КОГО ПРИДАВИЛО БЕРЛИНСКОЙ СТЕНОЙ. МЫ НЕ ИЗ ПЛАСТИЛИНА

 Из архива автора

КОГО ПРИДАВИЛО БЕРЛИНСКОЙ СТЕНОЙ? 

Размышления после прогулки по городу

Когда месяц назад в Осло разбушевался бесноватый Брейвик, Норвегия, Европа и весь мир вздрогнули. Когда через две недели после этого прокатилась волна погромов по Лондону и десятку других городов Англии, в Европе поняли, что пришла пора не только «нулевой терпимости», но и того, что старый континент подошел или даже перешагнул через черту перемен. Толерантность и политкорректность, основы выстроенного в последние десятилетия мироздания, стали рушиться и осыпаться на глазах у изумленной публики. Но заглянуть за эту черту пока никто из политиков и политологов не решается – пугает бездна.

И вот еще через неделю с небольшим заполыхали по ночам автомобили обывателей в Берлине и произошли уличные беспорядки в Гамбурге. Однако немецкие дела никто из комментаторов не решается плюсовать к английским и норвежским событиям. Страшно, вероятно, даже произносить вслух – германия вновь может стать, как и в 30-е годы прошлого века, эпицентром общеевропейского взрыва после многих лет денацификации. И потому привычнее и удобнее списать все на расшалившихся леворадикалов. Тем более, их акции там не такая уж большая редкость. И все-таки берлинские и гамбургские волнения, несмотря, естественно, на собственную специфику, следуют в одном ряду с другими европейскими потрясениями последнего времени.

В этой связи есть нечто символическое, и кроется оно в том, что отметив полувековой юбилей возведения берлинской стены как «бесчеловечного акта коммунистического тоталитаризма», город и мир не только не насладились (хотя и речей по сему поводу было произнесено немало) наступившей теперь свободой и демократией, а оказались вдруг погружены в хаос вандализма. Но, может, и не надо искать чего-то общего между торжеством над поверженным тоталитаризмом и разгулом банд хулиганов. Ведь «мир свободы» имеет право на издержки. Так скажет читатель и будет в общем-то прав. И все же стоит внимательно присмотреться даже к чисто внешним признакам и символам того, что являет сегодня собой столица Германии, город, разделявший до начало 90-х годов немцев, Европу и весь мир на два противостоявших друг другу лагеря.

Я побывал в Берлине за несколько дней до начала ночных беспорядков. Может от того, что уже случилась норвежская драма и как раз началась английская, осматривая Берлин как обычный турист, я ощутил чувство какой-то поначалу необъяснимой внутренней тревоги. Причем, настроение такое было в полном контрасте с тем, что возникало при посещении перед тем небольших уютных баварских городков с их нетронутой войнами красотой, атмосферой средневековой архитектуры и особого, идущего из глубины веков германского трудолюбия, порядка и благочестия. Скажут, это чисто внешняя, рассчитанная во многом на туристов сторона жизни. Может, и так, но все же она впечатляла и ненавязчиво создавала ауру умиротворения, нормальной несуетной жизни. Все эти Регенсбурги, Бамберги, Ротенбурги-на-Таубере словно сошли со страниц сказок братьев Гримм.

Иное дело Берлин. Город-космополит, где при населении 3,7 млн. человек постоянно живут более 200 тысяч турок, почти 150 тысяч русских, где есть кроме того и другие многочисленные диаспоры. Даже евреев здесь по официальной статистике больше 12 тысяч человек. Серая, и, в общем-то невзрачная, в чем-то «казарменная» низкорослая архитектура тут скрашивается обилием садов, парков и водоемов.

До начала экскурсии час. Захожу в кафе Starbucks. Обслуживают три молодых турка – бармен и два официанта, но сервис в этом заведении известной американской линии чисто немецкий: быстро, строго и деловито. За 8 евро вполне сносный кофе и штрудель. Перехожу дорогу, чтобы зайти в сувенирный магазинчик, пытаюсь, как могу, по-немецки объяснить, что мне надо.

- Да бросьте, не напрягайтесь. Я же русская.

Двадцатилетняя Наташа со Ставрополья живет здесь уже 12 лет.

- У нас тут полно русских, мы даже живем компактно, как и турки. А немцы из наших районов стараются переехать.

- Что, не устраивает соседство?

- Наверное. У них своя жизнь, у нас – своя.

- А конфликты случаются?

- У нас редко. А вот с турками воюют, но больше 1 мая. Наверное, немцы злятся, что их тогда, кажется, победили.

- Так ведь не турки же…

- Все равно злятся, а те тоже в последнее время стараются себя показать – переворачивают машины, жгут их. Так что в эти дни лучше быть ближе к дому.

Так видится ситуация нашей молодой бывшей соотечественнице, не слишком, мягко говоря, искушенной в истории и политике.

А вот как оценивает положение глава МВД Германии Ханс-Петер Фридрих: политические экстремисты в стране становятся все активнее, а их готовность к насилию возрастает. Он указывает, что в прошлом году стало больше насильственных актов, осуществленных левыми и правыми радикалами, целью которых является разрушение свободного демократического порядка. Правых такой категории 25 тысяч человек, из них неонацистов – 5600. Левоэкстремистов сейчас больше 32200 человек. А в 29 исламских экстремистских организациях на конец прошлого года состояло 37400 членов. Причем, рост, и весьма ощутимый, происходит во всех этих категориях.

Как видим, все учтено с немецкой пунктуальностью, правда, не совсем ясно, как гасить набегающие волны насилия.

Однако подходит время начала экскурсии и у фонтана «Нептун» на Александрплатц появляется наш гид Ангела (конечно же, не Меркель) и хорошо поставленным голосом на отличном русском, но с характерным берлинским «р» начинает наше знакомство с городом. Не забыв для начала сказать, что хотя родилась она в Берлине, но у нее русская мать и отец – немец, которые женились в Москва в 60-е годы, когда оба были студентами. Идем вдоль набережной Шпрее, осматриваем Музейный остров. А вот, говорит Ангела, вы, как и все туристы, наступили на памятник, совсем не заметив этого.

Да, среди тротуарных плит как бы затерялся стеклянный квадратный люк. Присмотревшись внимательно, видим внизу слабо освещенное помещение с пустыми стеллажами книжных полок. Это памятник, установленный 11 лет назад скульптором из Израиля Михой Ульманом. Здесь, между Театром оперы и балета и бывшей Королевской библиотекой на площади Бебельплатц, в 1933 году произошло печально известное событие – публичное сожжение 12400 книг 149 авторов. Считается, что сооружение это необычайно оригинальное, скромное и целомудренное, создающее мощное эмоциональное воздействие. Но, честно говоря, идея автора заставить вас нагибать голову при знакомстве с его творением, показалась не столько гуманной, сколько прямолинейно-провокационной. Слишком нарочитое чувство вины и покаяния, которое предполагается у зрителя-берлинца при виде памятника, побуждается крайне примитивной, лапидарной формой. Такой антинацизм в чем-то сродни расчетливой эстетической экзекуции. Думаю, далеко не всем по вкусу подобный шедевр.

Как, допустим, и монумент в память геев-жертв Третьего рейха. Это бетонная будка, напоминающая кабину общественного туалета, с квадратиком-окошком посередине. Видимо, здесь задумана ассоциация с тюремной камерой и интимной стороной жизни несчастных геев. Стоит ли говорить, какое впечатление вызывает это сооружение посреди живой городской улицы. Впрочем, подобные творения широко распространены сегодня не только в Берлине. В Кельне я видел памятник дезертирам Вермахта. Внешне это напоминало обычную автобусную остановку, с крышей-решеткой, где на каждой планке стояли имена дезертиров.

Вскоре мы оказываемся у КПП «Чарли» или Checkpoint Charlie у входа в бывшую американскую оккупационную зону. Это известный пограничный контрольно-пропускной пункт на улице Фридрихштрассе, установленный после разделения города стеной. В октябре 1961 года он стал ареной так называемого «танкового противостояния» между СССР и США. Теперь над ним гордо развевается на флагштоке звездно-полосатое полотнище как символ победы в холодной войне. И обряженный в американскую военную форму берлинский темнокожий студент продает туристам сувенирные пропуска с визами и печатями. Восточногерманский КПП, конечно же, исчез без следа, но рядом, пожалуйста, фрагмент стены и музей, посвященный жертвам тоталитаризма.

Следующая наша остановка у мемориала памяти убитых евреев Европы – Холокоста. Возведен он по проекту деконструктивиста Питера Айзенмана в 2005 году. Расположенный между Бранденбургскими воротами и оставшимися под землей фрагментами бункера Гитлера, он представляет собой огромное поле из 2711 серых бетонных блоков различной высоты, но одинаковой длины и ширины.

- Число блоков автором зашифровано, как и сам его замысел, - говорит Ангела.

Хотя, человек, бывавший в Иерусалиме, уловит прямую аналогию с древним еврейским кладбищем у стен старого города. Но там оно смотрится абсолютно органично. Здесь же, сам метод деконструвизма предполагает возможность архитектуры вступать в конфликт и развенчивать и упразднять саму себя. Американский автор нарочито бьет по нервам зрителя, не жалея при этом и саму память о погибших жертвах, являя нам некий склад стройконструкций. Словом, провокация ему вполне удалась. А у зрителя она вызывает чувство недоумения – надо же было отдать огромный кусок земли в историческом центре города для такого уродства.

В сотнях метров от детища Айзенмана в 2008 году вернулось на свое историческое место у Бранденбургских ворот посольство США. Открывая его экс-президент Буш-старший говорил: «Новое здание американского посольства в столице объединенной Германии, в центре свободной и мирной Европы, является свидетельством воплощения великой и благородной мечты». Не уточнив, правда, чьей мечты. Но высоко поднятый флаг США мысль Буша конкретизирует весьма символично. Флаг ведь развевается не только над зданием посольства, архитектура которого была названа берлинцами «бункером» и даже «провинциальным бассейном», но над всем сакральным историческим центром города. Не надо обладать особой проницательностью, чтобы увидеть, кто здесь главный и насколько свободны немцы.

После знакомства с Берлином осталось впечатление, и отнюдь не беспочвенное, что немцев сознательно и целенаправленно подвергают не только мерам денацификации, но всячески стирают и принижают их национальный дух. Все это выглядит методично осуществляемым бесконечным измывательством. Неважно, вызвано ли оно чувством мести, либеральной глупостью и недомыслием. Поклоняться идеям и символам Третьего рейха сегодня готова лишь жалкая кучка отморозков. А народ и его руководители уже официально покаялись перед памятью жертв нацизма и мировым сообществом. Добивать при этом в человеке его человеческое и национальное достоинство (чем, кстати, и занимались фашисты), значит будить в нем зверя. И теперь вот зверь вырывается наружу.

МЫ НЕ ИЗ ПЛАСТИЛИНА

После публикации статьи «Кого придавило Берлинской стеной?» некоторые читатели попросили развить тему и пояснить возникшие вопросы. Поэтому продолжу начатый разговор.

Во время экскурсии по Берлину наш гид Ангела подчеркивала: ее родной город в какой-то мере образец европейской толерантности и веротерпимости, хотя 70% берлинцев утверждают при опросах, что они атеисты. Последнее, надо сказать,  будто витало в самом воздухе. Старые протестантские храмы в историческом центре города смотрятся уже не как культовые сооружения, а как музеи, чем они в большинстве своем и являются. Поэтому, действительно, вера, прежде всего христианская, отодвинута куда-то на задние ряды. Так и получается, что мусульманские мечети здесь самый сильный оплот живой веры, естественно, не немцев и других европейцев.

Нарочито либеральный, авангардистский и концептуальный стиль в архитектуре, в основном монументальной, дополняется на уровне бытия прозой жизни. На землях бывшей ГДР уровень жизненный уровень почти на треть ниже, чем на западе Германии, а безработица чуть ли не вдвое выше. Потому берлинский разлом, несмотря на крушение стены 22 года назад, сохраняется. Произошла кроме того люстрация, затронувшая немалую часть восточных немцев – учителей школ и преподавателей ВУЗов общественных и гуманитарных наук, чиновников госаппарата, военных, правоохранителей и сотрудников спецслужб. ГДР, хотя она была вполне суверенной страной и государством-членом ООН, усиленно пытались объявить «преступным государством». Вовсе не случайно именно с начала 90-х годов денацификация, дополненная борьбой с коммунистическим наследием, обрела второе дыхание.

Законопослушных немцев тем самым взяли в жесткие идеологические тиски, ведя при этом разговоры о всеобщей деидеологизации и свободе личности. Тогда и стали расти, как грибы после дождя, памятники-уродцы в Берлине, авторы которых чаще всего не жили не только в этом городе, но и в Германии вообще. Протестовать против подобного эстетического диктата практически невозможно – обвинят в приверженности нацизму или тоталитаризму, отрицанию Холокоста и т.д.

Но разве нельзя выразить неприятие действительно ужасных событий прошлого как-то иначе, по-человечески что ли? Конечно, можно. Мне, например, запомнился макет Кельна времен конца войны, который я видел в этом города на железнодорожном вокзале. Там под стеклянным кубом примерно метра три на полтора с абсолютной точностью воспроизводились реальные эпизоды жизни горожан среди развалин: старичок роется в груде кирпичей, семья устроилась у полуразрушенных стен под чудом уцелевшей крышей, священник ведет проповедь под открытым небом у разбомбленного храма, по улице идет на костылях солдат… Все выполнено фотографически точно, в миниатюрном объеме, с особой немецкой аккуратностью и какой-то наивной сентиментальностью. А впечатление остается сильное, и эмоции поднимаются сами собой.

Прямо рядом с вокзалом в Кельне – знаменитый католический собор, мировое достояние истории и архитектуры, уцелевший под ковровыми бомбардировками, так как служил он пилотам союзников великолепным маяком. Сегодня здесь несмотря на толпы туристов со всего мира, действующий храм. В начале января я попал на праздник Богоявления трактуемый западными христианами прежде всего как встречу Христа с язычниками в лице волхвом, принесших ему свои дары.

В этот день сотни школьников из города и окрестностей, наряженные волхвами и ангелами, с коронами и большими звездами из золотой фольги, собрались в соборе. Здесь же их учителя, священники, телевидение, представители мэрии. Этот праздник длился не один час. Невольно подумалось, может, усиленные разговоры о всеобщей безрелигиозности – не только намеренное преувеличение, но и сознательная политика, выгодная тем, кого философ Александр Зиновьев называл авторами проекта «глобального человековейника» - воплощенного бездуховного общества глобализма, позволяющего легко управлять послушным человеческим муравейником.  Там, где в Германии и Европе исторически укоренилась католическая вера, фундаментальные основы духовности у человека пока крепче.

Все, о чем пишу, как мне кажется, касается в наши дни не только Германии, где уже несколько десятилетий осуществляется либеральный проект, основанный на безропотном подчинении людей обезличенным и духовно выхолощенным стандартам. Заявление Ангелы Меркель о провале политики мультикультурализма свидетельствует не об отмене самого проекта, а лишь о его корректировке в сторону возможного ужесточения с одной стороны, а с другой о том, что немцы и их дух еще, несмотря ни на что, живы.

Но нечто подобное пытаются под видом десталинизации и десоветизации навязать и нам. Однако  раз за разом эти сценарии глобалистских центров по управлению сознанием и поведением людей в России обрушиваются. Слишком много пережил и перенес народ трагического. Он победил, спас свою страну и мир, своими безмерными страданиями и великим подвигом уже искупил грехи, причем не на одно поколение вперед. Так что призывы ко всеобщему покаянию и отказу от своего исторического прошлого – все это от лукавого. Потому и хочется сказать: не пытайтесь нас мять как пластилин, не из того мы материала.

Александр Горбатов, шеф-редактор информбюро «Восток-Центр»

(фото автора)