Городские зарисовки

Платочек.

      Было это, дай Бог памяти, лет десять назад... а может быть и раньше. Бедность и неустроенность не были тогда чем-то необычным и воспринималась окружающими, как само собой разумеющиеся, атрибуты провинциальности.
     Полунищие интеллигенты еще не научились брать взяток за услуги, ими оказываемыми в рамках своих должностных обязанностей такому же полунищему населению., перемещались по городу, в основном, на общественном транспорте, считали каждую копейку и безропотно сносили удары судьбы, в виде редко выдаваемой зарплаты, хамского отношения чиновников и собственного начальства.
     Это сейчас, робкие и законопослушные некогда, врачи,преподаватели, инженеры стали в один ряд с кровососущими - работниками многочисленных структур различных властей и всевозможных исполняющих компаний.А тогда. все было по другому..., и служебные неурядицы, бумерангом трагедий, били по личной жизни - алкоголизм, разводы, и даже - суицид, были не редкостью в, полной невзгод, жизни бывшей советской интеллигенции.
     Один из таких бедолаг сидел тогда рядом со мной в троллейбусе. Моё место было у окна, и когда троллейбус заходил в тень, отбрасываемую огромными тополями, в стекле я четко - как в зеркале, видел отражение своего соседа.
Лет тридцать пять - сорок, лицо худое и, я бы сказал, больное, редкие, светлые, слипшиеся от жары волосы, тонкие жесткие губы и очки с толстыми стеклами, за которыми прятались полубезумные глазки с бесцветными ресницами. Руки беспрерывно чего-то искали, длинные пальцы с желтыми ногтями суетливо бегали по пуговицам вязаного коричневого джемпера, ворот застиранной, но хорошо выглаженной белой рубашки был расстегнут лишь на одну пуговицу, а приспущенный узел старого галстука был влажен от пота. Причину странного поведения пассажира указывал полиэтиленовый пакет, который он аккуратно поместил, почему-то, между нами, прижимая его к себе левым локтем и удерживая в вертикальном положении. Судя по форме и застарелому перегару владельца, там находилась бутылка с чем-то, покрепче лимонада.
     Окна троллейбуса, несмотря на жару, были наглухо запечатаны, люди обливаясь потом, вполголоса материли власть, а этот чудак, с ума сойти(!), сидел в вязаном шерстяном джемпере, застегнутом на все пуговицы и с завязанным галстуком.
Стоявшей над ним полной молодой женщине было, наверное, вдвойне неуютно от такого соседства, но делать было нечего - прислониться к чужому обнаженному потному телу было еще хуже. Пассажиры старались не делать лишних движений, дабы избежать этого, и лишь некоторым счастливцам, вроде нашей соседки, удавалось иногда воспользоваться носовым платком, который она, время от времени, выпускала из потной ладошки: промакивала им переносицу, лоб и пару раз взмахнув им как веером, судорожно хваталась снова за поручень. Левая ее рука была занята чем-то, и все это ей приходилось проделывать быстро - одной правой, пока троллейбус шел ровно и без рывков.
     Остановка "Мост" была озвучена водителем троллейбуса, матом, очумевших от жары, пассажиров и очередным визжащим рывком нашего транспорта, от которого симпатичная соседка пошатнулась, не успев удержаться за поручень. Белый платочек выскользнул из пальцев, медленно - парашютиком опустился на гульфик моего соседа, и аккуратно сложившись, остался лежать в этом, неподходящем для него, месте.
     Женщина машинально протянула руку, и тут же отдернула, ярко зардевшись. Её надо было как-то выручать и я, по возможности деликатно, подтолкнул локтем "совка"- соседа, который отрешенно глядел мимо меня в окно троллейбуса (причем руки его продолжали жить сами по себе).От моего тычка он возмущенно дернулся, но, встретившись со мной взглядом, затих. Я глазами показал ему на причину, вынудившую его побеспокоить. И тут произошло нечто, заставившее женщину не просто покраснеть, а густо, смертельно побагроветь, а меня забило в кашле - иначе мне просто невозможно было скрыть хохота.
     Несчастный очкарик, мельком взглянув на ярко-белое пятно у себя на ширинке, суетливыми, но невероятно быстрыми движениями заправил злосчастный платок внутрь, как если бы это была пола его собственной рубашки, длинными пальцами скользнул по пуговицам, вышедших из моды, брюк, проверил - все оказалось нормально, потом так же, взглядом, поблагодарил меня, не взглянув на соседку. Ни сказать, ни помочь я теперь уже был не в силах - платочек-то, накрылся...
     Женщина, встретившись со мною взглядом, прыснула в кулак и стала протискиваться к двери.

----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

 Котёнок на дороге.

    Театральная площадь. Начало октября - середина 90-х... Время расцвета среднего интеллекта, малиновых пиджаков, крутых мышц, бритых затылков и БУ-иномарок. На улицах грязь и слякоть - убирать некому, городские службы злонамеренно бастуют, кичась собственной необходимостью.
     Крытая остановка общественного транспорта напротив центрального входа в горсовет заставлена лотками и огромными термосами с холодными "горячими пирожками", хот-догами, жуткими на вид чебуреками, похожими на изжеванный мокрый картон упаковочных коробок с надписью "Xerox", кучей наваленных здесь же... Видно сразу - власть, в нелегкое для страны время, как всегда - на передовой!
     Мордастые, краснощекие женщины в грязно-серых халатах ( так и хочется сказать - спецовках) и таких же нарукавниках, звонкими голосами зазывают покупателей. При этом они, по-хамски ловко, освобождают "территорию влияния", выталкивая из-под навеса пассажиров, мешающих торговле, под моросящий холодный дождь.
            -  Гражданин! Не загораживайте прилавок... Вы - не один...
            -  Женщина... женщина! Ну что вы третесь у прилавка? Покупаете... нет? Отойдите тогда, не разводите антисанитарию... Откуда я знаю - может вы больная...
            -  Молодой человек, уберите локоть... Куда? Очки одел, а не видишь... Бессовестный! Ты бы еще с ногами - в термос...
     Стайка собак терпеливо ждет под дождем когда очередной покупатель подозрительной на вид, снеди, откусит - сплюнет в сторону, и, отбросив в сторону ожидающих псов кусок, с тихим матом втиснется в подошедший автобус. Ругаться с продавцами - себе дороже... доказать - ничего не докажешь, а по делам и опоздать можно - транспорт наш тоже, больше для виду, потому что бесплатный. Разгул демократии...
     Впрочем, некоторые куски даже среди собак остаются невостребованными - наелись, наверное, или приготовлено так, что только человек, причем - очень жадный, смог бы употребить, купленный за свои же кровные, отечественный пирожок без всякого ущерба для собственного здоровья.
     В это гадливо-тоскливое время, как ни странно, некоторым животным жилось даже лучше, чем, обретшему "долгожданную" свободу, рабочему люду. В каждой богатой квартире, в каждой, более-менее состоятельной, семье обитала какая-нибудь живность - появилась мода на породность, документально подтвержденную знатность. Элита животного мира ( в основном -западного происхождения) вытеснила на улицу беспородных (еще совсем недавно - таких любимых...) Тузиков и Шариков. Теперь уже никто не обращал внимания на бездомную - кожа да кости,собаку, с отвисшими до земли сосцами (щенки ждут где-то,наверное), колченогого пса или, замерзающую у закрытого подъезда, кошку. Очерствели душой люди с переходом на рыночные отношения... холодными стали глаза, оценивающими - взгляды, мертвыми - чувства.
     И все-таки, иногда случалось чудо!
     Кто, из стоящих на остановке людей, первым обратил внимание на котенка, неизвестно каким образом, очутившегося на "островке безопасности" разделительной полосы огромной асфальтированной площади, сейчас трудно сказать. Скорее всего, это была девчушка лет десяти - она с плачем вырывалась из рук матери, чуть ли не под колеса машин, спасать обезумевшего от страха крохотного "беспризорника". А может это была одна из продавщиц-лоточниц, торгующих традиционно-несъедобными беляшами. Именно ее визгливые причитания превратили вымокших и уставших от ожидания людей, в какой-то сгусток зла и ненависти ко всему, что катилось сейчас мимо них на колесах: наверное, именно так, с таких вот пустяков и начинаются дикие и бессмысленные бунты... естественно, - среди людей.
     А котенок...? Может быть, на этом островке жизни - во время редких просветов в движении транспорта, он нашел спасение от собак, прикормленных "заевшимися" пассажирами, или выкинул его кто-то, из проезжавшей машины, разглядев "непороду". Так, или иначе, но сейчас это маленькое дрожащее существо находилось на волосок от гибели. Ежеминутно обдаваемый потоками холодной грязи из под колес машин. он походил больше на кусочек грязной ветоши, колеблемой воздушными завихрениями проносящегося мимо транспорта.
     Наконец он решился на рывок! Собрался... Прыгнул на проезжую часть, отыскал прореху в плотной колонне автотранспорта, чудом проскользнул сквозь пару рядов, и когда осталось совсем чуть-чуть - силенок не хватило...
     Дурным голосом взвизгнула лоточница, забилась в руках матери зареванная девочка, а автобус, только что отошедший от остановки остановился вновь над неожиданно возникшим препятствием. За ним резко затормозил грузовик, потом, витиевато сигналя, - какая-то иномарка...
     Я не знаю, каким образом образовалась пробка - может быть впереди случилось еще что-то, сколько времени все это заняло, и почему, вдруг, встречное движение тоже замерло... Минута... две...? Все внимание было приковано к котенку.
     А он, представляете, этот грязный и жалкий комочек живой плоти, вдруг выгнул спину, хвостик мокрой тоненькой хворостинкой торчком вверх - решил защищаться! Встал перед всей этой мощью в тысячи лошадиных сил, перед тоннами этого бездушного громыхающего железа - он будет драться!
     На остановке затихли.
     Водитель иномарки - плотный, бритый наголо молодой человек, выскочил из машины, выхватил из под колес автобуса, ощетинившегося всем чем только можно, грязного и орущего нарушителя ПДД, завернул беспризорника в полу своего модного малинового пиджака, быстро вернулся, ...и движение возобновилось.
     Прошло еще немного времени, и люди на остановке, занятые своими проблемами, казалось, уже и забыли о только что спасенной жизни. Собаки по-прежнему сидели под дождем, девочка с мамой втиснулись в подошедший троллейбус, румяная тетка принялась нервно (и молча(!)) расталкивать вновь подошедших на остановку людей от громоздкого и грязного термоса. Только теперь уже было неясно, хочет продать она или, во что-бы то ни стало, сохранить свою продукцию. А так... всё, вроде, пошло своим чередом.

-------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

 Разноцветное время.

    В переполненном автобусе... Молодой (лет 18-20, не больше) мордатый парень с бритым татуированным затылком и сонно-тупым взглядом - типичный образчик "продвинутой" молодежи, и прижатый к нему толпой, худенький подвыпивший замызганный мужичишко, азартный и с явным намерением поделиться с кем-нибудь своими мыслями о жизни...
       -  Мужик! Ну, чиво ты ко мне жмешься? Ты че, голубой?
       -  Не-а... А ты че, напарника ищешь?
     "Толстолобик" грозно засопел. А мужик, уткнувшись мокрым носом тому под мышку, своё - проникновенно и политически подкованно:
       -  Да, идет время... Вот до чего демократия довела. Тогда, вас так красиво не называли - голубые, зелёные, красно-коричневые... Тогда только пидарасы были, ну, и еще там одни... Эти, наверное, вообще синие по-сегодняшнему...
       -  (!)...
       -  Да не, я не про тебя, я вообще про молодежь. Про Зюганова там, про Ельцина..., про политику, в общем. Вишь, едем то как?
     Он с трудом поворачивается к прижавшей его очень полной возмущенной женщине:
       -  Ну, чего кричишь? Какой мат? Ты "Маленькую Веру" видела? Во, чего! А ты - "мат-мат"... Ну чего носом завертела? Какой перегар? Я только сейчас выпил... Я может быть в...
     Парню надо было выходить. Он протиснулся к двери, не забыв "невзначай" задеть мужика локтем, прервав его монолог. Тот скривился от боли... и замолчал. Всё обошлось.
     ...По экранам кинотеатров давным-давно, вполне легально, уже прошлась обольстительная "Эмануэль", по телевизору матерились известные политики и кинодеятели не стеснялись ставить и показывать России откровенное порно...  Шел последний год второго тысячелетия.

--------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

 Благополучный исход.

     Март 2004 года.

Еду с работы на маршрутном такси. В автобусе не очень много людей, но все "сидячие" места заняты. Сегодня пятница - сокращенный на час предпраздничный рабочий день. Завтра - восьмое марта, многие предприятия и организации, по этому случаю, постарались выдать зарплату пораньше - поэтому много веселых лиц, пьяных глаз, цветов, смеха и рискованных шуток.
     И все это, несмотря на то, что где-то далеко на Севере, на льдине, ждут помощи от Большой земли люди из экспедиции, то ли Шпаро - нашего знаменитого путешественника, то ли Чиленгарова (уже и не припомню). Факт тот, что кто-то из наших - там был, а что они там делали - никто не знает. Но средства массовой информации передали, что их льдина разломилась, вещи и палатки ушли под воду, продуктов осталось только на неделю, а топлива - на еще меньший срок.
     А на Большой земле, то есть и у нас, в Липецке,- зарплата, соответствующее настроение, в автобусе - музыка.
     На Театральной площади в салон входят две роскошно одетые молодые женщины. Обе заметно поддатые, с огромными букетами, дорогих в это время, роз, громко сокрушаясь о том, что пришлось отпустить машину раньше, чем закончилась, судя по всему, корпоративная, как принято теперь называть, вечеринка. Они не садятся, хотя им уступили места какие-то, восхищенные их красотой, школьницы - дамы, видимо, берегут дорогие шубы.
     У одной - красивой блондинки, с каждым толчком автобуса из букета постоянно выпадают цветы (она его держит под мышкой - руки заняты поручнем и сумочкой...), и она каждый раз наклоняется, подбирает, сует их уже не глядя, на прежнее место, и вот уже букет похож на банный веник после его использования по назначению.
     На следующей остановке ее подруга выходит, поскальзывается, падает, поднимается и посылает воздушный поцелуй своей товарке и всем остальным пассажирам автобуса. Она счастлива! Она готова сейчас поделится своим счастьем даже с теми, кому каждый день приходится ездить в этом, экзотичном для нее, транспорте.  А мы продолжаем движение. Автобус переезжает мост - сейчас будет остановка "Площадь Мира".
     Музыкальная радиопрограмма прекращается на время передачи последних известий. В салоне автобуса звучит голос диктора. Сурово, с ноткой осуждения он опять говорит о ледовых испытаниях ученых и о том, что они с надеждой и верой в свой народ ждут спасения.
     Автобус останавливается, подвыпившая красавица вновь теряет цветы, наклоняется, суетливо и неловко подбирает - сует их под мышку. Но цветы опять выпадают... В автобус входят пассажиры. Их трое - рыбаки, огромные в своей одежде, мягкие на вид, как и положено на зимней рыбалке с ящиками, пешней и ледобурами.
     Трогаемся. Женщина, наконец, выпрямляется, поправляет прическу, затем - букет под мышкой, и вдруг ее красивые голубые, чуть навыкате, глаза пьяно фиксируют вошедших:
       -  Ой! А вас что, уже всех сняли?

------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

"Гастролёры"

     На коротком отрезке пути между площадью Металлургов и ДК НЛМК множество закрытых массивными металлическими дверями покинутых, а может быть еще не занятых помещений - то ли проходных подъездов, то ли перестроенных квартир. Ввиду отсутствия хозяев, двери эти давно служат липчанам местом обмена информацией - своего рода, рекламными щитами.
     Возле одной из них, на полуразрушенных ступенях, рано утром расположились с пивом два, уже в стельку пьяных, более-менее прилично одетых, мужика. Стаканом им служило неровно отрезанное донышко полутора литровой бутыли из-под того же пива. Проходящий мимо, и видимо живущий где-то неподалеку, милиционер решил поинтересоваться их документами. Пьяно икая, еле-еле шевеля языком, один из них полез в карман.
       -  Ик..., нету! Блин, в гостинице забыл... в номере.
       -  Та-ак! Ты что...? За каким, вы сюда...? А ну-ка, пошли вон!
       -  Но-но! Мы, эти... как их? Ну, во! На-езд-ни-ки!
     Сзади них, наклеенная на дверь - многолетней давности выцветшая афиша - "Конный аттракцион "ЦИРКОН"! Восточные наездники!"
       -  (?)...
       -  А че тут такого? Вот, ик... пришли, пораньше... А тут еще закрыто...
     И для пущей убедительности, уже вошедший в роль, пробормотал якобы про себя:
       -  Вечно, блин, они опаздывают... ик..., на ре-ти-пети-цию... Сань, ик..., где пиа-ла?

--------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

"Артистка"

      Плехановский пассаж... Звучное это название обозначает в нашем городе с десяток крохотных торговых павильончиков с самым различным ассортиментом, объединенных одной крышей, рядом с автобусной остановкой в центре города.
     Года три-четыре назад здесь обосновалась небольшая собачонка неизвестного роду-племени с остренькой смышлёной мордочкой, хвостик кренделем - словом, обыкновенная дворняжка. Когда она не отдыхала под скамьей на автобусной остановке, ее можно всегда было видеть среди спешащих по своим делам людей, и всегда в крайне плачевном состоянии
     Уныло опустив к земле, неизвестно каким образом развернувшийся хвост, поджав переднюю лапку, она ковыляла в толпе, жалобно заглядывая в лица представителям "старших братьев своих". И не нашлось ни одного, у кого не дрогнуло бы сердце при виде этого живого укора людской жестокости, кто бы, не угостил ее чем-нибудь вкусным, купленным здесь же, специально для неё. Иногда она уставала, а может быть - просто забывала на какую ногу надо было хромать, и тогда "больной" становилась другая лапка.
     Когда же она оказывалась удовлетворенной сделанными ей пожертвованиями, хвостик ее тут же задорно сворачивался в колечко, и она направлялась к забронированному ею месту на остановке автобуса, или отправлялась  скандалить с трехцветным котом -"хозяином" территории стихийного мини-рынка
     Говорят, такому фокусу ее обучили грузчики продовольственного магазина. С наступлением холодов "артистка" исчезла. Больше я ее не видел.

------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

 В очереди...

     Остановка автобуса. Длинная очередь, состоящая, в основном из стариков. Середина недели, молодые на работе, на сады едут одни пенсионеры - люди, не особо занятые домашними делами. От них и в саду-то - толку чуть, но они используют льготный бесплатный проезд для развлечения, устроив на конечных остановках, своего рода, клуб садоводов-консультантов друг для друга - общаются, сплетничают, иногда ругаются... Хвалятся урожаем, сетуют на отсутствие дождей, поминают недавно ушедших из жизни (и из очереди на автобус) - словом, живут, меняясь в возрасте, до поры, когда уже не будет сил прийти в эту очередь, и их сад зарастет бурьяном и иноземным люпином.

    Сегодня в центре внимания у женской части очереди старый-престарый дед, сгорбленный до такой степени, что поддерживает равновесие с помощью грушевого бадика, держась за него обеими руками. Хитрая такая трость, изготовленная, видимо, собственноручно, со специальными крючками, чтобы была возможность что-то повесить - сумку, картуз... да, хоть чего. Сегодня на ней полиэтиленовый пакет с красочным изображением полуобнаженной Мадонны. Какая-то бабуля, сослепу, не обратив сразу внимания на такое бесстыдство, потом вгляделась:

- Постой-постой, дай-ка посмотреть...Тьфу, паскудник... И не стыдно?

- А чё мне стыдиться-то? Эт-т, бабам стыдиться надо. Я что-ли, тут раскорячился без одежды совсем?

- !!!

    Бабка оказалась с развитым воображением (да и жизненный опыт, видимо, сказался) - захихикала весело, прикрыв беззубый рот сморщенной ладошкой, представила, наверное, деда голышом - в позе оригинала с яркой картинки.

    А деда тут-же окружили "поклонницы"- шутки, подначки... Жизнь

----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

    Даму, стоявшую сейчас передо мной нетрудно было не заметить. Представьте себе старушонку, как минимум - лет под сто, и, выражаясь "брачным" языком современных объявлений, имея ввиду внешние параметры - полтора на сорок, причем и рост и вес в данном случае, по всей вероятности, я достаточно серьёзно преувеличил.

    Она была в длинном, темно-синем с белыми цветочками, крепдешиновом платье с подкладкой и прямыми подстроченными плечиками, с белым кружевным воротничком и такими же рукавами - ну, типичный "божий одуванчик"... Седые прядки топорщатся реденькими букольками из-под, какой-то странной, шляпки. Пожелтевшие от времени, но чистые, шелковые перчатки на тонких, как птичьи лапки, ручках, белые носки с подворотом и черные старомодные туфельки на крошечных ступнях. Все это я отметил почти машинально, не приглядываясь к стоявшему передо мной человеку - уж слишком необычным и несовременным, запоминающимся без усилий, был этот образ. Но, её осанка, вызывающе выставленный вперед острый подбородок, поджатые губы, ярко-голубые глаза на строгом худеньком, в мелкой сетке морщин лице никому, без сомнения, не давали ни малейшего шанса поупражнять себя в остроумии в отношении их обладательницы.

    Добавьте к этому маленькую лакированную сумочку с замком-защелкой (ридикюль - так, по моему, называли подобное изделие раньше), неизвестно как дожившей до нашего времени, и вы будете иметь полное представление о стоявшем передо мной живом воплощении аристократического достоинства и, почти вызывающей, независимости. По крайней мере, именно так, я всегда представлял себе представительниц старшего поколения соответствующего сословия в дореволюционной России.

- Молодой человек закройте, наконец, рот и, пожалуйста, скажите сколько сейчас время?

- Да, да... Сейчас, одну минуту бабуль - заторопился я.

    Вынул сотовый телефон, и продолжал шарить по карманам в поисках очков. "Бабуля" терпеливо ждала, снисходительно наблюдая за моей заискивающей суетой.

- Мадам! Мадам, - молодой человек... Пообходительнее, надо бы ,с женщиной... даже, несмотря на вашу изумительную наблюдательность. И тем более, если вы, изо всех сил, стараетесь быть с ней вежливым... - этот крохотный "осколок минувших эпох" был на редкость ироничен и издевательски спокоен. Пол и возраст давали ей такое право - Учить Жить, и требовать к себе внимания.

- Сейчас, сейчас... А, вот! Всё! Так..., без двадцати два.

- Гм... Благодарю вас, юноша.

    Она переложила сумочку в правую руку, левую поднесла к лицу, ловко - по мальчишески, отвернула губами край шелковой перчатки и, на запястье тонкой, почти детской ручки, я рассмотрел крошечные, с ноготь, золотые часики на тонком золотом же браслете:

- Ну, вот, так я и знала! Опять отстали на десять минут.

-----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

   Старое двухэтажное, обшарпанное и грязное здание семейного общежития по ул. Ба.....ина. Охрипшая от крика мать, которой, по всей вероятности, уже надоело звать сына домой, выглядывая из окна первого этажа, просит маленькую дочку соседки:

       -  Алёнка, миленькая, сбегай, позови Андрюшку, а... ?

     Та вопросительно смотрит на сердитую женщину.

       -  Да на помойке этот махновец, наверное. Опять, изверг, небось кошку мучает! Скажи - убью...

     Девочка вприпрыжку убегает, и через пять минут растрепанная, с горящими глазами останавливается под окном, и звонко, восторженно:

       - Теть Мусь! Он ее не мучает! Он ее мух учит ловить...

------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

     Липецк. Площадь Мира. Два подряд магазина женского белья. "Милавица" с припиской "Мое белье" и "Белье от Кристины"

     Старый дед во время остановки тролейбуса напротив, внимательно и долго - по слогам, читал эти вывески. Потом сплюнул в сердцах, и про себя - задумчиво, но достаточно громко:

       -  Ну, и на кой черт мне ваши обноски...