Сержант Анкундинов 3

Хр-261
19.01.2012

Дело в том, что я имел прямой доступ к ведомостям оценок, выставлявшихся преподавателями по результатам опросов слушателей. А для последних (для вновь принятых из армейских частей) характер оценок, так сказать "общий балл", могли оказать существенное влияние на дальнейшую судьбу кандидата на зачисление в пилоты. В то время не быть принятым на летную работу - значит быть обреченным на голодное существование с непредсказуемыми последствиями. Тем более, что подавляющее число демобилизованных, попавших в армию со школьной скамьи и с "домашних" харчей были совершенно не приспособленными к жизни на "гражданке", да еще в таких экстремальных условиях (голод, а совсем недавно - летная 5-я норма,- такой вот резкий переход; между прочим далеко не всем удалось благополучно выйти из такой ситуации). Я в этих условиях совершенно бескорыстно уговаривал преподавателей по возможности переделать "тройку" на "четвертку", в особо тяжелых обстоятельствах удавалось изменить "двойку" на "тройку" (но, это было в очень редких случаях). Преподаватели, конечно, шли на такие махинации с неохотой, но все же шли. Слушатели (летный состав) получали т.наз. карточки ЛПС (летно-подъемного состава), которые для каждого дня имели три отрывных талона - завтрак, обед и ужин. Поскольку во времена карточной системы критерием хорошего обеспечения являлась дневная норма хлеба, можно сказать, что по карточкам ЛПС его полагалось 800г. (для справки: рабочая норма - 500г, на тяжелых и горячих работах - 1000г, детям и взрослым иждивенцам - 400г, в армии во время войны - в глубоком тылу - 600г, в тыловых подразделениях действующих частей - 800г и в боевых частях летом 800 и зимой - 900 граммов). Стоимость питания по ЛПС-овской карточке в описываемом времени равнялась 850 рублям. Большинство слушателей (те, которые еще не являются действующими пилотами в приславших их в УТО подразделениях) на свою базовую зарплату не могли полностью "отоваривать" свои карточки. Иногда, к примеру, продавали работникам соседнего авиаремзавода талон на завтрак, чтобы выкупить себе обед (по обеденному талону). Но такое не всем удавалось, поскольку и работники завода не всегда были в состоянии покупать для себя талоны. Оставшиеся неиспользованными талоны в конце месяца можно было "отоваривать" на определенный перечень и количество продуктов. Для этого тоже нужны были деньги. Поэтому приходилось привлекать к выкупу продуктов торговок с местного "базарчика". Они платили владельцу карточки небольшую сумму - разность между "госценой" и договорной, устраивающей торговку. В общем на такой "операции" выгода продающему была мизерной. Но лучше этот "мизер", чем ничего, т.как сроки отоваривания были всего несколько дней, потом не отоваренные карточки можно было выбрасывать. Так вот я легко набирал у слушателей некоторое количество талонов, которые ими вряд ли будут в течение месяца использованы. Эти талоны я передавал Дубринскому, говоря ему, что это талоны ребята дают мне чисто из товарищеских отношений. А я в свою очередь по-товарищески делюсь с ним. В условиях сильнейшего оголодания такие мои объяснения щепетильным Дубринским принимались без особого сопротивления с его стороны. Меня радовало, что я мог таким образом хоть немного поддерживать умницу Дубринского. Самый пик голода был в зимние месяцы. Весной, когда стала появляться первая зелень, жизнь немного полегчала. 14 апреля 1947г., наконец, начались занятия на курсах бортрадистов. В связи с этим "событием" я, как курсант, был зачислен в штат 16 АТО (Авиа-транспортного отряда). На время моей учебы на курсах 16 АТО выплачивал мне стипендию в размере 260 рублей и выдал продовольственную карточку ЛПС, по которой я питался и реализовывал остающиеся талоны так же, как с ними поступали слушатели-пилоты (см. выше). Естественно, из учебно-тренировочного отряда я был уволен (из авиамотористов). Жить в отрядном общежитии продолжал, но теперь как курсант. Со всем персоналом УТО у меня сохранились дружеские отношения. По прежнему помогал штурману отряда Тихомирову, помогал преподавателям вести их документацию. Продолжал поддерживать Дубринского талонами. Продолжал быть ходатаем за слушателей-пилотов в исправлении их оценок. Продолжал, также, жить с ними в дружбе. Собственно, все оставалось как прежде, за исключением изменения моего статуса.(стажер-бортрадист 16 АТО и 260руб. стипендия). Сейчас удивляюсь: как можно было жить в то тяжелое время с такими жизнеобеспечивающими параметрами! Не терять оптимизма и еще хорошо учиться. Добавлю: стипендия облагалась налогом (12%), кроме этого нас подписали на заем на 600 руб (объясняли это тем, что по окончании курсов у нас будут оклады 600 рублей. На заем подписка проводилась всегда 4 мая; официально предлагалось подписываться на 3/4 оклада, фактически же "несознательную" массу подписывали не менее, как на 1 оклад - за это своими партбилетами отвечали руководители; комсомольцы на своих собраниях принимали "обязательства" подписаться не менее, чем на оклад, а коммунисты - не менее 2-х месячных окладов; в печати это подавалось как "патриотизм" советского народа, а фактически, попробуй-ка не подпишись в этих размерах!, . Срок выплаты - 10 месяцев (до февраля).

Хр-262
19.01.2012

Так что за время учебы (2,5 месяца) на руки приходилось 169 рублей (булка хлеба, напомню, на базарчике стоила 200 руб, питание по карточке ЛПС - 850 руб при этом, хлеба я мог потребить столько, сколько его входило в соответствующие талоны карточки). Так что питались весьма скромно, иногда и по суткам во рту не было ни крошки - все зависело от того, удастся ли продать талон и за вырученные деньги поесть на другой. "Продавцов" было значительно больше, чем "покупателей". Ребята чувство голода притупляли курением. Я не курил, поэтому страдал больше. Курили, в основном, свой, деревенский самосад, Очень крепкий - "один курит - семеро падают". В конце-концов и меня приобщили к этому занятию (с тех пор было много попыток отказаться от этой пагубной привычки, но не получалось; бросил только в конце 89 года). На курсах было много ребят сельских. Кое-что из продуктов им родные все же подкидывали. Перепадало кое -что и нам, не имевшим таких возможностей. В мае месяце проводилась обязательная вакцинация летного состава (подлежали ей и мы, курсанты). Большинство воспринимало ее спокойно (ведь,"кололи" нас всю прошедшую войну), но попадались такие, что не могли переносить уколы. Такой парень оказался и на наших курсах. А отказывавшихся от вакцинации обещали увольнять. Кололи какую-то "поливакцину НИИС" - против тифа, холеры, сиб. язвы и еще много от кое-чего (так, во всяком случае, информировали нас). Этот парень очень паниковал: боялся увольнения и не меньше боялся уколов. А пролетал почти всю войну стрелком-радистом (не знаю, как он там ухитрялся избегать их). Мы все довольно быстренько прошли вакцинацию, а этот парень все тянул, надеясь на какое-то чудо. Его жена работала в Ворзеле в каком-то правительственном детском санатории медсестрой. Я вступил с ним в переговоры на счет того, чтобы уколоться вместо него (за себя я укололся за несколько дней до этого). Он пообещал мне за это 2 литра рыбьего жира ("съэкономленного" его женой за счет отказывавшихся потреблять его детишек) и пол литра самогона. "Сделка" состоялась. Я не без дрожи (боялся, что могут разоблачить) подался в портовскую санчасть. Поставили мне укол. Прибежал в общежитие. Парень очень обрадовался и пообещал к утру принести обещанную "плату". У меня на курсах был приятель - Саша Огородников. Он долгое время летал бортмехаником на Г-2 (ТБ-3) в Полярной авиации. "На старости лет" - ему было далеко за 30 - решил переквалифицироваться на более "чистую" работу бортрадиста. В Киеве он квартировал у одной дамы, торговавшей булочками и пирожками. Так что ему было легче с питанием, чем нам, иногородним. При любой возможности, он угощал меня из того, что ему перепадало от его хозяйки. На утро я получил обещанную за укол плату. Удивительно, но два литра рыбьего жира мы с Сашей Огородниковым "умяли", без соли и хлеба дня за три. Вот такие мы были голодные! Второй укол прошел для меня не совсем гладко. Сильнее,чем от первого укола, болела часть спины, куда кололи и была слегка повышена температура. В дверях общежития меня кто-то из пилотов неосторожно задел за больное место. Я слегка ойкнул от боли, сославшись на укол. Находившаяся рядом слушательница-пилотесса Зина Саломатина, зная, что уколы мы принимали давно и боль от них такое время не может сохраниться, эдак шутливо хлопнула меня по спине. Я тут же теряю сознание и падаю на пол. Сначала подумали, что это я в шутку сделал. Но, потом дошло, что я вырубился по-настоящему. Подняли меня. В сознание пришел быстро. Хотели вызывать врача. Объяснил, что это у меня второй укол. Врача вызывать нельзя. Узнают - выгонят. Пролежал сутки. Отошел. Ну как бы там ни было, учеба наша продолжалась. Я продолжал, ко всему, помогать преподавателям отряда в ведении их "бумажек", продолжал снабжать Дубринского талонами на еду. Штурман отряда Тихомиров, оценив мои познания в навигации, предложил мне сдать экзамены на свидетельство штурмана ГВФ. Все формальности, связанные с этой процедурой он брал на себя. Дал мне на руки экзаменационную ведомость и предложил с ней обойти преподавателей УТО, чтобы те приняли по своим предметам у меня экзамены. Сам он проставил от себя оценки ("пятерки"). С ведомостью, уже частично заполненной оценками по некоторым предметам, наконец-то добрался и до начальника наших курсов бортрадистов Пишко, чтобы сдать эзамен по радиоделу. Какой тут шум он поднял! Начал пугать меня тем, что если я не откажусь от намерения получить свидетельство штурмана - он не только отчислит меня с курсов бортрадистов, но добьется и того, что меня вообще "вышвырнут" и из отряда и из аэрофлота. До сих пор не могу понять, почему этот Пишко так ополчился на меня. Не стал испытывать судьбу. Пришлось смириться. Правда, позже я узнал от главного штурмана Украинского управления Доли, что Пишко просто запугал меня. Ему вряд ли позволили бы выгнать меня из Аэрофлота. Кстати, он (Доля) в то время был наслышан о моих штурманских способностях от нашего отрядного штурмана Тихомирова и дал свое согласие ему на прием экзаменов от меня на получение летного свидетельства штурмана ГВФ. К сожалению, к этому времени мне бы все равно не удалось уже стать штурманом.

Хр-263
19.01. 2012

Другие начальники воспрепятствовали бы этому, поскольку я к этому времени уже был "незаменимым" начальником радиоцентра аэропорта Ужгород. Ну, о моей "незаменимости" - позже. Очень сожалел том, что и вторая моя попытка получить свидетельство штурмана, оказалась неудачной. Прямо какое-то невезение у меня со штурманской карьерой. В полку был назначен на должность штурмана корабля. Совершил несколько полетов в этой должности, даже пришлось гореть. Прибывший с инспекцией в полк генерал отстранил меня на время (до получения экстерном офицерского звания) от должности штурмана. Вот и теперь, как говорится - облом. И опять - "человеческий фактор". Какой-то начальник курсов Пишко, лишил меня возможности стать штурманом. Пришлось все же доучиться на курсах бортрадистов, сдать успешно (на четверки и пятерки) выпускные экзамены и начать свою летную работу в 16 АТО (Авиа-Транспортный Отряд, Киев, аэропорт Жуляны). Был зачислен на должность стажера-бортрадиста в экипаж самолета Ли-2, где командиром был Ребров, вторым пилотом - Левандовский (к сведению красноярцев - бывший начальник Красноярского управления Левандовский - его однофамилец, проверено), бортрадистом - мой наставник Вася Цысарь. Фамилию бортмеханика не помню. Руководили моей стажировкой довольно опытные бортрадисты. Но мне особенно запомнился Вася Цысарь. Во время войны он участвовал в перегонке американских самолетов (бомбардировщиков и транспортных) с аэродромов в Аляске (Ном,Фербенкс) на территорию СССР стрелком-радистом в составе американских экипажей. Его обязанностью было ведение радиосвязи на русском языке с радиостанциями, расположенными по маршруту на советской территории. По многим "параметрам" Вася был человеком незаурядным. Огромного роста, огненно-рыжий. Шутник и хохмач. Ремеслом стрелка-радиста владел отлично, без всяких "натяжек". Ко всему - отлично мог пилотировать самолет- этого не отрицали даже самые опытные аэрофлотовские летчики. Ему даже многократно предлагалось поменять должность бортрадиста на должность пилота. Но, по-скольку в правилах подготовки пилотов не предусматривалось никаких иных возможностей присвоения звания пилота, кроме как после обучения в специальных учебных заведениях, со сдачей соответствующих экзаменов, то ему настойчиво предлагали пройти все же школьный курс обучения. Однако, Вася от такого пути наотрез отказывался. Поэтому, пилотом не стал. Хотя, за штурвалом сидел часто. О Васиных хохмах, розыгрышах и других шутливых проделках, среди перегонщиков ходило множество легенд. А американские экипажи его просто боготворили. Продолжал свои хохмы и розыгрыши Вася и после войны, работая в 16 АТО. Мне довелось быть свидетелем нескольких его "шуточек" не только во время полетов с ним, но и позже, будучи уже начальником связи аэропорта Ужгород.

Постараюсь рассказать о некоторых из них них. Летим как-то мы с пассажирами из Львова на Киев. С нами летит в качестве служебного пассажира командир Винницкого авиаотряда Левин. Командиры отрядов, как правило, летчики. И, если этому командиру-летчику приходится иметь дело в своем отряде только с самолетами типа По-2, то он, попав в качестве пассажира на самолет более крупного размера (например, Ли-2, С-47 или ТС-62 - это все "дугласы" различных модификаций) обязательно хочет "подразмяться" на таком "ероплане" и летчики упомянутых самолетов им никогда в этом не отказывают. Так было и в этом случае. Ребров уступил свое командирское кресло (правое) Левину, а сам занял место второго пилота, отправив того "отдохнуть". Вася не преминул воспользоваться представившейся возможностью доставить Левину несколько минут "удовольствий". Правда, надо сказать, при этом в полной мере "удовольствия" получили и пассажиры и, пожалуй, в гораздо большем количестве. А было вот что: Вася забрался в хвостовую часть самолета, где в верхней и нижней частях фюзеляжа открыто проходили тросы управления рулями высоты и рулями поворота. Упершись ногами в нижние тросы, а руками прихватив верхние, он он как звонарь на церковной колокольне, начал их подергивать и ногами и руками. В результате таких манипуляций самолет стал "рыскать" одновременно и по вертикали, вырывая из рук штурвал и - по горизонтали, нарушая правильные действия педалей. Левин аж вспотел, пытаясь удержать самолет "по курсу". Ребров, зная Васины проделки, пряча улыбку, слегка манипулировал штурвалом и педалями, не давая самолету быть слишком неуправляемым. И все же швыряло самолет из стороны в сторону и вверх и вниз так, что и мы, члены экипажа, испытывали некий дискомфорт от такого полета. А, что пришлось испытать пассажирам... Наверняка, многие уже прощались с жизнью. Состояние многих было близко к обмороку - это было видно по их лицам. Бумажные кульки, служившие для сбора рвотных масс, были весьма востребованы. В это время число пассажирских мест на двухмоторных самолетах типа Ли-2, если память не изменяет, равнялось 26-ти. Но фактически, за счет т. наз. "зайцев", количество пассажиров почти всегда превышало нормы. Доходило и до 40-ка, чему я не раз был свидетелем. Как только Вася прекратил свои манипуляции, и самолет продолжил свой полет в нормальном режиме, Левин покинул пилотское место и до Киева летел, как пассажир.

Хр-264
22.01. 2012

Ну, о других Васиных проделках, которых было множество, писать не буду. Разве, еще об одной упомяну. Самолет, следовавший из Москвы, вез до Киева какой-то малогабаритный и малотоннажный груз с двумя сопровождавшими. На подлете к месту назначения в адрес отдела перевозок с борта поступила радиограмма: "На борту груз зпт две коровы тчк обеспечьте встречу зпт разгрузку". Бортрадистом на самолете был Вася Цысарь. Отдел перевозок знал, что самолет везет какой-то груз - "малогабаритный и малотоннажный" , но не знал его наименования. А тут сообщение - на самолете "две коровы*. Перевозчики засуетились: коров им разгружать не приходилось. А самолет вот-вот будет садиться. Кое-как все же подготовились. Приземлившийся самолет заруливает на стоянку. К нему подъезжает 5-ти тонный ЗИС со спешно нарощенными бортами (коров же везти надо), со специальными "помостями". В общем в полной готовности к разгрузке коров. Открывается дверь. Из самолета выходит экипаж и две женщины сопровождающие. Перевозчики пока еще ни о чем не догадываются - ждут, когда бортмеханик откроет (поднимет) грузовую дверь. Наконец, грузовая дверь откинута. На полу фюзеляжа несколько небольших деревянных ящиков с какими-то "железками" и - никаких коров. Скандал был громкий! Вася "схлопотал" выговор и имел "воспитательную" беседу с отрядным замполитом. А эта Васина "шуточка" с коровами (это он так назвал двух женщин - сопровождающих) долго жила среди аэрофлотовцев. О моем житье-бытье после окончания курсов бортрадистов. О жилье и быте. После окончания курсов и переходе на работу в авиаотряд, сразу же возникла проблема с жильем. Общежитие учебного отряда пришлось покинуть буквально на следующий же день. Часть бывших курсантов, у кого были возможности, как-то устроились с жильем и в Киеве и в его окрестностях у родственников или знакомых. Но тем, у кого таких возможностей не было, пришлось, на первых порах, весьма туговато. Тут необходимо некоторое отступление. Большинство зданий аэропорта были в ходе прошедшей войны сильно разрушены и восстановление их на описываемый момент времени было далеко не полным. В основном, восстановление ( и то, не полное) коснулось тех зданий и сооружений, которые необходимы были для обеспечения более или менее сносных условий функционирования служб, обеспечивающих работу аэропорта и размещения авиапассажиров. Ни о каких общежитиях (кроме весьма скромного общежития при УТО) и речи не могло быть. Отрядное командование (16 АТО) совершенно не интересовало то, как живут-могут его работники в свободное от работы время. Главное - должен во-время явиться к вылету, Опоздаешь - в лучшем случае получишь "втык", в худших - можешь и под суд "загреметь" (6 месяцев так называемых "принудработ" с удержанием 15% заработка). Короче говоря, все твои проблемы во внерабочее время - твои проблемы. На первых порах (благо, это происходило в теплое летнее время) дней несколько, мы - "бездомные"- старались незаметно от ВОХР-овских охранников пробираться на "свои" самолеты и, если повезет, ночевать внутри них, используя в качестве постели промасленные чехлы авиамоторов. Не всегда удавалось обмануть бдительность охранников. Тогда выкручивались, кто как мог. В основном, пытались устроиться в каком-либо закутке аэропортовского здания. Тут, уж, о каких- либо удобствах дучать не приходилось - можно было проспать и в сидячем положении, все время ожидая, что тебя обнаружат и изгонят из здания. Хорошо, что такая форма существования длилась недолго - около недели. Тут я должен упомянуть о, можно сказать, забавном происшествии. Обычно, после полетов, мы - "бездомные" начинающие бортрадисты, вознамерившиеся переночевать в здании аэропорта, в ожидании времени, когда в нем спадет предночная суета, собирались в радиобюро порта и там развлекались болтовней с радиооператорами. Большинство операторов - это девчонки. Вечером у них нагрузка на связь спадала (ночных полетов было мало) и можно было немного поболтать. Вот так, в один из вечеров, в полусумраке, болтали. Вдруг, в открытой двери в радиобюро вырисовывается какой-то невысокого роста человечек, за его спиной еще один человек, более крупного телосложения. Дело обычное: пассажиры, в ожидании своего вылета, часто , скуки ради, бродят по коридорам аэропорта. Дело привычное и никакого интереса не вызывающее. "Здравствуйте!". Радиооператоры сидя на своих местах и занятые работой, никак не прореагировали на это приветствие. Мы, с некоей небрежностью, ответили: "здрасте", сопроводив это легкими кивками своих голов. Вдруг со стороны маленького пассажира рык: "Встать, когда с вами говорит маршал Жаворонков!!! ( не вру, так и было!). Ну, мы, как бывшие вояки, вскочили и вытянулись "во фрунт". С перепугу, вскочили со своих рабочих мест и девчонки-радистки. Жаворонков, этаким небрежным жестом и голосом предложил им сесть. И далее: "Начальник аэропорта (а за его спиной находился, сопровождавший Жаворонкова, начальник аэропорта - фамилия его, если память не изменяет - Шевченко) - всем по 7 суток ареста!", повернулся и исчез в темноте коридора. Шевченко, красный как рак (даже в полумраке было заметно), слегка задержавшись, осуждающе покачал головой и тоже удалился. Нас, конечно, как ветром сдуло.

Хр-265
23.01. 2012

Как я упоминал ранее, мытарства наши, связанные с проблемами ночевок "где придется", длились недолго и разрешились весьма для нас благополучно. Один из наших выпускников, каким-то образом сумел "разжалобить" парней - бортмехаников, каким-то образом ухитрившихся найти в одном из полуразрушенных зданий пару смежных комнатушек и там устроивших для себя что-то подобное общежитию. Главное, что отрядное начальство не возражало против такого использования этих комнат и, даже, выделило некоторое количество мебели - несколько кроватей армейского образца, несколько табуреток и стол. Бортмеханикам, по их словам, самим было тесновато жить в этих маленьких комнатах, но, сочувствуя нашей неустроенности, согласились принять и нас, предупреждая, что нам придется из-за тесноты спать на полу. Конечно, мы согласились. А нас, таких "неприкаянных" бортрадистов было человек 7 или 8. Прикинули, что четверо могут с некоторым комфортом располагаться для сна под столом. Ну, а остальные тоже найдут подходящие места для сна в пределах комнат. Главное, что теперь мы будем спокойно спать, не слоняясь по самолетам и темным портовским уголкам. Один из наших "однокашников", летавший до демобилизации бортрадистом на С-47, возившем какого-то генерала, то ли командующего какой-то армией (воздушной или сухопутной), то ли еще какого-то высокого военного типа (не помню, к сожалению), не захотел жить в таких условиях и согласился вновь пойти сверхсрочником на прежнюю должность, благо, его бывшее командование приглашало неоднократно. Прошло совсем мало времени и вдруг - наш коллега, ушедший на сверхсрочную, заявляется к нам в общежитие с вещмешком. В вещмешке (это, что запомнилось) пара бутылок с лимонным ликером пара булок белого хлеба и еще кое-что по мелочи. Ну и еще кое-какие смешные безделушки - чорт, выскакивающий из табакерки, две собачки со встроенными магнитами - обязательно занимавшие позицию - нос одной "прилипал" к задней части другой. Встреча была неожиданной. Оказывается, их самолет с экипажем базировался в Винер Нойштадте в Австрии, где располагалась какая-то военная группировка наших войск. В данном случае самолет нашего приятеля привез в Киев какую-то "трофейную" мебель, отправленную из Австрии генералом своим родственникам. Кстати, с интервалами в 2 - 3 дня этот самолет еще несколько раз прилетал в Киев и, пожалуй, все рейсы были с мебелью от того же генерала, тем же родственникам. А нас, наш бывший коллега радовал, при своем появлении в Киеве, всякой австрийской вкуснятиной. Мы, конечно, неодобрительно оценивали действия генерала, связанные с доставкой мебели, но сильно и вслух, избегали высказывать свои мысли по этому поводу - можно было запросто "напороться" на неприятности - за распространение "провокационных" слухов. В это время еще не было публикации в "Правде" о проступке Георгия Жукова, тоже замешанного в доставке нескольких вагонов "трофейной" мебели в личное свое пользование. Так, что команды на "критику" еще не поступало. Нас более удивляло то, как страна, бывшая союзницей Германии, так быстро сумела преодолеть военную разруху. Особенно, нас удивляло, что у них уже белый хлеб не дефицит, а у нас люди от голода пухнут и умирают. Ни нам, ни бортмеханикам, приютившим нас, не пришлось долго радоваться. Где-то в конце июня 47-го года в отряде произошла смена командования. Из Харькова прибыл, назначенный командиром 16-го АТО некто Рощупкин. Ему, естественно, понадобилось жилье. Выбор, по причинам, нам не известным, пал на наше " общежитие". Вечером, после полетов, обнаруживаем, что наш нехитрый скарб выброшен, свален в одну кучу, в помещение, похожее на маленькую кладовку. У кого-то было кое-что из постельных принадлежностейи и кое-что из одежды (у бортмехаников, которые, в отличие от нас, недавно окончивших курсы, успели уже кое-чем обзавестись - даже форменной одеждой). Мы же носили, вернее, еще донашивали, в основном, армейскую одежду (брюки, гимнастерку, сапоги и кое-что из бельишка), сохранившиеся после демобилизации, поэтому нас эта процедура мало задела, по-скольку у нас выбрасывать было нечего - почти все было на себе или всякие там предметы бытового назначения (бритва помазок, расческа и др. мелочь) - носилось с собой в какой-нибудь сумке или сумочке. О себе могу сказать, что мой "гардероб" в то время состоял из таких предметов: летний х/б комбинезон, сохранившийся от отца, армейские, весьма поношенные брюки, пара маек-безрукавок и пара трусов, на ногах - простенькие (верх из брезента) тапочки. Из бытовых принадлежностей - безопасная бритва, зеркальце, помазок, мыльница с обмылком и пара носовых платков (две квадратных тряпочки). Уверен, что ничего не не забыл. Одежда вся была на мне, запасные трусы и майка размещались в карманах комбинезона, а вся бытовая мелочь, упакованная в т.наз. "гигиенический" пакет, выдавыемый пассажирам для сбора того, что из них выделяется в полете во время сильных "болтанок" - умещалась в шлемофоне. Сейчас не могу вспомнить, как решили свои жилищные проблемы после выселения бортмеханики, а мы, по наводке одного из "стариков" бортрадистов заняли места для своих послеполетных ночевок - (подоконники и стулья) в так называемой "умывальной" комнате в здании, не полностью восстановленном и приспособленном в качестве примитивной гостинницы для авиапассажиров.