Черчилль о Гумбинене....

Илья Дементьев, к.и.н., доцент БФУ им. Канта

_____________________________________________

Из вторых рук, конечно, цитировать
не надо, но если очень нужно, то можно,

и для этого есть два различных способа.

У. Эко

Цитирование чужих текстов играет важнейшую роль в работе про­фессионального историка. Первое¹ предложение «Истории» Геродота начинается с едва скрытой цитаты: «По словам сведущих среди персов лю­дей, виновниками раздоров между эллинами и варварами были финикияне» (пер. Г. А. Стратановского). Далее «отец истории» неоднократно прибе­гает к цитированию, не оформляя, правда, научно-справочный аппа­рат в соответствии с ГОСТом. Вслед за Геродотом все историки охотно используют чужие тексты — кто для «красного словца», кто для пущей убедительности, кто по соображениям личной скромности.

Цитаты в научных текстах подчиняются определенным принци­пам, которые обеспечивают доверие читателей. Девятое правило цити­рования Умберто Эко в его знаменитом пособии по написанию ди­пломных работ гласит: «Цитаты должны быть абсолютно точны. Во-первых, слова должны приводиться в той же форме, в которой стоят в источнике. <…> Во-вторых, нельзя выкидывать кусочки текста, никак этого не обозначив. Читателя следует оповещать о купюре» [4, с. 184]. Несмотря на этот недвусмысленный совет, авторы научных публика­ций нередко применяют цитирование из вторых и даже третьих рук, которое обозначается известной формулой «Цит. по».

Один из таких случаев стал предметом любопытной переписки, фрагменты которой предлагаются вниманию читателя. Поводом для нее послужила одна цитата, широко распространенная в отечествен­ной литературе по истории российско-германского противостояния периода Первой мировой войны. В Гумбинненском сражении

генерал Н.А. Епанчин

20 авгу­с­та 1914 г. победу одержала 1-я русская армия — в частности 3-й кор­пус, которым командовал генерал Н. А. Епанчин (1857—1941). Через полтора десятилетия об этой победе вспомнил знаменитый британский политический деятель Уинстон Черчилль. Его мнение обычно цитиру­ется так:

«Очень немногие слышали о Гумбиннене, и почти никто не оценил ту замечательную роль, которую сыграла эта победа. Русская контратака Третьего корпуса, тяжелые потери Макензена вызвали в
8-й немецкой армии панику, она покинула поле сражения, оставив на нем своих убитых и раненых, она признала факт, что была подавлена мо­щью России» [2, с. 354—355].

В некоторых работах указывается, что эти слова произнесены в мае 1930 г. Черчиллем в интервьюгазете «Дейли Телеграф» [там же, с. 354]; в других упоминается его статья в той же газете [3]. Независимо от рас­хождений в тексте² Черчилль, как правило, цитируется по сочинению барона А. П. Будберга, которое цитирующие читали в разных издани­ях. Г. В. Кретинин ссылается на книгу барона «Гумбиннен. Забытый день русской славы» (Сан-Франциско, 1938, с. 14) и указывает в приме­чаниях: «Судя по историографическим данным, эта фраза Черчилля стала классической, так как ее приводит и Епанчин, писавший свои мемуары в 30-е годы и имевший в это время переписку с Черчиллем, и Касимов, автор вступительной статьи к книге Б. Такман» [2, с. 363—364]. Надо отметить, что в статье О. Касимова Черчилль цитируется также со ссылкой на барона Будберга, правда, на парижское издание его книги 1937 г. («Гумбинен — забытый день русской славы», Париж, 1937, с. 14) [1, с. 29].

Слова Черчилля воспроизводятся не только в научной литературе, но и во многочисленных интернет-публикациях. Долгое время не уда­валось установить первоисточник цитаты, в отечественной литературе сложилась прочная традиция цитирования соображений Черчилля в переводе Будберга. При редактировании книги о малых городах Кали­нинградской области у автора этих строк возник естественный вопрос о том, действительно ли слова о «мощи России» принадлежат Черчиллю.

Поиски источника цитаты привели на сайт американской неправи­тель­ственной организации «Центр Черчилля» (www.winstonchurchill.org). Центр, учрежденный в 1994 г. на базе Меж­дународного черчиллевского общества, организует международные конференции, поддерживает исследования, ведет издательскую дея­тельность. Издание Центра «Finest Hour»³ редактирует заместитель председателя Центра Ричард М. Лэнгворт⁴. Сайт предлагает всем желающим задавать вопросы, касающиеся жизни Черчилля, г-ну Лэн­гворту.

Именно Ричарду Лэнгворту автор этих строк отправил по элек­тронной почте 2 июня 2011 г. (в 20.05 по московскому времени) письмо, в котором приводилась обсуждаемая цитата:

…Один автор цитирует интервью (или статью) сэра Уинстона Черчил­ля в «Дейли Телеграф» (май 1930 г.)… Автор цитирует не Черчилля напря­мую, а русского эмигранта Будберга (его книга о Гумбиннене была опуб­ликована в 1938 г. в Сан-Франциско). Я не уверен, что Будберг был точен в этой цитате. Могли бы Вы сообщить, возможно ли найти, например, тексты или списки статей г-на Черчилля в этой газете? Отражает ли эта цитата ау­тентично его точку зрения? Для меня это важно, потому что я хотел бы проверить все факты в этой книге — иногда это почти невозможно.

Всего лишь через два часа (в 22.04 по московскому времени; в штате Нью-Гэмпшир, где проживает историк, было 14 часов пополудни) по электронной почте пришел ответ — столь же оперативный, сколь и доброжелательный. История отношения Черчилля к гумбинненской теме получила неожиданное развитие. Ричард Лэнгворт сообщил сле­дующее⁵:

…Черчилль действительно написал приблизительно такие слова о Гумбинненском сражении и в своих мемуарах о Первой мировой войне «Мировой кризис» (The World Crisis), и в одной из своих статей для «Дейли Телеграф» [в серии] «Решающие события войны».

Гумбиннен подробно описан в главе 12-й «Вторжение в Восточную Пруссию» заключительного тома «Мирового кризиса», который называется «Восточный фронт»⁶. Хотя в немецких сообщениях Гумбиннен был объяв­лен победой, Черчилль считал, что результат был неоднозначным: «Не­мецкие доклады о Гумбиннене состоят почти без исключения из обидного слова “паника”. Этим беспорядком был остановлен немецкий правый фланг, и ночь опустилась над бурными сценами победы и поражения, в которых равным образом участвовали обе армии».

<…> Сэр Мартин Гилберт опубликовал интересные данные об этой ис­тории в своих справочных материалах к официальной биографии Черчил­ля (Churchill Winston S. Companion Vol. 5. P. 2: Documents, The Wilderness Years 1929—1935. London: Heinemann, 1981. P. 1339). Спустя несколько лет после упоминания Гумбиннена в «Дейли Телеграф» Черчилль получил письмо от Николая Епанчина, которого сэр Мартин характеризует сле­дующим образом: «Николай Епанчин, 1857—1941. Генерал, командовав­ший русским Третьим корпусом в сражении под Гумбинненом 20 августа 1914 г. Командовал 5-й Финляндской стрелковой дивизией, 1916—1917.
В шта­бе генерала Деникина, 1918—1920. Покинул Россию в 1921. Проживал в Германии в 1921—1923 и в Ницце с 1923 до смерти. Написал Черчиллю письмо из Ниццы 28 ноября 1935 г., комментируя статьи Черчилля [из се­рии] «Решающие события войны» в «Дейли Телеграф» 1930 г. с личными воспоминаниями о Гумбинненском сражении:

«Генерал Маккензен атаковал центр — т. е. III русский корпус, которым я имел честь командовать. Я решил контратаковать после энергичной ар­тиллерийской подготовки — 10 тысяч снарядов, выпущенных 27-й артил­лерийской бригадой, которая, по данным немецких источников, понесла очень тяжелые потери и произвела колоссальное впечатление на войска
17-го корпуса генерала Маккензена. Когда после этой подготовки 25-я и
27-я дивизии III корпуса начали продвижение, пруссаки в панике ретирова­лись».

Епанчин завершил свое письмо вопросом к Черчиллю так: «…не сочтет ли британское правительство возможным назначить мне небольшую пен­сию с учетом роли, которую я сыграл в Гумбинненском сражении, имев­шем, по вашему мнению, решающее влияние на последующий ход Вели­кой войны?»

Согласно книге сэра Мартина, Черчилль ответил следующим письмом, вложив в него некоторую сумму из собственных средств:

«Уинстон С. Черчилль генералу Николаю Епанчину (Churchill papers: 8/502).

2 декабря 1935 г.

Я премного обязан Вам за письмо и рад узнать, что наши мнения в оценке Гумбинненского сражения и действий третьего русского корпуса совпадают. Я позабочусь о том, чтобы в будущих переизданиях моей книги Ваше имя было упомянуто. Примите мое глубочайшее сочувствие в связи с печальной участью, которая настигла Вас и Вашу семью. Уверен, что обра­щаться к правительству Его Величества не имеет смысла, поскольку нет специальных средств, из которых можно было бы выделить Вам какое-то пожертвование, — пора, когда героям войны раздавали награды, давно прошла. Боюсь, что я могу только приложить небольшой вклад из моих личных средств».

К сожалению, я не нашел имени Епанчина в следующем издании «Ми­рового кризиса» (1939) или в более поздних изданиях «Восточного фронта» (1937, 1941). Таким образом, думаю, следует предположить, что Черчилль забыл свое обещание упомянуть его имя.

У меня нет статьи в «Телеграф», вероятно второй из двенадцати, «При­готовления к Танненбергу», опубликованной 6 мая 1930 г. Она никогда не перепечатывалась, так как в сущности тот же самый текст дан Черчиллем в «Восточном фронте». Как бы то ни было, в своей десятой статье (о Дарданеллах) Черчилль начинает с другого упоминания Гумбиннена: «В своей работе я особенно хотел бы показать реальное или кажущееся таковым влияние незначительных неожиданных эпизодов, совпадений и неудач на тяжеловесную поступь судьбы. Мы увидели серьезное отклонение хода со­бытий, которое последовало за возбужденным телефонным разговором между генералом фон Притвицем и Мольтке после сражения при Гумбин­нене».

Наконец, сам сэр Мартин Гилберт в своей книге «Первая мировая вой­на» пишет: «Во время сражения при Шталлупёнене [немецкий генерал] Франсуа взял три тысячи русских пленных перед тем, как отступить на бо­лее сильные позиции.

Несмотря на немецкую победу на германской земле, Генеральному штабу была очевидна серьезная опасность, угрожавшая в Восточной Прус­сии, которая была практически лишена войск, что позволило бы немцам нанести поражение Франции до начала вторжения в Россию. Ренненкампф к 19 августа продвинулся к Гумбиннену. Немецкий командующий [8-й ар­мией] в Восточной Пруссии генерал фон Притвиц запаниковал. “Я должен отойти к Висле”, — сказал он генералу Франсуа по телефону. Такое отсту­пление привело бы к тому, что всю Восточную Пруссию пришлось бы оста­вить. В истерическом телефонном разговоре с кайзеровским штабом При­твиц даже усомнился в том, что он может удержать линию Вислы “вследст­вие низкого уровня воды в реке” в это время года.

Именно старший офицер штаба полковник Макс Гофман обратил внимание, что только успешное наступление против русских сил могло бы позволить немецким войскам отступить, не подвергаясь постоянным ата­кам со стороны превосходящих сил. Для предотвращения тяжелых боев в любом пункте отступления Гофман нуждался в том, чтобы Притвиц пе­реместил свои силы к позиции, где они могли бы в равной степени удачно атаковать любую из двух русских армий. Притвиц, однако, не имел больше желания сражаться, и 22 августа вместе с начальником штаба он был ото­зван» [6, p. 48]⁷.

Спасибо за то, что побудили меня к этим увлекательным розыскам и позволили узнать вещи, которых я не знал! Надеюсь, это окажется для Вас полезным.

С наилучшими пожеланиями,

Ричард М. Лэнгворт.

Таким образом, благодаря любезному содействию американских коллег сегодня можно с уверенностью говорить о том, что цитата из статьи Черчилля была передана А. П. Будбергом верно лишь в самых общих чертах. В версии Будберга Черчилль не может скрыть восхище­ния от мощи России, обратившей в бегство немецких солдат при Гум­биннене. В действительности акценты, расставленные Черчиллем, зву­чат несколько иначе:

В течение 17 и 18 августа войска Ренненкампфа перешли границу и после жестокой подготовительной схватки под Шталлупёненом 20 августа выстроились для сражения перед городом Гумбинненом. В этот день со­стоялась битва между 7 германскими и 8 русскими дивизиями, которые, хо­тя это осталось незамеченным в общем европейском столпотворении, при­вели в движение несколько цепочек событий, серьезно и даже решающим образом повлиявших на весь ход Великой войны. Очень немногие слышали о Гумбиннене и едва ли кто-нибудь оценил удивительную роль, которую он сыграл (здесь и далее курсив мой. — И.Д.). Результаты этого дня были неоднознач­ными⁸. Франсуа со своим I корпусом застал врасплох на заре русский пра­вый фланг и, дезорганизовав, выбил его на семь миль. Немецкая кавале­рийская дивизия, в одиночку проследовавшая перед носом инертного рус­ского кавалерийского корпуса, пронеслась вокруг разбитого фланга и про­извела панику в русском тылу (masses of Russian transport). Первый резерв­ный корпус генерала фон Белова на другом фланге добился некоторого успеха и с надеждой ожидал прибытия дополнительной немецкой дивизии для продолжения боевых действий на следующий день [5, р. 174—175].

П.К. фон Ренненкампф, победитель под Гумбинненом

Далее Черчилль описывает то, как воодушевленный успехом Фран­суа генерал Маккензен с XVII корпусом атаковал в центре, но, встретив неожиданное сопротивление, был разгромлен. Все попытки военачаль­ника лично предотвратить поражение оказались безуспешными. «Впо­следствии XVII корпус бился в аналогичных сражениях с исключитель­ными отвагой и превосходными результатами, но все немецкие отчеты о Гумбиннене содержат практически без исключений оскорбительное слово “паника”» [ibid., p. 175]. Несколькими страницами позже Чер­чилль обсуждает последствия сражения при Гумбиннене:

Ренненкампф и его генералы были потрясены Гумбинненским сраже­нием. Они почувствовали, казалось, смертельную хватку ужасного против­ника, сдавившего их. Внезапно без всякой понятной причины хватка ос­лабла. Немцы отступили; они совершенно исчезли; они покинули поле сражения, оставив погибших и раненых. Куда они ушли? Это могло бы выясниться поз­же. Почему они ушли? Это была загадка. Но есть одно объяснение, объяс­нение, потакающее чувствам русских и подпитывающее их самые сокро­венные надежды. Отпор и тяжелые потери корпуса Маккензена привели в па­нику немецкую армию. Они знали, что они разбиты. Они приняли тот факт, что численно их абсолютно превосходила могучая Россия⁹. Они в спешке отсту­пали, сохраняя свои силы для борьбы глубоко внутри своей собственной страны. <…> Позвольте теперь обобщить последствия Гумбиннена. Сраже­ние позволило Притвицу прекратить борьбу и предложить отступление к Висле. Оно спровоцировало Мольтке отстранить Притвица. Оно вдохнови­ло Мольтке назначить Гинденбурга и Людендорфа и тем самым вызвать многочисленные последствия этого решения. <…> Оно сообщило русскому командованию уверенность, которая никоим образом не была оправдана. Оно дало ему совершенно ложное представление о характере, состоянии и намерениях врага [ibid., р. 182—183].

«Последним из последствий Гумбинненского сражения» Черчилль считал битву при Танненберге, «Канны мировой войны» и последо­вавшее за ней сражение на Мазурских озерах [ibid., p. 185].

Цитата, приводимая А. П. Будбергом, по всей видимости, не являет­ся единым текстом и составлена из нескольких фрагментов. Дальней­шее цитирование было бы правильнее осуществлять по более извест­ной в мировой науке публикации книги Черчилля. Конечно, русскому читателю, с легкой руки Будберга, приятно думать о том, что Черчилль признавал «мощь России» и «замечательную роль» победы при Гум­биннене. Однако в действительности мысль британского политика и историка более сложная и не такая комплиментарная по отношению к русским, как хотелось бы многим. По мнению Черчилля, немецкая паника была безосновательной, а кроме того, способствовала росту са­моуверенности российских военачальников, фактически предопреде­лив дальнейшие поражения русской армии.

Подробное письмо американского коллеги, проливающее свет на
историю отношения Черчилля к Гумбинненскому сражению, гово­рит нам не только об одном малозначительном эпизоде биографии британского политика. Это письмо — хороший пример того, как отно­ситься к своему делу серьезно и увлеченно, сочетая компетентность и такт, добросовестность и оперативность. Ричард Лэнгворт завершает свое письмо словами благодарности за возможность узнать что-то новое о своем герое; хотелось бы разделить ответное чувство благодарности с широким кругом читателей.

С