали, Катя старалась взять в школе часов побольше. У неё зарплата – 650 рублей, у меня – 450, у матери пенсии не было. Я без образования, тут вкалывай знай. А она-то с дипломом, но пришлось и за дровами по льду, и в прорубь с бельём. Напилим ольхи, вот с ней и тащим на санках. А то пилим дерево на корню, сами на коленях. А как-то Катя в отпуск уехала, мы с сыном полоскать бельё в проруби пошли. Ночью – чтобы люди не видели, мы же не умеем. Ох, горе – от ледяной воды руки сводит, отжимать начнем – половину на себя прольём. Где же тут у неё руки-ноги здоровые будут?

Ездила Катя перед свадьбой в Озёры к матери, рассказала, что жених у неё есть, пришёл с фронта раненный. Мать – в слёзы: да зачем он тебе, инвалид? Да бросит он тебя, только потешится. А вот прожили мы с Катериной 61 год с половиной  в любви и доверии.

А после войны уже шестьдесят пять лет прошло. Прожита большая жизнь, наполненная трудом, творчеством, семейным счастьем. Спрашиваю Бориса Ивановича, что же вспоминается ему о том далёком военном времени.

– Я стараюсь не вспоминать о войне. Что хорошего от неё, проклятой, люди получили? Только горе, раны, страдания. Но она для меня не кончается. Так и остался я на всю жизнь рядовым Коротковым.
На пенсию вышел я в 55 лет, поскольку у меня инвалидность. Я ведь с сорок пятого года так и пеленаю свою ногу. Коленка как-то поджила, а на второй ноге – ранение в голень.  Остеомиелит, рана открытая постоянно сочится. Матушка, бывало, посмотрит на меня: «Ох, Борька!» И какие врачи меня не обследовали, и какие практиканты на мне не учились! Но ничего не дало лежание в больницах. Оперировался, лечился много лет, а потом смирился. Жене только старался не говорить, сам перевязывался.

А с инвалидностью как было? Дали мне группу в сорок восьмом году, а в пятьдесят третьем сняли. Врач мне в комиссии сказал: «Я сам на протезе стою, оперирую.

Позовут, когда надо». Я и ждал, а тут мне говорят: «Не дожидайся, никто тебя не позовёт». И в 1979-м я добился возвращения группы. Пришла мне повестка на учёбу в автошколу, выучился – дали сначала машину «Запорожец», потом «Оку». Это для меня было большим подспорьем.

Свою медаль «За Отвагу» я получил в 1952 году. После войны дали «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945г.г.», а орден Отечественной войны 1 степени – в 1985 году. Все юбилейные награды имеются, а к 65-летию Победы вручил медаль белорусский президент Лукашенко. Освобождал я Белоруссию, помнят там. Да разве забудешь её, войну-то? Вроде бы что там – неполных два года воевал. А как будто вторую жизнь прожил.

И что вспоминается? Старшина со своей кухней отстал, приходится самим думать о пропитании. В предместьях Кёнигсберга зашли на скотный двор – коровы мычат, непоеные, недоеные. Жители из города уехали – геббельсовская пропаганда сработала. Мы пожалели скотину, напоили, которых коров отвязали, пустили пастись. Молоком разжились.

Однажды отправили меня с донесением и нашёл я в лесу забитого поросёнка. Видно, не успели его ребята употребить в пищу, снялись с места. Отрезал от него кусок, принёс своим. Несколько дней питались мясом. А кто из местных оставался, сначала боялись, но видели, что мы зла им не делаем, – кормили нас. Хотелось нам картошечки, еды домашней. Возили с собой бочонок сала и мешок муки, тоже делились с жителями.

Душевная щедрость, спокойствие, доброжелательность – отличительные черты Бориса Ивановича. Не пришлось ему получить образование, но авторитет его в селе настолько велик, что люди всегда обращались к нему за помощью в житейских вопросах.

– Да, было и такое. Иной раз даже удивительно – идут, как к внештатному депутату. Авторитет в селе? Не знаю, спросите у других. Но слушались совета. Теперь уж всех случаев не упомнишь, но прибегали порой женщины, просили – успокойте мужа, поговорите, чтоб не пил. Приходил мораль прочитать. Помогало, брались за ум мужики.

– Какое напутствие вы хотели бы дать молодым, чтобы они ни о чём в своей жизни не пожалели?

 – Теперь уже другая пошла жизнь. Только напутствия всё те же. Если человек самостоятельный и правильный, он пойдёт своей дорогой. А кто на маму с папой надеется, тот ничего в жизни и не найдёт.
После войны отрабатывал я 110 часов воинской подготовки, занимался переписью населения. По всем деревням в округе мало кто вернулся с фронта. Уходил я вместе с Николаем Мочаловым из Давыдова и Василием Кожевниковым из Зыбина – оба они погибли на войне. Свитинский парень Виталий Мельников пришёл домой, но умер вскорости от ран.

 Сейчас кто не хочет служить, платит деньги, а какой человек из него? Кто в армии не был – это не мужчина. А тут одной рукой зажал рану – и вперёд. Сейчас ты болтаешь, веселишься, но пошли в бой – и нет друга. Сплачивала нас война, приучала беречь людей, выручать в беде.

  Молодость моя пришлась на такое время, что разрушило все наши планы на учёбу. Вот и желаю я молодым прилежно учиться и учиться, используя для этого любую возможность, с уважением относиться к старшим, особенно к ветеранам труда и участникам войны. Дорогой ценой заплатило наше поколение за нынешнее благополучие.

Вот такая судьба, вот такой человек – рядовой Великой войны Борис Коротков. Вместе со сверстниками по первому зову встал он на защиту Родины от вражьей нечисти. От повести его веет мудрой седой былинностью. Всегда   побеждала недруга мощь и сила духа русских витязей.  А коль выпало  счастье, возвращались они домой и снова брались за плуг, топор и косу. Любили жену, растили детей – и радовались солнцу и каждой малой травинке и пташечке.

 – Три жизни пройдены. Теперь вот заново жить учусь, уже без моей Кати. Стоит в шкафу бутылка, да не смотрю я в ту сторону. Если пить начнёшь – тут же и конец тебе. А у меня цель имеется. Без цели как? Всегда надо что-то наметить и стараться исполнить.
Здесь, в Клёнове, мои дети, сын Геннадий и дочь Вера. Внуки, правда, разъехались, но каждый раз навещают, когда бывают у родителей. Есть уже правнуки. Теперь вот хочу дождаться праправнуков –  для этого и жить буду. А жизнь нам дана,  чтобы находить себе дело и приносить кому-то пользу,  не жаловаться, а  радоваться тому, что существуешь. Столько людей за нас погибло – как не ценить каждый прожитый час! Всё это очень хорошо понимали на фронте.